Андрей Евдокимов - Австрийская площадь или петербургские игры
— А вы лично как оцениваете, кто из этой компании останется среди кандидатов, у кого больше шансов? — неожиданно спросил Путин.
— Яковлев! Яковлев выйдет во второй тур, — не задумываясь, ответил Петр и удивился наступившей тишине. Никто не решался заговорить первым.
— Похвальная откровенность, — наконец сказал Собчак. — Я бы оценил глубину и смелость вашего анализа на «отлично». Но все же не соглашусь с вами, Петр Алексеевич. Уверен: если вопреки прогнозам мне не удастся победить в первом туре, то во втором я столкнусь с Болдыревым. Прошу всех принять это к сведению и неукоснительному исполнению.
Петр заметил, как предостерегающе посмотрел на него Прохоров, и, не вступая в спор, опустился на стул.
— Ну что, получил? — шепотом спросил у него Степанов. — «Папа» совсем вознесся, никого слушать не хочет. Но тут он прав. Скорее в аду на сковородки снег выпадет, чем Яковлев пройдет во второй тур. Но ты не переживай — все обойдется.
— Я переживаю только о том, что выпить хочется, — ответил Петр, чувствуя боль и ломоту в висках.
— Вот и хорошо, — обрадовался Степанов. — Сегодня одну из моих курочек замуж за немца выдали. Надо поздравить. Редкий случай, когда «большое спасибо» лучше маленького рубля. Сам понимаешь: персонал есть персонал, кадры требуют внимания и понимания.
— А куда поедем? — повернулся к Степанову Петр.
— В новый мотель у Тарховки. Но сперва заедем на Ка-два, сегодня невеста последний день работает. Надо обязательно, иначе новобрачная обидится. Как заведено, право первой ночи. Хочешь попробовать право первой ночи? Заодно и подстрижешься…
— А кто невеста? — машинально спросил Петр.
— Ирка, парикмахерша из салона, ты же ее знаешь, — улыбаясь, ответил Степанов, — мне даже говорили…
Петр почувствовал, как зарябило в глазах. Он с грохотом опрокинул стул и, подхватив его за ножку, замахнулся. Кто-то пытался удержать его за руку. Он вырывался, не чувствуя боли и не сознавая, о чем кричит. Подоспевшие охранники выволокли его на улицу.
От сильного пинка Петр скатился с лестницы, да так и остался лежать. Из разбитого носа текла кровь. Он услышал голос подошедшего охранника:
— Может добавить?
— Брось, потом хлопот не оберешься, — ответил другой и, слегка пнув Петра носком ботинка, лениво приказал: — Сдай пропуск, доходяга! — Не дожидаясь, он умело извлек у Петра из кармана бумажник. Найдя пропуск и удостоверение, он спрятал их вместе с деньгами в свой карман, а бумажник забросил в траву.
Вынув из порванного пиджака ключи и какую-то мелочь, Петр оставил его там, где подобрал бумажник. В одном из его отделений он нашел свой паспорт и несколько сотенных. Голова кружилась, но кровь из носа уже не текла. Петр вышел за ограду Смольного и обернулся. В солнечном свете колоннада слепила неестественной белизной и непомерно нависала над приземистым памятником Ленину.
— Гады, сволочи, — всхлипнул Петр и погрозил кулаком, сам не зная кому
— Гражданин! Предъявите документы! — Милиционер подошел незаметно. Что случилось? — спросил он, внимательно рассмотрев журналистскую карточку, сохранившуюся за обложкой паспорта.
— Не нравлюсь я им! — буркнул Петр. Милиционер выглядел немолодым и повидавшим; судя по всему, он был настоящим, а не ряженым из службы охраны.
— Это бывает, — понимающе кивнул он и вернул Петру паспорт. — Ушел бы ты отсюда, а то спохватятся, ахнуть не успеешь.
Петр огляделся: машина на прежнем месте уже не стояла. «Быстро они распорядились!» — удивленно подумал он и, прихрамывая, пошел через дорогу.
— Петр Андреевич, сюда, я в тенечек отъехал, — позвал его шофер.
— Слава Богу, — с облегчением захлопывая дверцу, сказал Петр и неожиданно для себя громко запел: — «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья…» — Он не пел, скорее, кричал, чувствуя молчаливое неодобрение водителя. — Тормози! — не снижая голоса и на той же ноте, воскликнул Петр, заметив впереди ларек.
Яркое солнце отражалось от стекла, за которым пестрели разноцветные пачки и бутылки. Петр протянул сотенную в непроглядную тьму за прилавком:
— Водки на все!
До самой редакции он сидел молча, то и дело прихлебывая из горлышка. Первые глотки обожгли, а водка отдавала солоноватым привкусом — еще кровоточили разбитые губы и десны.
«Будет, будет вам! Ужо!» — повторял он про себя, пытаясь вспомнить откуда взялось это прилипчивое «ужо».
— Во сколько за вами? — спросил водитель, когда доехали, но Петр не сразу понял, о чем тот спрашивает.
— Поезжай, сегодня все, — наконец ответил он и, не попрощавшись, вышел из машины.
Рабочий день в редакции уже кончился. Вдоль коридора гуляли сквозняки; Петр заглядывал в настежь распахнутые двери — в комнатах почти никого не было. Только у наборщиков слышались голоса, там заканчивали завтрашний номер. Ни с того ни с сего ему показалось, что он идет здесь в последний раз. «Господи, какие глупости», — подумал Петр и на ходу отхлебнул водку.
Не выпуская из рук бутылки, Петр подошел к окну. Он долго стоял, вглядываясь в множество раз виденную панораму. Над чередой коричнево-бурых крыш ясно вырисовывался золотой купол Исаакия, и в чистом вечернем воздухе отчетливо виднелось множество мелких деталей. Боль от ударов прошла, а место унижения и стыда заняли обида и бессильная злость. Петр перегнулся через подоконник — внизу никого. Он с силой бросил бутылку и обрадовался, когда от выцветшего асфальта искрами брызнули мелкие осколки.
— Ужо будет, будет ужо, — бессмысленно повторял он, открывая холодильник. Внутри стояло несколько разноцветных бутылок: водка, ром и завезенный позавчера коллекционный лиссабонский портвейн.
— Нате вам, нате! — кричал он, кидая бутылки в серую пустоту — одну за другой. Остановился только, когда в руке оказалась последняя. Отбив горлышко о батарею, Петр глотнул обжигающую влагу, не заметив, что глубоко порезал губы.
Отдышавшись, он сел за стол и увидел лист бумаги. Видимо, кто-то принес, пока он ездил в Смольный. На бланке Генеральной прокуратуры было написано:
«Председателю профкома Кировского завода В.В.Матюшкину.
Запрос рабочих Вашего завода о возможности возбуждения уголовного дела против одного из кандидатов на пост губернатора Санкт-Петербурга, конкретно — Собчака А.А., - рассмотрен.
Сообщаю, что Генеральной прокуратурой РФ расследуется уголовное дело в отношении ряда должностных лиц мэрии и Законодательного собрания Санкт-Петербурга. В ходе следствия нашли подтверждение факты незаконной приватизации дома 1/3 по улице Рылеева, дарения в этом доме квартиры гражданке Кутиной, приходящейся племянницей А.А.Собчаку, а также факт расселения и приватизации квартиры 17 в доме 31 по набережной реки Мойка, смежной с квартирой мэра, с последующим соединением указанных квартир. Следствие по делу продолжается. В ближайшее время ряду подозреваемых будут предъявлены обвинения.
Начальник Следственного управления
Генпрокуратуры РФ Б.Н.Казаков».
Петр сразу понял, о чем речь.
— Ужо! Будет вам, будет ужо! — точно зная, что сделает дальше, он повернулся к селектору: — Кто там сегодня выпускающий? Пусть срочно зайдет!
— У нас все готово, сейчас отправляем в типографию, — с порога, запыхавшись, сказала Света Сураева. Петр обрадовался, что выпускающим оказался не Петров или Чернов. Они бы обязательно задали много вопросов. А Света занималась оформлением и даже вряд ли толком читала то, что печаталось.
— Позвони, договорись о задержке, заплатим прямо сегодня и наличными. Наших девочек тоже не обидим, — сказал Петр, протягивая ей обе свои статьи. «Новым „ленин градским делом“ Петербург обязан… мэру» и «Люди они хорошие, но квартирный вопрос их испортил» — названия ему не нравились, но придумывать новые не было времени.
«Вот и пригодилось», — подумал он.
— А письмо из Генпрокуратуры печатай как можно крупнее на первую полосу.
— Что с вами, Петр Андреевич? — приглядевшись, испугалась Света и вынула из кармана маленькое дамское зеркальце. Вся рубашка была испачкана, потеки крови запеклись вокруг губ и на подбородке.
— Пить хотелось, а горлышко сломалось, — невнятно объяснил Петр, ища в ящике салфетку. — Давай выпьем за успехи!
— Муж будет ругаться, — неуверенно возразила Света.
— Тогда за любовь! Объяснишь, что за любовь — и слова сказать не посмеет. — Петр наконец, нашел пачку бумажных полотенец и вытер лицо. Они торжественно чокнулись стаканам.
— Ух, как крепко, — поморщилась Света.
— Завтра ужо будет еще крепче, — сказал Петр. — Ты, кстати, не помнишь, откуда это слово — «ужо»?
Света встала и уверенно нашла на полке словарь:
— Ужовник, ужовый, ужонок… а вот и «ужо». Ужо- это наречие.