Коллектив авторов - Махабхарата. Рамаяна

Казалось шипеньем змеи зачарованной в круге.

«О, горе!» - вскричал побуждаемый честью и долгом,

На голой земле пролежавший в беспамятстве долгом.

«Зачем, ненавистница, волю дала душевредству?

Какие обиды чинил тебе Рама, ответствуй?»

И, праведным гневом налим изнутри, как жаровней,

Добавил: «Дарил тебя Рама любовью сыновней!

Зачем же ущерб, недостойной натуре в угоду,

Наносишь ему и великому нашему роду?

Не царские дочери, но ядовитые змеи

Подобно тебе поступают, - сказал он Кайкейи. -

Себе на погибель я ввел тебя в наше семейство!

В упадок повергнет Кошалу твое лиходейство!

Скажи, за какую провинность я Раму отрину?

За что нанесу оскорбленье любимому сыну?

Его добродетели славит народ повсеместно.

Да будет об этом тебе, криводушной, известно!

С богатством расстался бы я, с Каушальей, Сумитрой...

Но Рама? Да что тебе в голову вспало, злохитрой!

Мой Рама - отрада отца, воплощенье отваги.

Без солнца земля проживет и растенье - без влаги,

Но дух мой расстанется с плотью, когда я безвинно,

По воле твоей изгоню благославного сына.

Пусть водами Индры не будет омыта природа,

И Сурья на землю лучей не прольет с небосвода!

Ни солнца не надобно нам, ни даров Громовержца.

Но вид уходящего Рамы смертелен для сердца!

Так царствуй, змея вредоносная, с Бхаратой вместе,

Стране в поруганье и нашему роду в бесчестье!

Когда государство Кошалы повергнешь в упадок,

Врагам поклонись, чтоб они навели в ней порядок!

Зачем, раскрошившись, из этого скверны сосуда

Не выпали зубы, когда изрыгалась оттуда

Хула на того, от кого не видала ты худа?

С рожденья мой сын благородства печатью отмечен.

Мой Рама с людьми благодушен, приветлив, сердечен,

Почтителен, ласков, безгневен, душою не злобен.

Мой Рама обидного слова изречь не способен!

Исчадье бесстыжее царского дома Кекайя,

Не думай, чудовищной речью меня подстрекая,

Что я для тебя, скудоумной, пущусь на злодейство!

Державу замыслила ты погубить и семейство.

Постылая лгунья, претит мне твое лицедейство!»

Врагов сокрушитель, под стать одинокой вдовице,

Рыдая, ударился в ноги жестокой царице.

Как в муке предсмертной, супругу молил он усердно:

«Ко мне, госпожа дивнобедрая, будь милосердна!»

И снова просил у Кайкейи пощады властитель, -

Проживший свой век добродетельно, долга блюститель:

«Не прихоти ради, - о пользе державы радея,

Преемника раджа себе избирает, Кайкейи!

Царица с округлыми бедрами, с ликом прекрасным,

Дай Раме Айодхьи правителем стать полновластным!

И Раму и Бхарату - любящих братьев обрадуй!

Тебе почитанье народное будет наградой».

В покоях сверкали гирлянды жемчужин отменных,

Искрились тяжелые гроздья камней драгоценных.

И, белым сандалом изысканно благоухая,

Подобно туманом повитой вершине Малайя,

Стремясь победить нечестивицы злость и предвзятость,

Молил он: «Уважь мою старость, наставников святость!»

Глаза повелителя были от слез медно-красны,

Но были его увещанья и просьбы напрасны.

На землю свалился в беспамятстве раджа несчастный.

Весьма оскорбленный супругой своей непреклонной,

Он горько вздыхал и ворочался ночью бессонной.

Когда на заре пробудили царя славословья,

Велел он певцу отойти от его изголовья.

За Рамой посылают царского возничего Сумантру.

Помазанья Рамы ждала с нетерпеньем столица.

По городу лихо Сумантры неслась колесница.

Дворец белоснежный узрел, торжествуя возница.

Красой отличались ворота его и террасы.

Он высился вроде горы осиянной, Кайласы.

Казалось, блистает не Рамы, но Индры обитель,

Что в райском селенье воздвигнул богов повелитель.

Обилью камней драгоценных, златым изваяньям

Громады порталов обязаны были сияньем.

Огромный дворец походил на пещеру златую,

Что Меру собою украсила, гору святую.

Был полон дворец журавлей трубногласных, павлинов,

Что дивно плясали, хвосты опахалом раскинув.

А стены - приятное зрелище стад беззаботных

Являли - резцом иссечённых прекрасных животных.

Как месяц, как солнце, блистающий, стройный сверх меры,

Дворец богоравного Рамы, - жилище Куберы,

Небесную Индры обитель узрел колесничий,

С пернатыми пестрыми, с разноголосицей птичьей,

Горбатых прислужников, замерших в низком поклоне,

И граждан Айодхьи, что, Раму увидеть на троне

Желая, стеклись ко двору и сложили ладони.

В дворцовом саду обретались олени и птицы.

Сумантра, коней осадив, соскочил с колесницы,

И, дрогнув, забилось от радости сердце возницы.

Он трепет внезапный восторга почувствовал кожей:

На ней волоски поднимались от сладостной дрожи.

У царской обители, схожей с горою Кайласа,

Толпился народ в ожиданье счастливого часа.

Увидел Сумантра и Рамы друзей закадычных,

Мужей - обладателей многих достоинств отличных.

Олени, павлины гуляли у царского дома,

Что блеском сравнялся с жилищем властителя грома.

Внимая веселым речам, просветленные лица

Встречая, направился в опочивальню возница.

Сумантра не мог пренебречь соблюденьем приличий.

И в спальном покое почтил песнопеньем возничий

Того, кто, блистая, простерся на царственном ложе.

Был солнцу в зените подобен царевич пригожий.

Промолвил Сумантра: «О сын Каушальи прекрасный,

Не медли! Тебя призывает родитель всевластный.

О Рама, коль скоро взойдешь на мою колесницу,

Мы ждать не заставим его и Кайкейи-царицу!»

Торжественно двинулся Рама по улице главной,

И сладостный дым фимиама вдыхал Богоравный.

Украшенный стягами пестрыми град многолюдный

Увидел Айодхьи предбудущий царь правосудный.

Его окружало цветистых знамен колыханье,

Он чувствовал запах сандала, алоэ дыханье.

Дома белоснежные в городе этом чудесном,

Блистая, вздымались под стать облакам поднебесным.

Дорогою царской везли Многосильного кони.

В курильницах жгли драгоценную смесь благовоний.

Навалены были сандала душистого груды,

И дивно сверкали кругом жемчуга, изумруды.

Льняные одежды и шелковые одеянья,

Венки и охапки цветов добавляли сиянья.

Блестела везде по обочинам утварь из меди

С великим обильем припасов и жертвенной снеди.

Подобен пути, что избрал в небесах Жизнедавец,

Был радостный путь, оглашаемый тысячью здравиц.

Он кадями рисовых клёцок, поджаренных зерен

Был щедро уставлен, окурен сандалом, просторен.

Стояли чаны простокваши; цветов плетеницы

На всем протяженье украсили ход колесницы.

В покоях Кайкейи Рама видит царя. Дашаратха бледен и плачет. Он в силах выговорить только имя сына. Вместо него царское решение объявляет Кайкейи. Рама не произносит ни слова осуждения или несогласья. Он уверяет Кайкейи, что воля Дашаратхи будет исполнена. Он утешает рыдающего отца, ласково прощается с ним и Кайкейи и удаляется.

Царица Каушалья, мать Рамы, - в отчаянье. Лакшмана уговаривает брата захватить престол силой. Он грозится убить Кайкейи, а если надобно - и самого царя. Но Рама утишает его гнев.

Возвратясь к себе во дворец, Рама рассказывает Сите о случившемся и говорит, что решение отца для него непреложно. Он просит жену не покидать Айодхьи и дождаться его возвращения. «Я не должна и не могу разлучаться с тобой!» - говорит Сита. Рама тщетно убеждает ее. «Я умру в разлуке с тобой!» - повторяет Сита. Наконец Рама обещает взять Ситу с собой. После долгих уговоров он соглашается взять с собой и Лакшману.