Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь
— Она носит звездочку? — шепотом спросил Ромка Витамина.
— Аленка, ты не потеряла звездочку? — поинтересовался Венка.
По щекам девочки покатились слезинки.
— Дома звездочка, — пролепетала она.
Тетка Феклинья насмешливо сказала:
— Я ей не велела приходить ко мне со всякими разными значками. Мирского хватит и в школе — пусть там носит ваши значки, если положено… А здесь о душе лучше побеспокоится, богу помолится…
— «Всякие разные значки», — срывающимся от гнева и обиды голосом повторила Галка слова тетки Феклиньи. — Да знаете ли вы, что на значке октябренка Володя Ульянов? — И с расстановкой: — Владимир Ильич Ленин!
Феклинья положила руку на плечо всхлипывающей Аленки и примирительно сказала, обращаясь к Галке:
— Мы грамоте-то не очень обучены. Может, что и не так делаю…
— Это точно, что не так делаете, тетенька, — согласилась Галка. — Смешно слушать: звездочку запрещается носить… Мы Аленку в пионеры готовим. Вдруг вы и галстук ей запретите надевать?
Феклинья присела на стул, сказала:
— Неужто баптисты враги ближним своим? Пусть и в пионеры вступает, и галстук носит… Только что — галстук? Красная тряпица, да и только… Аленка — девочка неглупая, сама поймет: галстук — украшение, как и крестик… А крестик мы не носим.
— Галстук — красная тряпица?.. Как крестик?.. — возмущенно выдохнула Галка. — Пойдемте отсюда, ребята!
Она открыла дверь и крикнула:
— Аленку калечить все равно не дадим. До милиции дойдем!
Галка и на улице долго не могла успокоиться. «Красная тряпица! — повторяла она. — Это галстук — украшение?»
Все началось месяца полтора назад. Аленка почувствовала недомогание, и мать не пустила ее в школу. Самой Анне Ивановне позарез надо было быть на работе — на шахту отгружали стойку, а без нее никто не имел права выдать крепь.
И хотя Аленка стала успокаивать мать, доказывать, что ничего с ней не случится, что побудет дома одна, Анна Ивановна опасалась оставить девочку без присмотра.
С Феклиньей, своей сестрой, Анна Ивановна не была в ссоре, но давно уже они не ходили друг к другу в гости. Анна Ивановна избегала набожной сестрицы: боялась, что та может худо повлиять на Аленку. В тот раз Анна Ивановна подумала-подумала и решила, что ничего плохого не случится, если Феклинья присмотрит за племянницей. И побежала к ней. Феклинья обрадовалась приходу сестры.
— Проходи, Нюра. В кои-то веки бог принес, — хлопотала она. — Проходи, сестрица моя несчастная, одинокая вековуха-горюха…
— Не такая и одинокая — дочка есть, — прервала гостья Феклинью. — А вот тебя жалко мне. Сгубила ты себя со своей верой, с сыном рассорилась…
Феклинья вспыхнула, спрятала поседевшие прядки волос под платок, сердито посмотрела на сестру.
— И ты, Нюра, подстрекала Алексея, чтобы от веры отошел. А он, кровинушка моя, слаб духом оказался. И не стало у меня сына…
— Так уж и не стало, — сказала Анна Ивановна. — Через улицу живете…
— То уже не мой сын, — сурово заметила Феклинья. — То человек чужой, заблудшая овца…
Очень не понравился этот разговор Анне Ивановне. Она уже раскаивалась, что пришла в баптистский дом за помощью, хотела повернуться и уйти. Но представила больную Аленку одну, вспомнила, как вместе росли с Феклушей, когда-то веселой краснощекой девчушкой (недаром отец в шутку ее называл Свеклой), и Анна Ивановна подумала: что же это я делаю, сестру родную избегаю. Да куда же мы вот эдак-то дойдем? Нехорошо как-то получается…
И сказала:
— Аленка заболела. Пришла бы подомовничала, врача встретила…
— Конечно, конечно, — закивала Феклинья.
Помнит Аленка, как в тот день за окнами свистел ветер, стучала от его порывов раскрывшаяся калитка, с крыши падали прозрачные сосульки и, разбиваясь о землю, неприятно дзынькали.
У Аленки разламывалась от боли голова, хотелось пить. Она посмотрела в окно и увидела серый слежавшийся ноздреватый снег, такие же серые деревья, тяжело и обиженно махавшие ветками, одинокую нахохлившуюся ворону, уцепившуюся за сучок, и от всего этого девочке сделалось так тоскливо, что в груди что-то защемило и она уткнулась в подушку. Феклинья намочила полотенце и положила его на горячий лоб девочки.
— Господи, прости ты нас, грешных, подними ты на ноги сиротинушку, — жалобно обращалась она к невидимому богу. Аленка представила, что он, этот бог, сейчас смотрит на нее и решает: вылечить или не вылечить? Девочке стало жалко самое себя, и она заплакала.
— Поплачь, родненькая. Слеза душу облегчает, — шептала Феклинья. — Господь не обидит нас, не обойдет своим радением. Уж я помолюсь.
Потом пришла врач. Она торопливо осмотрела девочку, сделала укол, также торопливо написала рецепт и исчезла.
— Вот они, врачи нынешние. И слова от них не услышишь. А слово — оно лучше лекарства бывает…
Тетка Феклинья говорила правду. Это Аленка понимала.
В больницу класть девочку соседи не советовали — там не обеспечишь домашнего ухода, и Анна Ивановна, наблюдая, как старательно хлопочет около племянницы Феклинья, совсем успокоилась. Не до божьих разговоров, когда человек с температурой, думала она. И уходила на работу.
Феклинья и не говорила девочке о боге. Но из всех ее реплик и восклицаний было ясно: только он, всевышний, печется о здоровье людей.
— Говорила тебе, что господь не забудет нас своими милостями, — обрадованно сказала она, когда девочка впервые попросила поесть. Аленка еще не могла подниматься с постели, иногда впадала в забытье. Как-то раз увидела сон. Будто с облака на парашюте спустился Иисус Христос и подошел к Аленке — та ловила на лугу бабочек.
— Быстрее выздоравливай, — сказал Иисус. — Дарю тебе свою милость…
Когда девочка рассказала этот сон Феклинье, та восторженно зашептала:
— Божья благодать на тебя снизошла, доченька.
Аленка не понимала, что такое божья благодать, и спросила:
— Это хорошо, да?
— Как не хорошо?! О лучшем и думать нельзя. Сам господь тебя под присмотр взял, заботится о тебе.
В общем-то девочку мало интересовали заботы бога о ней. Ей хотелось увидеть одноклассников, свою учительницу, поговорить с ними. Потому что бог был пока для девочки чем-то нереальным, расплывчатым и непонятным. Больше того, Аленка еще сомневалась, существует ли он вообще? Ведь все, с кем до этого она встречалась, о боге либо не говорили, либо рассказывали что-нибудь смешное.
Школьные товарищи не приходили. Правда, однажды Аленке показалось, что тетка Феклинья разговаривает с Венкой, но тетка развела руками:
— Почудилось, дочка. Да и забудь думать о них, ведь они о тебе не беспокоятся. Нет у тебя товарищей.
И будто между прочим заметила:
— Вон и учительница приходила. Не пустила ее к тебе — спала ты.
— Как же так! — обиделась Аленка.
Феклинья успокоила племянницу:
— Дочка моя маленькая. Думаешь, твое здоровье ее интересует? Просто боится, что ругать будут, если не сходит к ученице…
Аленка этому не верила, потому что Ирина Владимировна была всегда с ребятами добра и ласкова. Она надеялась, что учительница навестит ее еще раз, но та не пришла. Девочка загрустила.
И выходило так, что учительница и ребята ее забыли, но зато около Аленкиной кровати во время болезни вместе с теткой Феклиньей постоянно находился невидимый, но добрый бог.
И когда Феклинья попросила племянницу вслух почитать святую книгу, девочка стала читать охотно и с интересом. А потом очередь дошла до разучивания молитв.
Феклинья радовалась:
— Алешу отучили от веры безбожники — новую овцу в господен храм приведу, — шептала она.
Девочку наставляла, чтобы при матери не упоминала о боге. Феклинья не хотела скандала.
Глава девятая. Самсонов заменяет ботинки
Павлик Звягинцев прибежал домой босиком. Он порадовался, что родители не заметили этого. Но Паша Наоборот знал: рано или поздно отец хватится ботинок и тогда придется с ним объясняться.
Звягинцев ругал себя за то, что по-заячьи удрал с телеги. Ведь ничего плохого он не сделал, и бояться ему было нечего. После уроков Павлик отправился к Витамину.
Телега стояла во дворе. Ботинок на ней не было. Паша скис, но на всякий случай спросил, не находил ли Витамин что-нибудь интересного на телеге.
— А что? — с любопытством спросил Венка.
— Мало ли чего, — неопределенно ответил Паша Наоборот.
Скоро Звягинцев знал, что лошадь ночью привела учительница Ирина Владимировна, Венкиного отца долго не было, он клянется, что провалялся пьяный в канаве.
Здесь что-то неладно, подумал Паша Наоборот. Он решил посоветоваться с Самсоновым. Все-таки тот в этих делах специалист — недаром готовится пойти на службу в милицию.