Лев Гумилевский - Чаплыгин

На протяжении всей истории науки и техники господствует случайное совпадение событий, приводящих к открытиям и изобретениям. Счастливые случаи сопровождали научную деятельность Жуковского. В создании его циркуляционной теории участвовал бумажный змей; к вихревой теории гребного винта привели Николая Егоровича фотографии корабельного винта; наблюдая полет бесхвостого голубя, поворачивавшегося с помощью перекоса концов крыльев, «отец русской авиации» предлагает строить самолеты с перекашиванием концов крыла. В то же время и к тому же выводу о необходимости перекашивания концов крыльев аэроплана приходит Вильбур Райт, отпуская в своем магазине покупателю велосипедную покрышку и машинально вертя в руках коробку от покрышки…

Летчик-испытатель М. Галлай, вспоминая об известном конструкторе самолетов Семене Алексеевиче Лавочкине, указывает на одну особенность самолетов Лавочкина — необычайную «живучесть» его конструкций, сказавшуюся во второй мировой войне.

«Излишне говорить, как ценили это свойство самолета ЛАГГ-3 наши летчики, — пишет Галлай. — Зашла о нем речь и на одном из многочисленных совещаний, связанных с работами по новым истребителям. И тут Семен Алексеевич задумчиво бросил:

— Это у нас получилось случайно…

Заметьте: так было сказано не в дружеской беседе с глазу на глаз с приятелем, а на достаточно широком, как говорят, „представительном“ совещании. Далеко не всякий конструктор так естественно и легко отказался бы от возможности обыграть столь драгоценное свойство, обнаружившееся в его детище, и признался бы в том, что это свойство получилось „само собой“, помимо сознательного замысла создателей машины».

История «случайных» открытий и изобретений не замыкается временем. Она продолжается до наших дней. Ее дополняют признания самих деятелей науки и техники.

В речи, произнесенной Германом Гельмгольцем в ноябре 1891 года по поводу семидесятилетия, авторитетный ученый счел нужным напомнить чествовавшим его слушателям о том, что «ему часто помогал благоприятный случай или счастливое обстоятельство».

Подобно Гельмгольцу, в 1940 году в Москве крупный русский ученый, академик А. Е. Фаворский в день своего восьмидесятилетия на торжественном вечере говорил:

«Я считаю, однако, во имя справедливости и правды своим долгом сказать, что все то, что я сделал, это не есть исключительно результат одних моих талантов и одного моего труда, только моих исканий. В жизни каждого человека играет большую роль случайность, так называемое „везение“. И в моей жизни эти случайности, и именно счастливые случайности, сыграли большую роль».

К первому своему открытию, поставившему молодого ученого сразу в первые ряды химиков, Фаворский пришел действительно случайно, благодаря ошибке в температуре, указанной в описании реакции, которую Фаворский должен был повторить.

Академик П. И. Вальден мог бы высказать свое заключение и без оговорок, ибо если в истории какого-либо открытия или изобретения и не говорится о помощи случая, то это еще не значит, что случая не было: это значит, вернее, что он остался незамеченным или был скрыт изобретателем или ученым. Ведь не замечает же Уатт связи между идеей отдельного конденсатора и прачечной с клубами пара, вырывающимися из окна, хотя и помнит очень хорошо, что, именно проходя мимо прачечной, явилась ему счастливая мысль, «что пар — газообразное тело и легко устремляется в пустоту».

Так же и знаменитый Пуанкаре, французский математик, не замечает подсказки случая, когда рассказывает об одном своем открытии:

«В момент, когда я ступал на подножку экипажа, у меня вдруг явилась идея, которая, по-видимому, не была подготовлена ни одной из предшествовавших мыслей, что преобразования, к которым я прибегал, чтобы определить фуксовые функции, тождественны с преобразованиями неэвклидовой геометрии. Я не сделал проверку: у меня не было для этого времени, но в этот момент я уже был вполне уверен в правильности моей идеи».

Случаем тут была тождественность подножек, находившихся по обе стороны экипажа, на одну из которых ступил математик.

Говоря о «ряде счастливых проблесков мысли, приходивших в голову после долгого блуждания по сторонам», Гельмгольц справедливо добавил: «Эти счастливые наития нередко вторгаются в голову так тихо, что не сразу заметишь их значение».

Характерно также и замечание Максвелла в его «Трактате об электричестве и магнетизме» по поводу открытий Ампера.

«Хотя Ампер придерживался в своем изложении индуктивного метода, однако он не дает возможности заглянуть в лабораторию своей мысли, — пишет Максвелл, — мы не видим, каким образом у него одно заключение следует за другим, и едва можем верить, что Ампер действительно вывел свой закон из тех опытов, какие он описывает. Можно подозревать, и он даже сам признается в зтом, что, закон был открыт другим путем, о котором он ничего не сообщает, и что уже потом, когда для закона им было найдено полное доказательство, все подмостки, служившие для постройки здания, были удалены».

Большинство люден не знает всей сложности и разнообразия путей, ведущих к открытию, и «случайность» открытия обесценит в глазах широкой публики предшествовавший труд первооткрывателя. Естественно, что нужна доля мужества, чтобы открыто заявить, как это сделала Анна Ахматова:

Но если дело обстоит таким образом, то естественно будет спросить себя: а не является ли случай совершенно закономерным элементом в процессе творческого научного, художественного да и всякого вообще мышления?

Пьер Лаплас, великий математик Франции, совершенствуя различные отделы математики и астрономии, очень рано убедился в том, что «открытия заключаются в сближении идей, которые соединены по своей природе, но доселе были изолированы одна от другой».

Другой французский математик, Анри Пуанкаре, развивавший ту же мысль, писал, что «наиболее плодотворны из выбираемых нами комбинаций те, которые образованы из элементов, взятых из очень далеких областей».

Умением или способностью устанавливать очень далекие связи между явлениями или предметами окружающего мира прежде всего характеризуется каждое крупное открытие, относящееся к разряду гениальных. Установлению же далеких связей чаще всего и помогает случай, без помощи которого даже и гениальному человеку вряд ли удалась бы нужная в данном случае комбинация.

Дело в том, что многие явления, связанные в объективном мире но самой природе своей, воспринимаются нашим мозгом изолированно, отдельно друг от друга. Например, океанские приливы и отливы на Земле неразрывно связаны с движением Луны, но, отраженные в нашем мозгу, они существуют изолированно: Луна — сама по себе, приливы и отливы — сами по себе.