Коллектив авторов - Махабхарата. Рамаяна

Отец и мать юноши совершили поминальные обряды и взошли на погребальный костер.

Дашаратха рассказывает об этом Каушалье. «Ныне сбывается провещание пустынника: я умираю в тоске по милому сыну», - говорит царь. При этих словах жизнь оставляет его.

Айодхья, великий город, охвачен скорбью. Рама и Лакшмана - в изгнанье, Бхарата с Шатругхной гостят у царя кекайев Ашвапати, родного дяди Бхараты. Некому предать тело царя сожжению! Придворные помещают его тело в чан с маслом и посылают гонцов за Бхаратой, новым царем Кошалы.

Ночною порой, с появленьем посланников знатных,

Привиделось Бхарате много вещей неприятных.

С трудом на заре пробудился царевич достойный,

Тоску и тревогу вселил в него сон беспокойный.

Тут сверстники Бхараты, видя царевича в горе,

Ему рассказали немало забавных историй.

Умели они толковать о смешных небылицах,

Плясать, побасёнки и притчи разыгрывать в лицах.

Но Бхарата, горестно глядя на эти потуги,

Промолвил: «Недоброе знаменье было мне, други!

Нечесаный, бледный, мне снился отец ненаглядный.

Свалился он в пруд, от навоза коровьего смрадный.

Он плавал со смехом и, каши отведав кунжутной, -

Я видел, - из пригоршней масло он пил поминутно.

Все тело царя Дашаратхи лоснилось от масла.

Упала на землю луна и мгновенно погасла.

Иссякшие воды морские и землю во мраке

Узрел я, и сразу объял меня ужас двоякий.

Еще мне привиделись нынче другие напасти:

Что бивень слона ездового распался на части,

Что жарко блиставшее пламя внезапно потухло,

Что разом листва на деревьях свернулась, пожухла.

Мне снилось, - окутаны дымом, обрушились горы,

А твердь под ногами разверзлась, и нет им опоры!

И в черном убранстве - отца на железном сиденье,

Влекомого женщиной черной, мне было виденье.

Царя украшали багряных цветов плетеницы.

Ослов увидал я в оглоблях его колесницы,

Что к югу стремилась, а мерзкая ракшаси в красном

Глумилась над ним, сотрясаема смехом ужасным.

Чью гибель, друзья, знаменует виденье ночное?

В нем было для нашего рода предвестье дурное!

Кто едет во сне в колеснице, влекомой ослами,

Тому угрожает костра погребального пламя!

И горло мое пересохло, и дружеской шутке

Внимать я не в силах, как будто не в здравом рассудке.

Дрожу от боязни, хоть страх недостоин мужчины.

Слабеет мой голос, поблекла краса от кручины.

Я словно в разладе с собою самим без причины».

Послы ничего не отвечают на расспросы Бхараты. Царевич немедля едет в Айодхью. Прибыв во дворец, он спешит к матери. Он расспрашивает ее об отце, он хочет видеть его. Кайкейи сообщает ему о кончине родителя. Бхарата с горьким плачем падает наземь. Криводушная царица рассказывает сыну о свершении своего умысла. Бхарата осыпает мать упреками. Он не может занять престол, по праву принадлежащий Раме! Он не желает жить в разлуке с любимыми братьями и царевной Видехи! Он молит Каушалью простить зло, причиненное ей и Раме царицей Кайкейи. Обещает сей же час выступить на поиски возлюбленного сына Дашаратхи и привезти его в столицу Кошалы.

Бхарата предает сожжению тело отца и совершает поминальные обряды.

Затем Бхарата созывает огромное войско и собирает множество мастеров, которым приказывает проложить новую дорогу к святой Ганге.

Почтительный Бхарата, еле дождавшись денницы,

Чтоб свидеться с братом, велел заложить колесницы.

Передние шли со жрецами, с мужами совета

И были под стать колеснице Дарителя Света.

За доблестным Бхаратой десятитысячной ратью

Шагали слоны боевые с отменного статью.

Там было сто раз по шестьсот колесниц, нагруженных

Отрядами ратников, луками вооруженных, -

Сто раз по шестьсот колесниц, оснащенных для боя,

В которых отважные лучники ехали стоя.

Сто тысяч наездников храбрых по данному знаку

Погнали сто тысяч коней за потомком Икшваку.

Царицы взошли на блистающую колесницу,

Утешены мыслью, что Рама вернется в столицу.

За Бхаратой следуя, слушая грохот и ржанье,

О Раме беседуя, радовались горожане.

Они восклицали, бросаясь друг другу в объятья:

«Вы Раму и Лакшману скоро увидите, братья! -

Добро, воплощенное в Рагху великом потомке,

Рассеет печали земные, как солнце - потемки!»

В стремленье найти благородного Раму - едины,

На поиски вышли достойные простолюдины,

Что дивно алмазы гранят, обжигают кувшины.

Явились прядильщики шелка и шерсти отменных,

Сверлильщики узких отверстий в камнях драгоценных,

Искусники те, что куют золотые изделья,

Павлинов ловцы, продавцы благовонного зелья.

Там первой руки мастера-оружейники были,

Ткачи, повара, лицедеи-затейники были.

Там лекари, виноторговцы, закройщики были,

Чеканщики, резчики, банщики, мойщики были.

И пильщики, и рыбаки, бороздившие воды,

И лучшие из пастухов - главари, верховоды.

Стекло выдувая, кормились умельцы иные,

Другие - одежды выделывали шерстяные.

В телегах, влекомых быками, за Бхаратой следом

Отправились брахманы, жизнь посвятившие ведам.

Сандалом тела умастили, сменили одежду

И Раму увидеть лелеяли в сердце надежду.

Торжественно двигались кони, слоны, колесницы

За отпрыском братолюбивым Кайкейи-царицы.

На праздничный лад горожане настроены были,

Весельем охвачены Бхараты воины были.

И долго царевич терпел путевые мытарства,

Но Гангу увидел, вступая в нишадское царство.

К столице нишадской он конскую рать и слоновью

Привел осмотрительно, движимый братской любовью.

Там царствовал Гуха. Он Рамой не мог надышаться,

И Рама любил за величие духа нишадца.

К стенам Шрингавера и Ганги божественным водам

Приблизилось Бхараты войско торжественным ходом

И замерло... Резвые стаи гусей златопёрых

Играли, красуясь, на этих прибрежных просторах.

Теченье священной реки оглядел повелитель,

Недвижно застывшее войско и Гухи обитель.

Не чужд красноречья, он молвил сановникам знатным:

«Я нашему войску, готовому к подвигам ратным,

У Ганги великой, что слиться спешит с океаном,

Велю на приволье немедля раскинуться станом!

Как только забрезжит над Гангой денницы сиянье,

Мы все переправимся и совершим возлиянье

Водой, чтобы радже земному, почившему в благе,

В селеньях небесных не знать недостатка во влаге».

Усталое воинство спало, но, братниной доле

Сочувствуя, Бхарата глаз не смыкал поневоле:

«О Рама, ты должен сидеть на отцовском престоле!»

Переправившись через великую реку, сын Кайкейи вместе с Шатругхной входит в лесные чащи.

То замечая дорогу по следам, оставленным изгнанниками, то сердцем угадывая путь, Бхарата приходит наконец к хижине Рамы. Он видит братьев и прекрасную Ситу исхудалых, в грубых одеждах. Он падает к ногам Рамы, молит о прощении, заклинает быстрее воротиться в Айодхью. Рама узнает о смерти отца, он лишается чувств, Лакшмава и Сита плачут.

Рама, однако же, отказывается стать царем. «Ведь, умирая, отец не отменил, да и не в силах был отменить свою волю. Он связан был обещаньем, данным Кайкейи. И ныне я повинен исполнить приказ родителя. Я пребуду в лесной пустыни, а ты возвращайся в Кошалу, в славную Айодхью, и ведай страну в покое и мире!»

Бхарата просит брата согласиться, но Рама тверд. Тогда Бхарата берет его сандалии, изукрашенные золотом, и говорит: «Пусть так! Я вернусь в Кошалу, но править я буду твоим именем. Сандальи же с твоих ног будут знаком твоей власти, я возложу их на трон. Сам я надену берестяные одежды отшельника и буду жить невдалеке от Айодхьи, дожидаясь твоего возвращения. А если ты, и Сита, и Лакшмана не вернетесь, я умру!»

Горестный Бхарата и его скорбящее войско пускаются в обратный путь.

Рама, желая ободрить опечаленную Ситу, ведет ее к отрогам пестроцветной горы Читракуты. Они поднимаются на вершину...