Андрей Евдокимов - Австрийская площадь или петербургские игры

Она промолчала, но, ставя перед ним тарелку с яичницей, коротко буркнула:

— Катя уехала в командировку, за границу. Весь вечер тебя ждала, а утром не добудилась. Деньги оставила мне. Просила передать, чтобы ты ничего не делал, сказала — ты знаешь.

— Когда вернется? — Петр ошалело глядел на тещу.

— Сама не знает… — Теща отвернулась, и Петру показалось, что она плачет.

1.36. ГЛЯДИ-КА, ЧЕРНЫЙ БЕС БЕЖИТ ЗА НАМИ?

Пьянствовали до вечера. Пили все: журналисты, начальники отделов, машинистки, секретариат, ведомый подобревшим от хорошей закуски Алексеем Черновым. Гуляли верстальщицы, обозреватели, специальные и собственные корреспонденты, случайные посетители, и даже корректоры Лена и Валечка после каждой вычитанной статьи забегали перехватить на ходу. Трезвым оставался только выпускающий Юлий Звягин, бородатый, неопрятный субъект, улыбчиво сюсюкающий со всеми, кто попадался навстречу.

Часов в шесть по вертушке позвонил Степанов. В кабинете Главного, где собралось руководство, уже пели хором.

— Что там у вас — вечер народной песни?

— Справляем мое назначение. Люди должны понять, — слегка заикаясь, ответил Петр.

— Молодец, Петруша! Правильно действуешь. С коллективом работать надо, чтобы за тебя в огонь и в воду.

— Я тут к твоему Алику заехал…

— Этому раздолбаю я уже вставил сморчка. И хватило же у мудака совести жаловаться! Крапивье семя- для такого человека пожадничал! Надо — заезжай к нему, бери что хочешь. В любое время! Я велел, чтобы все было — открытый счет. Кстати: сегодня «Папа» народу п…лей раздавал. Так Прохоров за тебя горой встал. Еще, говорит, человек пять таких, и выборы — в шляпе. Все сразу притихли. А, по правде говоря, ты на волоске висел. В общем, рад за тебя. Ведь ты мой кадр. Короче, пора в баньку — надо отдохнуть, расслабиться…

— Хорошо, созвонимся и расслабимся, — Петр помрачнел, вспомнив про Иру и Степанова.

— Не порти песню, Главный! — закричал с другого конца кабинета Кокосов.

Петр повесил трубку. В голове приятно шумело, но настроение безнадежно испортилось. Обойдя все комнаты, он уехал, ни с кем не попрощавшись.

Петр проснулся так же мгновенно, как и заснул. Несколько минут он еще лежал, глядя в окно на темнеющее в фиолетовом сумраке небо, пока не зазвонил телефон.

— Привет, Петруша, — услышал он в трубке, — это Владимир Анатольевич.

— Кто, кто? — переспросил Петр.

— Володя. Володя Яковлев. Не узнал?

— Извини, долго жить будешь. Весь день о тебе говорил, и вдруг ты сам звонишь.

— Надеюсь, ничего плохого?

— От меня плохого о тебе никто не услышит, ты же знаешь

— Слушай, Петр, надо бы встретиться. Ты сейчас свободен? Я к тебе через полчаса подъеду. Выходи к дому, походим, поговорим.

— Хорошо, — недоумевая, согласился Петр.

Машина уже стояла напротив дома — синяя «вольво» с административным номером а003аа. Петр постучал в непроницаемо черное тонированное стекло передней дверцы. Но открылась задняя, и оттуда, чуть согнувшись, вылез Яковлев. Он был одет в старенькие, до белизны застиранные джинсы, свободную кожаную куртку и выглядел заметно похудевшим.

— В хорошем ты месте живешь, — здороваясь, заметил Яковлев, — как дочка?

Петр почувствовал острое желание поделиться, рассказать обо всем, что случилось, но раздумал. Они прошли за ограду Матвеевского садика и некоторое время молча шли рядом.

— Слышал, ты стал главным редактором, — наконец сказал Яковлев.

— Исполняю обязанности.

Тут ожили динамики, в зале стихло, раздался голос Собчака. Петр не слушал — думал о своем. Понял, что речь закончилась, по мгновенному оживлению.

Заунывный собачий вой всю ночь слышался Петру. Не помогала даже положенная на ухо подушка — то сердитые, то жалобные завывания продолжались до рассвета. На работу Петр приехал с головной болью — ломило затылок, а в висках будто кололи надоедливые острые иголки.

В кабинете Ефремова громоздилась грязная посуда, пол был загажен мусором, а в воздухе стоял тошнотворный запах вчерашней выпивки с застоявшимся табачным перегаром. Петр взял едва початую бутылку португальского портвейна и, запершись, допил ее почти до донышка. Вино было мягким, со сладковато-миндальным привкусом. Тяжесть отступила, и Петр улыбнулся, вспомнив вчерашнюю встречу с Яковлевым. Не долго думая он придвинул к себе бумагу. Писалось легко и гладко:

«— Я очень благодарен Анатолию Александровичу, — сообщил Владимир Яковлев нашему корреспонденту. — Именно Собчак пригласил меня в мэрию, где я под его руководством проработал без малого три года.

На долю Собчака выпало руководить Ленинградом-Петербургом в переломное для нашей страны время. И, что бы ни говорили в запале политической борьбы, нельзя вычеркнуть то хорошее, что сделал Анатолий Александрович для города и его жителей.

Сейчас ситуация изменилась. Люди ждут осязаемых перемен. Пора от рискованных экспериментов перейти к практической повседневной работе. То, что необходимо делать, может быть, не столь впечатляюще и грандиозно, как возведение монументальной башни „Петр Великий“ на берегу Финского залива или организация мировых спортивных торжеств. Но в результате нашей работы мы получим не фуршеты и фейерверки, а постепенное улучшение жизни каждого петербуржца…»

— Закройте дверь и никого не пускайте, — раздраженно крикнул Петр, когда зашла секретарша с пачкой бумаг на подпись. — Нет меня, нет! Понимаете? Меня нет!

— Мне голос был, он звал утешно, — бормотал Петр, дописывая статью. Работа заняла от силы полтора часа, но материал получился солидным, размером на целый подвал. В нем было все, что требовалось: немного истории, умеренная критика, элегантно завершенная многозначительной фразой Яковлева: «Я вижу другой путь выхода из кризиса!» Дальше шли короткие и четкие тезисы об инвестиционной политике, тарифах и ценах, и все завершалось лихим подзаголовком: «Хороши Канарские острова. А наши — не хуже!»

Все, что в последнее время Петр писал об экономике и реформах, уплотнилось и приобрело весомую убедительность. Такое ощущение, будто статью и вправду диктовал первый заместитель мэра. «Да, именно таким должно быть программное выступление будущего губернатора», — подумал он.

Не рассчитав, Петр слишком сильно толкнул дверь. Машинистки и все, кто был в комнате, испуганно замерли.

— Все отложить! Разделите по страницам и срочно напечатайте это, — ни на кого не глядя, сказал Петр и бросил рукопись на ближайший стол.

Через четверть часа в кабинет зашел Чернов.

— Что с тобой, Андреич? Ты чего девочек пугаешь? — спросил Алексей, передавая Петру напечатанную статью.

— Зачем мне их пугать, — невпопад ответил Петр, бегло просматривая текст. — Как твое мнение — печатать можно?

— Печатать можно, да нужно ли? Как бы нам из мэрии кислород не перекрыли.

— А это разве твое дело? — возмутился Петр. — Я- Главный, я и решу.

— А зачем тогда спрашиваешь? — обиделся Чернов. — Если хочешь по принципу «я — начальник, ты- дурак», то так и скажи, не стесняйся.

— На хрена мне стесняться? Так и говорю: я — начальник! — заорал Петр. — А ты иди работай. Будет надо — позову.

Чернов скривился и ушел, не сказав ни слова. Петр подождал, пока закроется дверь и снял телефонную трубку.

— Добрый день, Алексей Викторович! — сказал он, услышав голос Прохорова. — Хочу с вами посоветоваться. Нам удалось взять интервью у Яковлева…

— Что вы всякую чушь придумываете? Кому это интервью нужно? Нам? рассерженно буркнул Прохоров.

— Нам нужно! Яковлев среди прочего сказал, что мэр его многому научил, что Анатолий Александрович имеет огромные заслуги перед демократией и так далее. Вот послушайте. — И Петр зачитал начало статьи. CС$С$яя Ж ' ваны, у Кошелева есть еще запросы от других журналистов, — соврал Петр, пожалев, что не догадался заранее организовать несколько писем от знакомых газетчиков.

«Завтра же попрошу Кокосова, Кореневского и еще кого-нибудь, чтобы послали Кошелеву запросы», — подумал он.

— Но ты же можешь уговорить остальных, ты же всех знаешь, — растерянно сказала Катя, и в ее голосе послышалась просящая интонация. — Петенька, пожалуйста, постарайся ради нас, ради Насти.

— Единственный способ замять дело — это быстро опубликовать все, что можно. Так, чтобы другим писать было бы не о чем, — сказал он.

— Петенька, я тебя очень прошу — постарайся. Я завтра еще позвоню, и мы обо всем договоримся. Если хочешь, я организую тебе приглашение в Вену. Ты приедешь, отдохнешь, и мы все решим.

— Откуда у меня столько денег?

— Я найду, кто оплатит все расходы, я договорюсь. Ведь ты — известный журналист и многим можешь быть полезен.