Коллектив Авторов - Былины. Исторические песни. Баллады

Кормил, поил калику, зрадовается,

И сам-то он ему воспроговорит:

«Да не красное ль то солнышко пороспекло,

Не млад ли зде светел месяц пороссветил?

Как нынечку-топеречку зде еще,

Как нам еще сюда показался бы

Как старыи казак здесь Илья Муромец!

Как нынь-то есть было топеречку

От тыи беды он нас повыручит,

От тыи от смерти безнапрасныи!»

Как тут это поганое Идолище

Взимает он калику на доспрос к себи:

«Да ай же ты, калика было русская!

Ты скажи, скажи, калика, не утай себя,

Какой-то на Руси у вас богатырь есть,

А старыи казак есть Илья Муромец?

Велик ли ростом, по многу ль хлеба ест,

По многу ль ещё пьет зелена вина?»

Как тут эта калика было русская,

Начал он калика тут высказывать:

«Да ай же ты, поганое Идолище!

У нас-то есть во Киеве Илья-то ведь да Муромец,

А волосом да возрастом ровным с меня,

А мы с ним были братьица крестовые;

А хлеба ест как по три-то калачика крупивчатых,

А пьет-то зелена вина на три пятачика на медныих». -

«Да черт-то ведь во Киеве-то есть, не богатырь был!

А был бы-то ведь зде да богатырь тот,

Как я бы тут его на долонь ту клал,

Другой рукой опять бы сверху прижал,

А тут бы еще да ведь блин-то стал,

Дунул бы его во чисто поле!

Как я-то ещё ведь Идолище

А росту две сажени печатныих,

А в ширину-то ведь сажень была печатная;

Головище у меня – да что люто лохалище,

Глазища у меня – да что пивные чашища,

Hoc-то ведь на роже с локоть бы.

Как я-то ведь да к выти хлеба ем

А ведь по три-то печи печеныих,

Пью-то я ещё зелена вина

А по три-то ведра я ведь мерныих,

Как штей-то я хлебаю по яловицы есте русскии!»

Говорит Илья тут таково слово:

«У нас как у попа было ростовского,

Как была что корова обжориста,

А много она ела, пила, тут и треснула.

Тебе-то бы, поганому, да так же быть».

Как этыи тут речи не слюбилися,

Поганому ему не к лицу пришли,

Хватил он как ножище тут, кинжалище

Со того стола со дубова,

Как бросил он во Илью-то Муромца,

Что в эту калику перехожую.

Как тут-то ведь Илье не дойдет сидеть,

Как скоро он от ножика отскакивал,

Колпаком тот ножик приотваживал;

Как пролетел тут ножик да мимо-то,

Ударял он во дверь во дубовую;

Как выскочила дверь тут с ободвериной,

Улетела тая дверь да во сени те,

Двенадцать там своих да татаровей

Намертво убило, друго ранило.

Как остальны татара проклинают тут:

«Буди трою проклят, наш татарин ты!»

Как тут опять Илюше не дойдет сидеть,

Скоро он к поганому подскакивал,

Ударил как клюшой его в голову,

Как тут-то он, поганый, да захамкал есть.

Хватил затем поганого он за ноги,

Как начал он поганым тут помахивать.

Помахиват Илюша, выговариват:

«Вот мне-ка, братцы, нынче оружье по плечу пришло».

А бьет-то сам Илюша, выговариват:

«Крепок-то поганый сам на жилочках,

А тянется поганый, сам не рвется».

Начал он поганых тут охаживать

Как этыим поганыим Идолищем.

Прибил-то он поганых всех в три часу,

А не оставил тут поганого на семена.

Как царь тут Костянтин-он Боголюбович.

Благодарствует его, Илью Муромца:

«Благодарим тебя, ты старыи казак Илья Муромец!

Нонь ты нас еще да повыручил,

А нонь ты нас да еще повыключил

От тыи от смерти безнапрасныи.

Ах ты, старыи казак да Илья Муромец!

Живи-тко ты здесь у нас на жительстве,

Пожалую тебя я воеводою».

Как говорит Илья ему Муромец:

«Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбович!

А послужил у тя только я три часа,

А выслужил у тя хлеб-соль мягкую,

Да я у тя еще слово гладкое,

Да еще уветливо да приветливо.

Служил-то я у князя Володимира,

Служил я у него ровно тридцать лет,

Не выслужил-то я хлеба-соли там мягкия,

А не выслужил-то я слова там гладкого,

Слова у него я уветлива, есть приветлива.

Да ах ты, царь Костянтин Боголюбович!

Нельзя-то ведь еще мне зде-ка жить,

Нельзя-то ведь то было, невозможно есть:

Оставлен есть оставеш на дороженьке».

Как царь тот Костянтин Боголюбович

Насыпал ему чашу красна золота,

А другую-то чашу скатна жемчугу,

Третьюю еще чиста серебра.

Как принимал Илюшенька, взимал к себе,

Высыпал-то в карман злато-серебро,

Тот ли-то этот скатный жемчужок.

Благодарил-то он тут царя Костянтина Боголюбова:

«Это ведь мое-то зарабочее».

Как тут-то с царем Костянтином распростилися,

Тут скоро Илюша поворот держал.

Придет он на уловно это местечко,

Ажно тут Иванище притаскано,

Да ажно тут Иванище придерзано.

Как и приходит тут Илья Муромец,

Скидывал он с себя платья те каличие,

Разувал лапотцы семи шелков,

Обувал на ножки-то сапожки сафьянные,

Надевал на ся платьица цветные,

Взимал тут он к себе своего добра коня;

Садился тут Илья на добра коня,

Тут-то он с Иванищем еще распрощается:

«Прощай-ка нынь ты, сильное могуче Иванище!

Впредь ты так да больше не делай-ка,

А выручай-ка ты Русию от поганыих».

Да поехал тут Илюшенька во Киев-град.

Ездит Илья во чистом поле.

Говорит себе таково слово:

«Побывал я, Илья, во всех городах,

Не бывал я давно во Киеве,

Я пойду в Киев, попроведаю,

Что такое деется во Киеве».

Приходил Илья в стольный Киев-град.

У князя Владимира пир на весело.

Походит Илейко во княжой терем,

Остоялся Илейко у ободверины.

Не опознал его Владимир-князь,

Князь Владимир стольный киевский:

«Ты откуль родом, откуль племенем,

Как тебя именем величать,

Именем величать, отцем чествовать?»

Отвечает Илья Муромец:

«Свет Владимир, красное солнышко!

Я Никита Заолешанин».

Не садил его Владимир со боярами,

Садил его Владимир с детьми боярскими.

Говорит Илья таково слово:

«Уж ты, батюшка Владимир-князь,

Князь Владимир стольный киевский!

Не по чину место, не по силе честь:

Сам ты, князь, сидишь со воронами,

А меня садишь с воронятами».

Князю Владимиру за беду пало:

«Есть у меня, Никита, три богатыря;

Выходите-ка вы, самолучшие,

Возьмите Никиту Заолешанина,

Выкиньте вон из гридницы!»

Выходили три богатыря,

Стали Никитушку попёхивать,

Стали Никитушку поталкивать:

Никита стоит – не шатнется,

На буйной главе колпак не тряхнется.

«Ежели хошь, князь Владимир, позабавиться,

Подавай ещё трех богатырей!»

Выходило ещё три богатыря.

Стали они Никитушку попёхивать,

Стали они Никитушку поталкивать.

Никита стоит – не шатнется,

На буйной главе колпак не тряхнется.

«Ежели хошь, князь Владимир, потешиться,

Посылай ещё трех богатырей!»

Выходили третьи три богатыря:

Ничего не могли упахать с Никитушкой.

При том пиру при беседушке

Тут сидел да посидел Добрынюшка,

Добрынюшка Никитич млад;

Говорил он князю Владимиру:

«Князь Владимир, красное солнышко!

Не умел ты гостя на приезде учёствовать,

На отъезде гостя не учёствуешь;

Не Никитушка пришел Заолешанин,

Пришел стар казак Илья Муромец!»

Говорит Илья таково слово:

«Князь Владимир, стольный киевский!

Тебе охота попотешиться?

Ты теперь на меня гляди:

Глядючи, снимешь охоту тешиться!»

Стал он, Илейко, потешиться,

Стал он богатырей попихивать.

Сильных-могучих учал попинывать:

Богатыри по гриднице ползают,

Ни один на ноги не может встать.

Говорит Владимир стольный киевский:

«Ой ты гой еси, стар казак Илья Муромец!

Вот тебе место подле меня,

Хоть по правую руку аль по левую,

А третье тебе место – куда хошь садись!»

Отвечает Илья Муромец:

«Володимир, князь земли Святорусския!

Правду сказывал Добрынюшка,

Добрынюшка Никитич млад:

Не умел ты гостя на приезде учёствовать,

На отъезде гостя не учёствуешь!

Сам ты сидел со воронами,

А меня садил с воронятами!»

Во славном во Киеве-городе

Был сильныя славныя богатырь Илья Муромец,

Он ездил далече-далече во чистом поли,

Он ездил много времени.

Цветно платье его истаскалося,

Золота казна у него издержалася.

Приезжает во Киев-град,

Захотел он с пути, с дорожки опохмелиться;

Приходит он во царев кабак,

Говорит чумакам-целовальникам:

«А й вы, братцы, чумаки-целовальники!

Я ездил долго в чистом поле,

Цветно платье у мня истаскалося,

Золотая казна у мня издержалася,

Я желаю теперь с пути опохмелиться,

Со своими людьми познакомиться.

Вы позвольте мне три бочки сороковые

Зелена вина безденежно».

Говорят чумаки-целовальники:

«А й ты, старая собака, седатый пес!

Да не дадим мы без денег зелена вина».

Да не много-то Илья у них спрашивал,

Да не много с нима разговаривал.

Приходил он ко подвалу кабачному,

Он пинал правой ногой во двери подвальные,