Андрей Евдокимов - Австрийская площадь или петербургские игры

В Смольном Петр часто встречал Степанова и даже напечатал от его имени статью, очень заумную и ни для кого, кроме десятка чиновников, не интересную. О деньгах Петр не заговаривал, а Степанов вел себя так, будто вообще ничего о них не знает. А разлетались деньги очень быстро. К середине августа от найденной в кармане подаренного кос тюма толстой пачки осталось всего несколько купюр.

Петр с жалостью смотрел на жену. «По сути, бывшую жену», — подумал он. Катя сникла, потеряла обычно надменную осанку, как будто блестящее зеркало вдруг покрылось пылью и потеками. С размазанной по щекам косметикой, сбившимися волосами и набухшими от слез и выпитого глазами, она выглядела как обычная, битая жизнью женщина, на все пятьдесят.

— Если меня не будет, они возьмутся за тебя и Настю не пожалеют, всхлипывая, сказала она.

— Кто — они? — спросил Петр. — Ты ведь не знаешь, кто тебя напрягает. Вряд ли это «крыша» твоей фирмы. Они и без тебя все узнают, если понадобится. По твоим словам, это кто-то третий. Вопрос в том, для чего и кому нужны сведения об этом проекте на Австрийской площади. В чем там дело?

— И ты спрашиваешь? Это же коммерческая тайна. А ты либо болтанешь по пьянке, либо все, как есть, напечатаешь. Что, я тебя не знаю? Да ты ради какой-то дурацкой статьи готов обо всем забыть. О себе уже не говорю, но ты о дочке даже не вспоминаешь. Про…л семью! И друзья у тебя — алкаши беспризорные, их ни в один приличный дом на порог не пустят. — Катя как будто взбодрилась, вспоминая бесконечные провинности мужа.

— Замолкни, дура! — оборвал ее Петр. — Одно из двух: либо ты пришла ко мне за помощью, либо… вали в приличные дома — к своим друзьям. Нашла время шарманку заводить.

Он накапал валерьянки, разбавил водой из-под крана и заставил Катю выпить. Оставив жену на кухне, пошел к телефону. Страх завладел им, сердце усиленно бухало, и спина была мокрая от пота. Отчаянно хотелось выпить, непременно водки, и целый стакан сразу.

На счастье Кокосов оказался дома и снял трубку после третьего сигнала.

— Ну, чего, Андреич? — спросил он. Ему как будто передалась тревога собеседника. «Нет, что бы ни говорили, душевный человек Витька», — подумал Петр.

— Хреново, Витюня, на мою бабу наезжают…

— На Катьку? — удивился Кокосов. — Серьезно наезжают? И давно?

— Судя по всему, серьезно, но недавно. Пока от нее толку мало, ревет белугой, а путевого слова — шиш!

— Не бери в голову. Завтра с утра съездим, рубоповцев зарядим — они помогут.

— К рубоповцам рано! Надо самим разобраться, там не так просто, Катька со всех сторон влипла, — сказал Петр.

— Хорошо, жду в двенадцать, после планерки, — сказал Кокосов.

Катя сидела на кухне в той же позе.

— Я уже обдумала: надо быстро оформить развод и разменяться в разные адреса, — выпалила она. — Я возьму девичью фамилию, а ты — Настю. Все деньги тебе отдам, только ты пить брось. В случае чего, если доставать начнут, отпирайся. Дескать, давно с ней не живу и знать не знаю. А я уж выкручусь… как-нибудь. Очень тебя прошу — ради Насти. — Она снова заплакала, но без прежнего надрыва.

— Расскажи все-таки об этом проекте, — попросил Петр, — ведь надо понять, что от кого ждать. Может быть, это только для затравки, чтобы тебя на крючок подцепить. Если так, то мы сможем потянуть время, глядишь, и выкру

Теща привезла Настю в последних числах августа. За лето дочка вытянулась и загорела до черноты. Она коротко чмокнула Петра в щеку и бросилась к матери. Катя выглядела строго и безупречно элегантно. Проходящие пассажиры замедляли шаг и оглядывались, но Рубашкин заметил круги под глазами, жена заметно осунулась, взгляд усталый и безразличный.

— Мне надо обратно на работу, шофер вас отвезет, — сказала она Петру, отводя глаза. — Мама все устроит, ты не против?

— Я на машине, — ответил Петр.

Катя удивленно и недоверчиво посмотрела на мужа, когда они подошли к темно-синей «вольво» с правительственным номером. Машину дали в секретариате мэрии, стоило Петру только заикнуться.

— Мне говорили, что ты в гору пошел, а я не поверила, — протянула она.

— Как твои дела, ну, то самое? — спросил Петр, пока дочка и теща усаживались на заднем сиденье.

— В порядке, не волнуйся, а еще лучше — забудь, что я наговорила. Это все пустяки, — она неестественно, как-то вымученно улыбнулась.

Настя восторженно взвизгивала, когда автомобиль, завывая сиреной, мчался на красный свет, а постовые вытягивались в струнку и отдавали честь.

— Ты теперь всегда будешь ездить на этой машине? — спросила она, щекоча Петру затылок теплым дыханием. — Отвезешь меня в школу 1 сентября?

— Обдумаю, — уклончиво ответил Петр.

— Ты всегда так говоришь, когда не хочешь делать, что я прошу, обиделась Настя.

Домой добрались минут за десять. Шофер спросил, сколько ему ждать машину выделили до вечера. Петр отпустил его, записав на пачке сигарет номер радиотелефона, и сказал, что вызовет часа через полтора.

Настя тут же зависла на телефоне, обзванивая подружек, а теща, недовольно бурча из-за пустого холодильника, отпра… (Д E L рицательными последствиями накануне выборов Президента России и губернатора Санкт-Петербурга и может быть использовано заинтересованными лицами в предвыборной борьбе против Вас как кандидата в губернаторы и председателя комитета поддержки Б.Н. Ельцина…

«Будет, и обязательно будет, использовано против вас, уважаемый Анатолий Александрович, — зло ухмыльнулся Кошелев. — Ох как будет! А пока нужно готовить документы, как можно больше документов…»

Перечитав письмо, он вызвал секретаршу и велел срочно перепечатать на бланке. Потом вытащил из кармана маленький оперативный диктофон и включил звук. Голос Собчака записался громко и четко.

«Еще пара таких откровений и можно отдавать журналистам», — решил Кошелев. Настроение тут же испортилось: он вспомнил встречу с Рубашкиным, как тот сочувственно посмотрел на него в проходной.

«Вот мерзавец. Но рано радуется! Одно неясно — зачем он ментам понадобился. Зачем? Материалы через него стали сливать, еще чуть-чуть — и завербуют! А что к Микину попало, то для нас пропало. Из-под микинской крыши этого пьянчугу достать непросто — шума не оберешься. Да, с Рубашкиным нужно осторожно, очень осторожно», — думал Кошелев, аккуратно складывая выносные микрофоны в гнезда специальной коробки.

— Тогда поехали! — сказал Петр шоферу и зубами сорвал фольгу. Поехали!

Сделав первые несколько глотков, он почувствовал только обжигающую горечь. Потом его затошнило и, оторвавшись от горлышка, он судорожно вздохнул.

— Останови! — захрипел и, не дождавшись, пока машина затормозит, открыл дверцу. Рвота была недолгой и мучительной. Откашлявшись, Петр вытер рот перчаткой и огляделся. Какая-то бабулька прошла мимо, сочувственно качая головой. Невдалеке он увидел ларек.

— Бутылку пива, — Петр не узнал собственного голоса. — Откройте, пожалуйста.

Пиво было терпким и холодным. Петр выпил все и только после этого сел в машину.

— Ну и дрянь ты взял. Отравить меня хочешь? — насупясь, сказал он водителю.

— Вы же всего двадцатник дали, Петр Андреевич, — укоризненно ответил шофер.

Выехали на Невский, как всегда забитый транспортом. На тротуарах тоже не протолкнуться, из окна машины люди казались сплошной серой массой, безликой и расплывающейся. От пива настроение улучшилось, но хотелось есть.

— Сверни на Караванную, — вдруг распорядился Петр. Здесь, недалеко от кинотеатра «Родина», у степановского приятеля Алика было маленькое кафе, куда Петр как-то заезжал за выпивкой.

— Александр Нигмутдинович у себя? — спросил он стоявшего в дверях охранника.

— У себя, — ответил тот, цепко взглянув на машину с правительственным номером.

— Заходи, дорогой, заходи, — расцветая улыбкой, выскочил откуда-то Алик. — Что будешь кушать?

— Да я сыт, к тому же тороплюсь — сглотнув голодную слюну, отказался Петр. — Заверни, как в прошлый раз, на пару глотков. Расплачусь потом.

Приветливость Алика тотчас же испарилась. Он что-то буркнул официанту, а Петру сказал:

— Сейчас все сделаем, дорогой.

— Я буду в машине, — бросил ему в спину Петр.

Через несколько минут официант вынес пластиковую сумку и небрежно протянул ее Петру. Но едва машина стала выруливать, из двери выскочил Алик и закричал:

— Подожди, подожди!

Петр опустил стекло.

— Извините, Петр Андреевич. Мои говнюки все напутали. Разве за ними уследишь? Одна минутка, и все будет готово. Бога ради, подождите. — И уже тише добавил: — Юрий Григорьевич сказал, что вы очень уважаемый человек, на самый верх пошли…