Коллектив авторов - Чекисты Рассказывают...

Дуня напряженно осмотрелась вокруг, запоминая избу, в которой скрылись Федор и Марья. Незнакомому человеку в Куйме нелегко найти нужный дом даже в дневное время. Большое село строилось как попало. Улочки и переулки кривые, перепутанные, словно клубок нитон, побывавший в лапах игривого котенка.

Тревога оказалась ложной, а виной тому был Софрон. Когда Фекла ушла с Дуней на молебствие, а Маня уснула, Софрон вылез из подполья и стал искать самогонку. Жбан был пуст. Вспомнил, что сам же его осушил. Ну как стерпеть, коли хочется опохмелиться? Он пошагал по знакомой тропке к «истинно православной» самогонщице. Домой возвращался окраиной села и оказался вблизи моленной. Патрульные — двое подростков — промокли под дождем, дрожали от холода и страха: все им чудилась милиция. Шаги пьяного Софрона испугали их, и они подняли крик.

Когда Дуня пришла на ночлег, Фекла на чем свет стоит ругала Софрона:

— Ты, пьяница, бродишь по улице, а там облава. Поймают — и к стенке. Изверг! Пошел в подпол!

Утром ни свет ни заря в избе у Феклы появилась Елизавета, и прямо к Дуне за перегородку.

— Уж я так волновалась, так расстроилась! Напуга- ли-то нас как! Не дали провести до конца молебствие. Как ты скрылась?

— А разве захватили кого?

— Слава богу, все целы. А случилась напрасная тро- вога — парнишки напугались и пас напугали. Ну уж лучше пустая тревога. Известно, пуганая ворона и куста боится.

— Матушка, а о какой весточке ты вчера говорила в проповеди? — И спохватилась: «Опять поторопилась. Нэ хватало того, чтобы сейчас отшили меня, когда я уже к самому логову подобралась». И зачастила: — Ведь я к чему спрашиваю? А к тому, что мне тоже надо подготовиться. В доме у меня двое от властей прячутся, а ежели долго не придет освобождение, так их и поймать могут. А ежели скоро, так я уж сумею продержаться, вывернусь как-никак.

У старицы забота — усыпить подозрительность любознательной новообращенной сестры. Вадим не дурак, видно, знает, когда свои придут. А что если его схватят до прихода? Тогда все полетит к черту! А счастье-то рядом. В мечтах своих видела себя Елизавета игуменьей большого женского монастыря. В большом храме золоченый иконостас. Храм высокий и гулкий. Стройный девичий хор на клиросе. Заливается колокольный звон. Свой, зазывной, заливистый: «Приидите-приидите, приидите-приидите» — и ответный басовитый из мужского монастыря: «Приидем^приидем, приидем-приидем». А она, окруженная всеобщим поклонением и почитанием, самовластная хозяйка и страдалица…

— Верь моему слову, Евдокия, все будет хорошо, дождешься ты земного счастья. Вон какая ты ладная да красивая, кровь в тебе так и играет. По себе знаю. Вера наша не перечит желаниям плоти, когда душа предана богу. А уж я тебе так устрою, что век за меня будешь богу молиться. Жениха подберу тебе такого, что и во сне не привиделся. Я заметила, какими очами взирал на тебя наш гость. Женю я его на тебе, и будете вы оба счастливы.

— Ты о ком это, матушка?

— Притворщица, будто не знаешь? Вадимом его величают. Скоро, очень скоро станет он большим человеком, и ты с ним попадешь в самое высокое общество. При твоей красоте и при твоем уме многого можно достигнуть. А я уж постараюсь. Прикипело мое сердце к тебе не знаю как.

Дуня слушала старицу и удивлялась: как непохожи эти ее речи на те — о бренности земного существования.

— Иди, Дунюшка, домой, наберись терпения и жди. Недолго осталось. Проведай наших затворников, поза-

боться о них. Завтра к вечеру я буду у тебя. Ты сама пока на глаза не показывайся никому, пусть думают, что у тетушки.

Ночью Афоня пошел во двор, оступился впотьмах и повредил ногу. Ох и ругал же его Вадим!

— Разгильдяй! Кто дал тебе право портить конечности? Ты должен включиться в активную борьбу. А ты что? Я уже в центр донее, что ты в походе, заверил командование, что задание будет выполнено.

— Это очковтирательство.

— А ты не симулируешь? Я сейчас проверю. Которую йогу подвернул?

— Левую.

— Ложись, сейчас вправлю, — схватил больного за ногу и дерпул на себя. Афанасий завопил не своим голосом.

Немец выругался и зажал ему рот.

— Молчи, скотина! Услышат — капут нам. — И, помедлив, спросил: — Легче стало?

— Маленько полегчало. Знаешь что? Принеси-ка ты мне палку, опираться буду и разомнусь: со мной это не впервые. Не завтра, так послезавтра включусь в дело. Ты за меня не волнуйся, я свое задание выполню в срок, а может, и раньше.

Принесенный со двора кол Афанасий обрезал и об-' стругал ножиком. Славная палка получилась — увесистая.

Всяк занялся своим делом: Афоня на лавке у дверей подшивал к нижней рубахе потайной карманчик, а Вадим колдовал у рации. Послышался осторожный стук в окно. Немец торопливо спрятал рацию.

— Откройте, это я, Дуня, — послышалось из-за окна. — Афоня поковылял к двери. Вадим засветил пятилинейную лампу. Пока Дуня снимала мокрое пальто, Вадим не сводил с нее глаз. Румяная, веселая, она была чертовски привлекательной. Вадиму не терпелось остаться наедине с ней.

— Марш в свой закуток и спи! — приказал он своему подручному.

Бросился к дверям, чтобы запереть сени. Дуня остановила:

— Не торопись, успеешь! Мне еще выйти надо.

Потом произошло все, как в кино: вместо Дуни в избу

вбежал Иван Петрович Киреев с двумя своими сотрудып- нами. Вадим кинулся к лампе. Не успел он поднять пистолет, как получил удар по руке увесистой палкой, оружие покатилось по полу. Помощники Киреева скрутили руки шпиона.

На стареньком грузовике Дуня вместе с двумя сотрудниками отделения приехала в Куйму. В подземных тайниках были взяты Федор Козодеров с девой Марией и Софрон. А потом были вытащены из убежищ и другие дезертиры, выданные отцом Федором. Он сделал это без внутренней борьбы.

Старица Елизавета как сквозь землю провалилась. Ее изба оказалась пустой, зато в подполье очень старательный вахтер Дружинин, известный по имени Серёня, обнаружил целый склад продовольствия. Чего тут только не было! Мясные консервы в ящиках, целый мешок сахара, два мешка пшена, два ящика водки, ящик чая…

Серёня вытащил все это на улицу, а сбежавшиеся колхозники недоуменно разводили руками: «Откуда, ведь нигде не работали?»

Фекла тоже прибежала, волоча за руку Маньку. Бежала в ожидании чуда. Вот бог сейчас и покарает поднявших руку на пастырей. Но чуда не произошло. Увидев гору ящиков, Маня спросила:

— Мама, а где сахар? Он сладкий?

И тут произошло неожиданное: Фекла бросилась к арестованному отцу Федору, плюнула ему в бороду и завопила:

— За что погубили моего Васеньку? Бабоньки, голодом я его заморила ради царствия небесного, а они…

Всего пятьдесят строк было в набранной нонпарелью заметке одного из зарубежных научных журналов. Журнал выходил в небольшом европейском капиталистическом государстве и пользовался популярностью на всех континентах. Неизвестный автор сообщал об исследованиях в лаборатории видного московского профессора Алексея Михайловича Круглова.

Заметка, занявшая скромное место в конце номера, тем не менее стала сенсацией, вызвав оживленные комментарии ученых и много всяких домыслов.

В Москве недоумевали, как могла появиться эта заметка? Кто дал информацию о работе, которая пока строго засекречена? Правда, заметка по существу ничего не раскрыла. Более того: в ней, с точки зрения знатоков дела, были, как говорят, общие слова. Скорее всего публикация — «пробный шарик»; авось подумают, что теперь уже нечего секретничать: «Вое равно, кто хотел что-нибудь узнать об исследованиях Круглова, тот уже знает…»

В институте заметка вызвала настоящую тревогу: где- то рядом враг, кто-то пытается проникнуть в тайну научных работ с грифом «совершенно секретно».

Больше всех, конечно, встревожился сам Алексей

Михайлович. Человек уже немолодой, много повидавший и испытавший в жизни, он отлично понимал значение случившегося. В тот день, когда журнал пришел в институт, профессор, казалось, постарел на несколько лет. Его успокаивали, говорили ему много добрых слов, а он твердил свое: «Опростоволосился».

— Не расстраивайтесь, Алексей Михайлович, — увещевал профессора старый друг, — этим делу не поможешь. Надо действовать, принимать меры… Может быть, охот^ ник за государственными тайнами где-то около нас…

Профессор укоризненно посмотрел на коллегу:

— Да что вы, бог с вами!

— Всякое бывает, Алексей Михайлович…

Оставалась еще одна надежда: запросили несколько

учреждений — не давали ли там официальной информации для прессы? Ответ пришел отрицательный. Что же делать? После недолгих раздумий Алексей Михайлович позвонил в КГБ.