Лев Гумилевский - Зинин

В спор вступил знаменитый немецкий химик Юстус Либих, но попытка его примирить спорящих и найти выход из положения не имела успеха.

Так электрохимическая теория и теория радикалов постоянно вступали в противоречие с фактами, не выдерживали проверки практикой. Одна за другой появлялись новые теории, но и они не разъясняли загадок химии.

Англичанин Джон Дальтон в 1808 году предложил «Новую систему химической философии», которая, по его заявлению, объясняет все основные законы химии. Главнейшие положения Дальтона таковы.

Вещество состоит из мельчайших частичек — атомов.

Химический анализ может лишь отделять эти частички друг от друга; синтез может только соединять их. Атомы при химических операциях не разрушаются и не образуются вновь.

Каждый химический элемент состоит из присущих только ему простых атомов, отличных от атомов каждого другого элемента: простой атом есть наименьшая частичка химического элемента, образующая соединения или получаемая из соединений. Каждое соединение состоит из присущих лишь ему сложных атомов. Так каждый атом железа тождествен с каждым другим атомом железа, но отличен от атома любого другого элемента. Все сложные атомы воды тождественны между собою, но отличны от сложных атомов каждого другого соединения.

Берцелиус видел явные преимущества атомной теории Дальтона, но она вносила путаницу в привычные представления и побудила многих химиков возвратиться к взглядам Берцелиуса о химических эквивалентах, а молодого Дюма еще и воскликнуть:

— Надо изъять из обращения самое слово атом!

Хаосу химических представлений содействовал витализм — учение о жизненной силе, отвергавшее общность химических законов мертвой и живой природы. Витализм поддерживался общественной и религиозной философией. Юстус Либих свидетельствовал:

— Считается чуть ли не унизительным и непристойным для образованного человека предполагать, что в теле живого существа играют какую-либо роль грубые и обычные силы неорганической природы!

Не слишком поколебалось это убеждение и после того, как другой немецкий химик, Фридрих Вёлер, в 1828 году получил у себя в лаборатории органическое вещество — мочевину, типичный продукт жизнедеятельности организма.

Берцелиус, признавая открытие Вёлера «очень важным и очень красивым», считал нужным воздерживаться уже от самого публикования учения об органической химии, а Вёлер писал:

«Органическая химия в настоящее время может кого угодно свести с ума. Она представляется мне дремучим лесом, полным чудесных вещей, огромной чащей без выхода, без конца, куда не осмеливаешься проникнуть».

Критический ум Зинина, воспитанный на строгой точности и ясности математических суждений, продираясь через дремучую чащу тогдашней теоретической химии, естественно и не мог найти в ней ничего, кроме неудовлетворительности, неосновательности и ложности.

Химия оставалась искусством, которым практически занимались аптекари. Это было эмпирическое, полезное и нужное искусство, но не наука. Химия описывала явления, приготовляла новые тела, давала анализы минералов, вод и других неисследованных продуктов природы. Но таким искусством трудно было увлечься в Казанском университете, когда проходил курс Зинин.

Здание химической лаборатории было заложено только в 1834 году. Занятия «по части химии и технологии» вел Иван Иванович Дунаев, семинарист по первоначальному образованию, окончивший Главный педагогический институт в Петербурге. К химии ранее он не имел никакого отношения и преподавал ее по «Руководству к преподаванию химии» Шерера и по учебнику И. Ф. Гизе «Для учащих и учащихся»

С практическими занятиями обстояло совсем неприглядно. Приборами и приспособлениями существовавшая жалкая лаборатория пополнилась только в последний год пребывания Зинина в университете.

За неимением преподавателей приходилось мириться с Дунаевым. Десять лет он числился адъюнктом химии, и даже Магницкий отказывался утвердить его в звании экстраординарного профессора. Семинарское образование и ненависть Магницкого к естествознанию выручили адъюнкта. В 1821 году Дунаев произнес на торжественном собрании университета свою «знаменитую» актовую речь «О пользе и злоупотреблениях наук естественных и о необходимости основывать их на христианском благочестии».

Немедленно вслед за произнесением такой речи последовало утверждение оратора в профессорском звании. Основанная на христианском благочестии, химия Дунаева никого не увлекала. А Зинин слушал Дунаева с отвращением, не думая уже о самой науке.

Сдав магистерские экзамены, Зинин просиживал целые дни в библиотеке, готовя свою диссертацию.

В это время последовал указ о введении нового университетского устава, утвержденного 26 июля 1835 года.

Новый устав носил на себе печать эпохи. Свобода преподавания и самоуправление изгонялись. Власть попечителя и ректора соответственно усиливалась. Университет разделялся на факультеты: философский, юридический и медицинский. В философском было два отделения: первое — гуманитарных наук и второе — физико-математических наук. Химия здесь уже не соединялась ни с металлургией, ни с технологией, как раньше, а являлась самостоятельной кафедрой.

Условия для занятия кафедр по новому уставу были определены более точно и строго. Претендент на кафедру должен был иметь степень доктора, доказать свою ученость и способность к чтению лекций, обладать еще и «обширным запасом сведений лингвистических, чтобы быть в состоянии следить за современным ходом наук на Западе».

В связи с новыми требованиями ряд профессоров, в том числе и Дунаев, был уволен. На их места назначались более молодые, соответствующие новым требованиям претенденты. В их числе оказался и Зинин.

Над данной ему химической темой Николай Николаевич работал более года. Он представил диссертацию осенью 1836 года, в октябре ее защитил, в ноябре совет присудил ему степень магистра естественных наук, а 22 декабря избрал адъюнктом по кафедре химии.

Уже первоначальное назначение «в помощь Дунаеву» было ему не по душе. Избрание же адъюнктом по химии он встретил бунтом.

После обеда с попечителем он не поднялся как обыкновенно к себе в мезонин, а дождавшись, пока ушли дети, обратился невесело к хозяину:

— Меня избрали адъюнктом по химии, Михаил Николаевич!

Снимая салфетку, заткнутую за жилет, и обтирая густые усы, Михаил Николаевич добродушно ответил:

— Ну что ж, очень хорошо, поздравляю…

— Какой же я химик?! Я математик!

— Будешь химиком!

— Не могу, Михаил Николаевич, и отказываюсь!