Русская сказка. Избранные мастера - Коллектив авторов
С сильным не борись, с богатым не тяжись, сильный всегда прав. На эту грустную истину Ерофей рассказывает сказку, не уступающую крыловским басням: «Спорился заяц с лисицей — о быке, чей бык: «я тогда родился, говорит заяц, как свет зацедился (начался), — мой бык!» А лисица говорит: «Мне до свету семь лет — мой бык!» А медведь вышел с болота: «Мне, говорит, пять лет, а вам до быка дела нет!» Вот тут и спорь с дюжим-то.
Известна сказка Пушкина: «Золотая рыбка»; но вот подобная же сказка, но не сочиненная писателем, а сложенная, либо бог-весть где и когда подслушанная народным сказочником, Ерехой:
«Мужик, вот такой же как Ереха Плутанский, пришел березу сечь; а на березе, на ту пору, надо быть был святой. «Не секи» — говорит. «А каким ты меня чином пожалуешь?» — «Будь ты староста, женка будет старостихой». Пришел мужик к бабе: «Я — староста, ты старостиха». А баба говорит: «Поди секи, что это за чин, что ты староста, а я старостиха — ведь барина бояться надо, а вот то чин, кабы я барыня, а ты бы барин, то чин». Пришел мужик сечь. «Не секи меня, говорит береза: пусть баба — барыня, а ты барин». Вернулся он к жонке: «Жонка, а жонка! ноне ты барыня, я барин». — «Что то за чин», — говорит жонка: «все царя будем бояться; а вот — я хочу быть царицей, а ты был бы царем; так то чин; поди ссеки березу». Сказал мужик бабьи речи березе, стал ее сечь! «Будь же ты медведь, а жена медведицей!» И до сих пор — у Опоцки ходит медведь с медведицей — так вот оно што: бабьему хвосту нет посту; за большим чином погонишься, малый упустишь».
Знает Ерофей множество легенд, это — жития разных святых из Четий-Миней, перешедшие в уста народных рассказчиков; при этом переходе печатные жития потерпели большие переделки, зависевшие от воззрений на них рассказчиков. Некоторые легенды совершенно утратили вид своих источников. Во всяком случае они очень характеристичны, и мы сожалеем, что неудобно привести их здесь из сборника, тщательно составленного со слов Ерофея....
...Если приведенные рассказы интересны только потому, что выражают народное воззрение на те или другие из людских слабостей, то множество других рассказов Ерофея: «Макарий преподобный», «Злой и добрый братья», «Тесть и теща», «Марко богатый купец», «Суд ворон», «Золотарь», «Иван-хлебосолец», «Как меньшой брат журавинку съел», «Богатый богатырь», несколько рассказов про «Мила преподобного» (Нил Осташковский) и т. п. сказания Ерофея весьма были бы у места на страницах наших народных журналов.
Как жаль, что редакторы их, упражняясь нередко в составлении повестей, подделок под народный склад языка и воззрения, упускают из виду произведения истинно-народных рассказчиков, талантов-самородков, людей темных, чуждых грамоты, но несомненно даровитых. Сказанья рассказчиков, подобных Ерофею, чрезвычайно интересуют народ. В объездах моих по деревенским школам Опоченского уезда Ерофей был моим спутником. Зачастую на ночлегах, в какой-нибудь деревне, Ерофей, всегда охотник рассказывать, начинал говорить, и все, от мала до велика, слушали его с живейшим любопытством. К сожалению, из боязни сделать мою заметку слишком длинной, я не могу привести все его рассказы, а ограничусь выпиской сказания его о «Правде и Кривде». Это — новый вариант к поэтическому созданию истинно-самородной литературы:
«Два швеца (портные) заработали по триста рублев денег и заспорились дорогой. Один говорит: правда лучше, другой говорит: кривда лучше. Пойдем, говорят, до встречного: ежели правду похвалит, то все шестьсот рублей правде; если кривду похвалит, то все шестьсот рублей кривде. Навстречу старик. «Дедушка, а дедушка! что лучше — правда аль кривда?» — «Может ли быть в нонешние года правда лучше! Что больше покривишь, то больше проживешь». Заложились до второго встречного: коли правду похвалит, с кривды платье долой и деньги назад. Попался солдат. «Ненадобны дела, неспособны слова, чтоб правда была лучше кривды. В нонешние года, что больше покривишь, то больше проживешь». С правды платье долой, правда голая осталась. Вот заложились в третий раз. Пойдем до третьего встречного; ежели третий встречник кривду похвалит, правде глаза долбать. А правда говорит: «Хошь глазы долби, все ж правда лучше!» Навстречу поп. «Что, батька, лучше: правда, аль кривда?» — «Может ли быть в нонешние года правда лучше, пустые разговоры, последние слова, ненадобные дела; кто больше покривит, тот больше наживет!» Кривда правде глаза выколола. Осталася правда голая, босая, слепая. Побрела туда, сама не ведая куда. Слепому, куда не наставил, все прямая дорога. Пришла правда к озеру, как-то в озеро не попала, прямо к челну. «Лягу-ка под челн. Не придет ли кто к челну, не выпрошу ль, ради-христа, рубашонки, грешное тело приодеть». Ан ночью, к полночи: буль, буль, буль, кто-то с озера, и много с озера к челну собралося. Один и говорит: «Как я сегодня славно душу соблазнил. Заложились два швеца; один говорит: правда лучше, другой — кривда. Во все заклады я кривде помог; все шестьсот рублев ей достались, кривда с правды одежду сняла, кривда правде глаза выдолбала. Осталася правда голая, босая, слепая, ни на что не способная, никуда не годная». Тут его старшой похвалил, по головке подрачил (погладил): «Это ты, молодец, хорошо скомандовал». А другой говорит: «В эвтакой деревне от отца осталося три сына; живут богато, именисто, не знают в хлебе меры, в деньгах счету; отцовых денег лежачих не знают и брат в брате не денег желают, а правды пытают; и большие братеники грешат, что у малого деньги, а и у малого нет, а закопаны у отца деньги в землю и сделана кобелю будка на деньгах. Уехавши эти братеники в дорогу. И приедут с дороги; приехавши, коней выпрягут, приберут, сядут завтракать. Стане малый брат хлеб резать. И прежде отрежет себе, и женке своей, и детям своим. А больший брат и возьме нож и скаже: «Ты отцовы деньги завладел, так и