Анатолий Маркуша - Щит героя
Взглянув на экран, я увидел: титр "Индукционный ток" исчез, а на его месте появилась рукописная строка: "Коля, не боись..."
- Вот черти, - беззлобно сказал Балыков, - опять за собой не убрали. Обратите внимание - такая доска позволяет пользоваться разноцветными шариковыми ручками, дает возможность преподавателю заранее "заправлять" свой конспект в проектор - это сильно экономит время, особенно когда надо чертить схемы и графики, - и, наконец, еще одно весьма важное достоинство: у доски есть "память". Для того чтобы повторить формулу, написанную в начале урока, восстановить чертеж, достаточно перевести ленту назад, и написанное однажды всплывет снова. Нравится?
- Очень! - искренне сказал я. И подумал: "Здесь, в классе, Балыков совсем не такой, каким он представлялся мне за столом у Анны Егоровны, на улице, во время нашей ночной прогулки. Училище, где он держится независимо и уверенно, вдохновляет его".
Мы ходили уже часа два, осмотрели множество классов и лабораторий. Все они были, естественно, разные: каждое помещение соответствовало своему назначению, но одно было общим: ц е л е с о о б р а з н о с т ь.
Именно так: все в классах подчинялось единой задаче и цели - учить! Надежно, наглядно и прочно укладывать информацию в юные головы.
- Ну знаете, Николай Михайлович, - сказал я, - при такой постановке дела не захочешь, а запомнишь...
Он благодарно улыбнулся и взял меня за плечо.
- Мне очень приятно, что вы ухватили главное... Так сказать, принцип... Это наша самая важная задача: учитывая контингент и его более чем прохладное, увы, отношение к теории... подавать материал так, чтобы он незаметно заползал в извилины. Это, конечно, на первой стадии! А когда ребята начинают кое-что соображать, когда отношение меняется... впрочем, не рассказать ли вам одну поучительную историю?..
Разумеется, я согласился.
Года два назад на встрече выпускников выступал бывший воспитанник училища. Токарь. В прошлом заядлый танцор и одна из главных фигур училищной самодеятельности. Обращаясь к новичкам, сказал:
- Почему я когда-то из средней школы сбежал? Математика меня выжила! Ну ничего не понимал - синусы, косинусы и так далее... Сюда пришел, думал, тут работать надо и никаких тебе равнобедренных треугольников... Оказалось: таблица резьбы на тех же синусах держится, и резцы по углам затачиваются, и разметка - геометрия. Хотел и отсюда сбежать, но не успел. Работать понравилось. Понимаете, интересно: берешь грязную, черную железку - ничего - и делаешь из этого "ничего" полезную вещь и опять же не задаром, за определенное число "рэ" и "копов". Вот тогда я подумал: "Или я дурей всех на свете? Неужели не справлюсь с этими синусами и косинусами, когда за это еще и "рэ" и "копы" идут?" И не сбежал...
- Мы очень стараемся, - говорит Николай Михайлович, закончив свою историю, - с самых первых шагов возможно предметней показывать ребятам, что и для чего нужно. А теперь спустимся вниз, и я покажу вам мастерские.
Мастерские просторные, оснащенные современным оборудованием. Здесь поддерживается строгий порядок. И первое, что я замечаю: у ребят, стоящих за токарными станками, у слесарных тисков, совершенно другие лица, чем в классе или на улице.
Приглядываюсь и, кажется, понимаю, в чем отличие, - сосредоточенность делает ребячьи физиономии взрослее и тверже, их облагораживает отсвет работающей мысли...
Идем длинными проходами, никто не обращает на нас внимания. Директор - ну и что? Ведет какого-то гостя - пусть...
Ребята заняты делом, не игрой и отлично понимают - нет и не может быть сейчас ничего более важного, чем работа.
Николай Михайлович останавливается у станка, берет в руки длинный болт, разглядывает, знаком подзывает паренька. Мальчишка останавливает станок и подходит к директору.
- Чей заказ? - спрашивает Балыков.
- Стяжные болты для металлоконструкций. Заказчик КамАЗ...
- Норма времени? Расценка? - спрашивает директор.
Паренек отвечает, а на лице нетерпение: "Ну чего спрашиваешь, мне же работать надо..."
Идем дальше, и Николай Михайлович рассказывает:
- Когда они немного осваиваются с работой, мы всячески поощряем, раззадориваем в них дух соревнования. Видели на некоторых станках флажки? Это значит - вчера хозяин станка работал лучше всех в пролете. Сегодня флажок может остаться у него, а может перейти к другому. Потому мальчишка и смотрел на меня зверенышем: что ему разговоры с директором, зря минуты тратятся...
- Флажок дает мастер?
- Как правило, группа решает, и делается это самым демократическим путем. Голосованием. Ошибок почти не бывает. У ребят удивительно остро развито чувство справедливости...
Из токарной мастерской переходим в отделение слесарей, и тут Балыков говорит:
- Сейчас я вас познакомлю с главной достопримечательностью нашего училища.
Достопримечательностью оказывается мастер. Лет ему на вид сорок, может, чуть больше. Он широк в плечах, тяжеловат. У него редкие, аккуратно зачесанные назад волосы, смотрит он пристально, как бы спрашивая: "А ты что за птица?"
- Знакомьтесь, - говорит Николай Михайлович, - один из опытнейших мастеров училища, Анатолий Михайлович Грачев, между прочим, только что вернулся из Африки, где в течение двух лет выполнял специальное задание... А это... - И Балыков представляет меня.
Мы обмениваемся рукопожатием, и я невольно думаю: если Грачев всерьез прижмет, пискнуть не успеешь! Его жесткая пятерня захватывает, как челюсть.
- Очень приятно, - низким, хрипловатым голосом говорит Грачев, и я чувствую на себе его вопрошающий взгляд.
- Как дела? - спрашивает Балыков.
- Нормально, если не считать, что я тут малость с инспекторшей повздорил.
- Какой инспекторшей? - настороженно спрашивает Балыков.
- А кто ее знает, откуда налетела. Возвращаемся с ребятами из столовой, перед самым зданием училища какая-то тетка пытается остановить группу и спрашивает: "Где мастер?" Я сзади шел. Подхожу, интересуюсь, что случилось. Она объявляет: я инспектор. И делает замечание: равнение плохое, разговоры в строю...
- Между прочим, я вас уже предупреждал, Анатолий Михайлович: в столовую и из столовой ваша группа ходит не лучшим образом.
- Предупреждали. Помню. Кстати, я тогда еще изложил свою точку зрения: пусть на строевой подготовке по военному делу они ходят как следует, там это имеет смысл... а в столовую лишь бы все сразу приходили.
- С этим я не согласен - был и буду. Излишней дисциплины не существует - и з л и ш н е й!
- Еще как существует. Ого-го!
- Не будем препираться. Куда пошла инспектор?
- Скорее всего жаловаться - к вам или к Борису Дмитриевичу.
И тут у директора заметно меняется выражение лица - вдохновленность исчезает, на смену ей приходит сосредоточенность и легкий налет беспокойства. Обращаясь ко мне, Балыков говорит:
- Если не возражаете, я покину вас минуток на десять? Анатолий Михайлович пока займет вас, а я выясню... - И Балыков поспешно уходит.
- Вот такие пироги, - откровенно насмешливо говорит Грачев, перепугалось начальство... С чем желаете ознакомиться?
- Боюсь отрывать вас от дела, Анатолий Михайлович...
- Ничего. Ребятишки мои уже созрели. Час-другой вполне могут обойтись без пристального руководства...
- Тогда я бы с удовольствием послушал вас. Ну, скажем, что-нибудь автобиографическое? Как вы на такое предложение посмотрите?
- Автобиографическое? Да-а... А скажите, вы про наше училище конкретно писать собираетесь или прототипы - так это, кажется, называется - подбираете?
- Ни то и ни другое. Просто я любопытный, как пингвин.
- Я тоже. Идите-ка сюда. - И Грачев ведет меня в самый дальний угол мастерской, к пустым тискам. - Одну минутку, пожалуйста.
Он отсутствует совсем недолго и, возвратясь, подает мне кусок прутка и слесарную ножовку.
- Попрошу, - говорит Грачев, - отпилите миллиметров сорок.
- В размер? - спрашиваю я, недоумевая, что бы это могло означать.
- Нет, приблизительно, на глаз.
Я зажимаю пруток в тисках, беру из рук Грачева ножовку, мельком взглядываю на полотно и обнаруживаю - полотно стоит задом наперед. Отворачиваю барашек, хочу переставить как надо, но Анатолий Михайлович не дает мне этого сделать.
- Все в порядке. Можете не пилить. Все и так теперь совершенно ясно.
- Не улавливаю, в чем пафос?
- Только не обижайтесь. Надо было выяснить уровень вашей компетенции? Как иначе вести беседу? Слишком популярно станешь объяснять оскорбительно вроде, недостаточно популярно - непонятно...
- Ориентируйтесь на пятый разряд, - говорю я. - А чего не пойму, спрошу.
Занятия окончены. Мы вдвоем.
- Вы просили из автобиографии рассказать. Анкетные данные, я думаю, интереса не представляют: пяти лет остался без отца, семи - без матери, воспитывался у родственников, потом - в детском доме. С пятнадцати живу, можно сказать, самостоятельно...
Рассказывает Анатолий Михайлович неспешно, время от времени приостанавливается, будто прислушивается к себе, будто вспоминает что-то, а может быть, взвешивает: сообщать или не стоит? Он непрост, этот коренастый человек с завораживающей улыбкой...