Коллектив авторов - Литература. 11 класс. Часть 2

Все, что было написано Набоковым между 1928 и 1938 годами, создано на пути к «Дару», последнему роману Сирина на русском языке. Работа над ним началась в 1933 году и после перерывов, во время которых были написаны роман «Приглашение на казнь» (1936), пьеса «Событие» (1930), одиннадцать рассказов, небольшая автобиография и сделаны два перевода, в январе 1938 года была закончена.

В 1940 году Набоковым пришлось проститься с Европой. «Из Европы отплыл писатель Сирин – к американскому берегу причалил Набоков», – утверждает писатель А. Г. Битов. Америке принадлежит третий и самый необычный этап (акт) жизни писателя. Именно здесь Набоков, уже осознав себя классиком родной литературы, отбросил совершенную русскую речь и перешел на английский язык. У этого поступка были вполне реальные причины: автор хотел иметь читателя, а круг русских читателей неумолимо сокращался. «На прогулке я вдруг был блаженно пронзен молнией вдохновенья. У меня появилось страстное желание писать, и писать по-русски, а я ведь не должен. Сомневаюсь, чтоб кто-нибудь, кому этого не пришлось пережить, смог по-настоящему понять эту муку, всю трагичность ситуации», – признавался Набоков жене.

В Америке творчество продолжалось, хотя на плечах писателя лежали и ежедневные хлопоты о хлебе насущном. Работа в зоологическом музее сочеталась с преподаванием литературы сначала в колледже, затем в Корнеллском университете. Увлечение бабочками не было детской игрой. Набоков с детства и до конца своей жизни был серьезным энтомологом: на его счету опубликованные исследования, обнаружение 20 новых видов бабочек, из которых шесть названы в его честь.

«У этого сноба[3], у этого эстета, у этого недемократа… потрясающе трудовая (по сравнению с любым современным ему автором) жизнь», – отмечает А. Г. Битов. Нищеты, которая мучила семью в Европе, больше не было. Жить и работать по-американски удавалось. Даже летние поездки за бабочками не срывались, а сын учился в хороших школах. Не было только стабильности, была непривычная безвестность.

Удачно шла преподавательская работа: лекции пользовались успехом. На его занятиях бывали и запоминающиеся эпизоды. Чувствуя, что аудитория начинает скучать, «внезапно Набоков прервал лекцию, прошел, не говоря ни слова, по эстраде к правой стене и выключил три лампы под потолком. Затем он спустился по ступенькам вниз… в зал… и молча опустил шторы на трех или четырех больших окнах… Зал погрузился во тьму… Набоков возвратился к эстраде, поднялся по ступенькам и подошел к выключателям.

«На небосводе русской литературы, – объявил он, – это Пушкин!» Вспыхнула лампа в дальнем левом углу нашего планетария. «Это Гоголь!» Вспыхнула лампа посредине зала. «Это Чехов!» Вспыхнула лампа справа. Тогда Набоков снова опустился с эстрады, направился к центральному окну и отцепил штору… Как по волшебству в аудиторию ворвался широкий плотный луч ослепительного солнечного света. «А это Толстой!», – прогремел Набоков» (А. Аппель).

Параллельно с работой преподавателя шло творчество. Один за другим появлялись романы Набокова на английском языке. Создавались произведения, которые до поры вызывали сдержанное обсуждение.

В 1953 году окончен роман «Лолита», который вызвал противоречивые оценки. Ожесточенная полемика в Европе и Америке принесла автору широкую известность.

В это время писателя занимала бесконечно разраставшаяся работа над переводом и комментированием «Евгения Онегина» (1953–1957). Как указывает один биограф Набокова, это была «энциклопедия русской жизни» плюс «справочник пушкиниста». В результате труд составил целых четыре тома. Для Набокова финал «Евгения Онегина» – очевидная его «открытость», незавершенность – одно из величайших явлений литературы.

Роман «Лолита» продолжали публиковать во многих странах. Он вышел на первое место среди американских бестселлеров. Началось восхождение к славе и материальному благополучию. На пороге шестидесятилетия Набоков становится обеспеченным человеком. Можно было оставить преподавание. Сын тем временем был занят своими заботами: служил в армии, занимался спортом. У него обнаружился мощный бас – он пел в лучших театрах Европы. И, как подарок отцу, в перерывах между многочисленными занятиями начал переводить на английский язык роман «Приглашение на казнь». Работа удалась. Это была семейная радость: отныне сын стал любимым переводчиком Набокова.

В 1960 году Набоковы возвратились в Европу и поселились в курортном местечке Монтрё (Швейцария) на берегу Женевского озера. Там прошли последние годы жизни писателя.

В 60—70-е годы были созданы (на английском языке): «Бледный огонь», «Ада», «Просвечивающие предметы», «Посмотри на арлекинов!».

При оценке наследия Набокова неизбежно возникали и возникают споры о соотношении формы и содержания. «Искусство не исчерпывается формой, но вне формы оно не имеет бытия и, следственно, смысла», – утверждал В. Ф. Ходасевич в процессе этих споров. Для него было ясно, что ведущая тема произведений Набокова – сам процесс творчества.

Для Набокова характерно умение передать такое отражение действительности «во множестве различных зеркал», что читатель невольно вступает в сферу более сложного видения мира. При этом писатель часто и вольно включает и цитирует предшественников. Он вычерчивает окружность, «где все соседствуют со всеми – русские с американцами, французы с англичанами, и все вступают в диалог с Владимиром Набоковым – Пушкин и Шекспир, Гоголь и Флобер, Толстой и Пруст, Тютчев и Ките, Мелвилл и Чехов, Теннисон и Рембо» (Н. Анастасьев).

В том воссоздании картины мира, которую предлагает нам Набоков, мы видим отчетливые приметы модернизма. Рисуя свои сюжеты и своих героев вполне достоверно и убедительно, писатель никак не может быть отнесен к реалистам.

При этом взаимная связь произведений Набокова дает основание говорить о метаконструкции, т. е. о том, что все им созданное можно рассматривать как части единого авторского творения.

«Гроза» была опубликована в 1924 году, а затем вошла в сборник «Возвращение Чорба» (1930). В произведении причудливо сочетается яркость воссоздания картин природы и необычность отклика автора на окружающий мир – то романтичного, то предельно приземленного, то обращенного к народным истокам.

Гроза пришла во всем своем великолепии, испугала и пронеслась, и, хотя тучи еще не рассеялись, все в мире преображается и обретает привычные очертания. Но вот сгущаются тучи, и перед нами романтически яркая картина – Илия-пророк занимает свое место среди грозовых облаков и уносится прочь. Все эти превращения происходят мгновенно.

Золотое и громадное колесо повозки громовержца становится колесом от детской коляски, а затем вновь – золотым и громадным. Илия-пророк, упав с грозовой тучи, становится тщедушным старичком Ильей с каплей на носу, а затем вновь – столь же неожиданно – громовержцем.

В «Грозе» перед читателем и силы природы, и мифические герои: Илия (Илья), Елисей. Мы знаем, что в христианском вероучении Илия – пророк. В ветхозаветных преданиях Елисей – тоже пророк, ученик Илии. Он видел вознесение Илии на небо на огненной колеснице, после чего приобрел способность творить чудеса.

В «Грозе» есть сюжет, есть герои, которые стремительно появляются и столь же стремительно изменяются на наших глазах, описания многоцветны, щедра россыпь художественных приемов.

Сюжет содержит несколько эпизодов: гроза приближается – гроза разразилась – гроза прошла – бытовая сценка во дворе с поисками колеса – грозовые тучи возвращаются и исчезают вместе с грозным Илией. Рассказчик повествует о том, как он развлечет «своих» рассказом о необычном событии. Романтически яркие и эмоциональные картины бунта стихий сменяются спокойным бытописанием. В резко отличных эпизодах мы встречаем, казалось бы, совсем непохожих героев.

Контрастные описания событий и контрастные описания героя, Ильи-пророка, а также буйство словесной палитры демонстрируют способность автора увидеть, зафиксировать многообразие и переменчивость жизни. Это – демонстрация масштаба возможностей искусства при взгляде на мир вокруг.

Автор активно вводит в текст олицетворения: «Слепой ветер, закрыв лицо руками, низко пронесся вдоль опустевшей улицы». Этот ветер еще дважды появится на страницах произведения: «Вернувшись домой, я застал ветер уже в комнате…»; «Но вот слепой ветер, что беспомощно сполз в глубину, снова потянулся вверх, – и вдруг – прозрел, взмыл, и в янтарных провалах в черной стене напротив заметались тени рук, волос, ловили улетающие рамы, звонко и крепко запирали окна».