Коллектив авторов - 100 волшебных сказок

И он упал так неудачно, что голова его увязла в дорожной грязи, а ноги, как свечки, остались торчать в воздухе.

Когда змея увидела, что Деревянный Человечек уткнулся головой в грязь, а ноги его дрыгают с невероятной быстротой в воздухе, на нее напал такой припадок смеха, что в ее груди лопнула жила, и она на этот раз действительно издохла.

Пиноккио снова бросился бежать вперед. Он надеялся засветло добежать до домика Феи. Но по дороге он почувствовал сильный голод, заскочил в виноградник и хотел сорвать несколько гроздьев муската. Ах, лучше бы он этого не делал!

Не успел он ухватиться за гроздь, как раздался треск, и две острые железные скобы сжали его ноги, да с такой силой, что искры посыпались у него из глаз.

Горемычный Деревянный Человечек попал в капкан, поставленный крестьянами против куниц, ставших грозой всех курятников в тамошнем околотке.

Разумеется, Пиноккио начал плакать, кричать и причитать. Правда, все слезы и крики ни к чему не привели, так как поблизости не было никакого жилья, а на дороге не появлялось ни живой души.

Между тем настала ночь.

Но у Деревянного Человечка и без того потемнело в глазах от страданий, которые ему причиняли железины капкана, глубоко впившиеся в ноги, да и от страха: ведь он был в полном одиночестве, притом еще ночью. И тут он вдруг увидел светлячка, кружившегося над его головой, и крикнул ему:

– Ах, Светлячок! Будь добр, спаси меня от этой пытки.

– Бедный парень, – посочувствовал ему Светлячок. – Каким образом ты ухитрился повиснуть в железном капкане?

– Я зашел в виноградник, чтобы сорвать пару гроздьев муската, и…

– Это были твои гроздья?

– Нет…

– Кто же тебе велел лезть за чужим виноградом?

– Я был голоден.

– Мой милый друг, голод вовсе не причина для хапанья чужого винограда.

– Это верно, это верно! – согласился, всхлипывая, Пиноккио. – И я никогда больше не буду так поступать.

Тут послышались чьи-то шаги, и разговор оборвался. Это был хозяин виноградника, который приближался на цыпочках, чтобы проверить, не попалась ли в капкан одна из куниц, пожиравших его кур по ночам.

Каково же было его изумление, когда он, вынув из-под плаща фонарь, увидел, что вместо куницы попался мальчик!

– Ага! Значит, это ты тот ворюга, что вечно таскает моих пеструшек! – возмущенно сказал крестьянин.

– Не я, не я! – возопил Пиноккио, рыдая. – Я только забежал в виноградник, чтобы сорвать парочку гроздьев!

– Кто ворует чужие гроздья, тот ворует и чужих кур. Погоди же, я тебе задам такой урок, что ты его вовек не забудешь!

И он открыл капкан, взял Деревянного Человечка за шиворот и понес его домой, как ягненка.

Когда они очутились на гумне перед домом, крестьянин бросил Пиноккио на землю, наступил ему ногой на шею и сказал:

– Теперь уже поздно, и я иду спать. Паши счеты мы сведем завтра. А так как моя собака, сторожившая двор в ночное время, подохла, ты пока что займешь ее место. Ты будешь моей дворнягой!

Сказав это, он надел на Пиноккио толстый ошейник, покрытый медными шипами, и приладил его так плотно, что голова не могла выскользнуть. К ошейнику была приклепана длинная железная цепь.

– Если ночью пойдет дождь, – сказал крестьянин, – то можешь залезть в собачью будку – там все еще лежит соломенная подстилка, четыре года служившая моей бедной собаке постелью. А если, не дай бог, появятся воры, помни, что ты обязан держать ухо востро и должен лаять.

После этих наставлений крестьянин вошел в дом, заложил дверь, а бедный Пиноккио остался лежать на гумне, скорее мертвый, чем живой, от голода, холода и страха. Время от времени он всовывал пальцы под ошейник, который сильно сжимал ему глотку, и причитал:

– Я это заслужил! Ну да, я это заслужил! Я хотел быть лодырем и бездельником, и потому меня так долго преследуют несчастья. Будь я приличным мальчиком, как многие другие, имей я охоту к учению, к труду, останься я дома у моего несчастного отца, не пришлось бы мне служить сторожевой собакой на крестьянском дворе, в этакой глуши! Ах, если бы я мог снова родиться!.. Но теперь поздно думать об этом, и я должен смириться.

После этого маленького монолога, сказанного, впрочем, вполне искренне, он влез в будку и заснул.

Пиноккио проспал два часа, а в, полночь его разбудили шепот и бормотание странных голосов, доносившихся с гумна. Он высунул кончик носа из собачьей будки и увидел четырех маленьких зверьков в темных шубках. Они стояли кучкой, совещаясь о чем-то, и были похожи на кошек. Однако это были не кошки, а куницы – маленькие кровожадные зверьки, которые особенно лакомы до яиц и цыплят. Одна из куниц отделилась от своих товарок, подошла к собачьей будке и тихо сказала:

– Добрый вечер, Мелампо!

– Я вовсе не Мелампо, – ответил Деревянный Человечек.

– Кто ты, в таком случае?

– Я Пиноккио.

– А что ты здесь делаешь?

– Я изображаю сторожевую собаку.

– А где Мелампо? Где старый пес, стороживший в этой будке?

– Он сегодня утром издох.

– Издох? Бедное животное! Он был такой добряк! Но и ты не выглядишь волкодавом.

– Прошу прощения, но я не собака.

– Кто же ты такой?

– Я Деревянный Человечек.

– И ты тут вместо сторожевой собаки?

– К сожалению. И к тому же в наказание.

– Ну что ж, предлагаю тебе тот же договор, какой был у нас с Мелампо. Ты будешь доволен.

– А что это за договор?

– Мы, как прежде, приходим сюда два раза в неделю, ночью проникаем в курятник и забираем восемь кур. Из этих восьми штук мы пожираем семь, а одну даем тебе, с тем, естественно, что ты притворяешься спящим и даже не помышляешь о том, чтобы лаять и будить крестьянина.

– А Мелампо именно так и делал? – осведомился Пиноккио.

– Да, так он и делал, и мы всегда отлично ладили между собой. Итак, спи спокойно и не сомневайся в том, что перед уходом мы положим возле будки миленькую ощипанную курочку тебе на завтрак. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга?

– Даже чересчур хорошо, – ответил Пиноккио и угрожающе покачал головой, словно желая этим сказать: «Мы еще поговорим!»

Почувствовав себя в безопасности, четыре куницы быстрехонько кинулись к курятнику, расположенному рядом с собачьей будкой, отворили зубами и когтями маленькую деревянную дверку, закрывавшую вход, и юркнули туда одна за другой. И только-только они успели прокрасться внутрь, как услышали, что дверка за ними быстро закрылась.

Закрыл ее Пиноккио. И мало того: на всякий случай он еще привалил к ней большой камень.

И тогда он начал лаять, и лаял точно так, как сторожевая собака, а именно: «Гав-гав, гав-гав!»

Услышав лай, крестьянин соскочил с постели, схватил свое ружье, подошел к окну и спросил:

– Что там такое?

– Воры, – ответил Пиноккио.

– Где?

– В курятнике.

– Сию минуту выйду.

Не прошло и секунды, как крестьянин был внизу, побежал к курятнику, поймал четырех куниц, сунул их в мешок и сказал им очень довольным голосом:

– Наконец вы все-таки попали ко мне в руки! Я мог бы вас наказать, но я не такой человек. Я удовольствуюсь тем, что завтра отнесу вас к трактирщику в ближнее село, и он снимет с вас шкурки и приготовит из вас нежное и острое заячье жаркое. Хотя это честь, которую вы совсем не заслужили, но столь великодушные люди, как я, не обращают внимания на такие мелочи.

Затем он подошел к Пиноккио, погладил его несколько раз по голове и спросил:

– Каким образом ты обнаружил этих четырех воришек? А мой Мелампо, мой преданный Мелампо ни разу ничего не заметил!

Деревянный Человечек мог бы тут кое-что рассказать из того, что узнал. То есть он мог бы поведать о позорном договоре между собакой и куницами, но, вспомнив о том, что собака уже издохла, пришел к заключению: «Какая польза срамить мертвых? Мертвые мертвы, и лучше всего оставить их в покое».

– Ты бодрствовал или спал, когда куницы пришли на гумно? – спросил его крестьянин.

– Я спал, – доложил Пиноккио, – но куницы разбудили меня своим шепотом, а одна из них даже подошла к собачьей будке и сказала: «Если ты пообещаешь нам не лаять и не будить хозяина, мы дадим тебе превосходную ощипанную курицу на завтрак». Вы понимаете? Надо же иметь наглость сделать мне такое предложение! Я хотя и Деревянный Человечек и имею бесконечно много недостатков, но еще не дошел до того, чтобы брать взятки и служить подручным у воришек.

– Ты славный малый! – воскликнул крестьянин и хлопнул его по плечу. – Такие взгляды делают тебе честь. И, чтобы выразить мою признательность, отпускаю тебя немедля домой.

И он снял с Пиноккио ошейник.