Ярослав Голованов - Марсианин (опыт биографии)

Конечно, знания — сила. Но не всякая сила в радость. И когда узнаешь, что никакой инопланетной цивилизации нет и даже следов ее не видно, радоваться как-то не хочется. И не радует мысль, что уже не десятки миллионов, а миллионы миллионов километров бездны невероятные, не подвластные никакому воображению, отделяют тебя от существ, которые могли бы понять и научить тебя, которых ты, быть может, смог бы уберечь от ошибок.

Ну, вот на этом давайте кончим сегодня, ребята. Всего вам хорошего. Учитесь хорошо. Нам вы нужны ученые.

Август 1914 года. Войны называют национальными трагедиями. Трагедии национальные складываются в нечто огромное из личных трагедий. Первая мировая война пощадила Фридриха Цандера, не убила, не искалечила никого из его близких. Но война была для Цандера личной трагедией потому, что она убила его мечты, искалечила планы на будущее, лишила всякой перспективы в осуществлении идей, которые владели всем его существом. Он почувствовал вдруг, что совершенно бессилен, ибо не распоряжается будущим. Будущим распоряжалась война. «Не унывать, не падать духом!» — он успокаивал себя, как умел. Даже в это суровое время надо использовать все возможности для приближения эры межпланетных путешествий. Диплом с отличием давал ему право самому выбрать место будущей работы. Он задумался и выбрал завод «Проводник».

И по нынешним меркам завод «Проводник», построенный с привлечением французских капиталов, был завод большой: на нем работало более четырнадцати тысяч человек. А по тому времени даже в мировом масштабе это было гигантское предприятие еще молодой тогда резиновой промышленности.

— Но почему резина? Что тебя интересует в резине?.. — спрашивал сына Артур Константинович.

— Видишь ли, папа, — ответил Фридрих, — я хотел бы получше изучить и саму резину, и технологию изготовления ее. Это для меня очень ценный по своим свойствам материал. Вряд ли отыщется вещество, которое могло бы создать лучшую герметизацию межпланетного аппарата, его люков и отдельных отсеков. Она прекрасный изолятор и, следовательно, уменьшит вероятность замыкания электрических цепей и пожара, который в условиях космического полета — бедствие трагическое. Ну а потом я считаю, что из резины лучше всего изготовить скафандры, без которых никакие путешествия, скажем, по Луне, да и по другим планетам, просто невозможны…

— Послушай, Фридель, какие путешествия по Луне! — воскликнул отец. — Война! Ты знаешь, что мы разбитый Восточной Пруссии? Александр Васильевич застрелился!

— Какой Александр Васильевич? — рассеянно спросил Фридрих.

— Генерал Самсонов!

— Папа, я слышал, что Самсонова предали Жилинский и Ранненкампф, что его армия разбита и он покончил с собой. Я знаю это, и меня все это печалит не меньше, чем тебя. Но, прости, судьба межпланетных путешествий не зависит от побед или поражений генералов. Единственно, что генералы могут: отсрочить старт космического полета. Тут я согласен: могут. Но не более! Рано или поздно мы обязательно полетим на Марс. Неужели ты не понимаешь, что мы все равно обязательно полетим на Марс? А раз так, для этого надо работать. И я буду работать для этого…

Но работать над проектом марсианской экспедиции ему было нелегко. Фридриха Артуровича назначили помощником заведующего автошинным отделом «Проводника». Хозяйство было большое, сложное, мало ему знакомое. Требовалось резко увеличить производство автомобильных шин для нужд фронта. Никакого плана модернизации и расширения производства не существовало. Рабочих подбадривали «патриотическими» речами. Но речи уже не действовали: в год поступления Цандера на завод «Проводник» пережил пять забастовок. Только что появившемуся в цехе инженеру рассказывали, как недавно работницы отравились импортным американским бензином, с которым без масок работать было нельзя.

Цандер видел, что так продолжаться не может. Он понял вдруг: вся эта мешанина из организационного хаоса, выдаваемого за реконструкцию, квасных и хвастливых призывов, считавшихся демонстрацией патриотизма, безжалостной эксплуатации, объясняемой трудностями военного времени, — все это нужно для одного — нажиться на войне. Быстро, цепко и по-крупному нажиться. Наживались все, кто мог, от поставщиков лежалых сухарей и гнилых подметок до металлургических воротил и артиллерийских магнатов. Он понял, что величайшее бедствие миллионов оборачивается для единиц крупной наживой, и еще более укрепился в сознании аморальности этой войны, всего этого правопорядка.

На производственном совещании инженер Цандер выступил с критикой тех средств техники безопасности, которые применялись в шинном производстве. Его выслушали. Тезисы выступления занесли в протокол. Некоторые инженеры переглядывались: за Фридрихом Артуровичем уже закрепилась репутация человека странного, немного не от мира сего. С такими главное не спорить. Соглашаться, а делать по-своему. Разумеется, с техникой безопасности ничего не изменилось, а если и изменилось, то только к худшему.

Один из биографов Цандера цитирует воспоминания Фридриха Петровича Тупиня, работавшего в автошинном цехе: «Молодой инженер не гнушался рабочими, он часто приходил к собравшимся на перекур и расспрашивал, как живем, как работается… Многие из нас тогда жили, как и я, в Марупе, за десять километров от завода, и, чтобы попасть вовремя на работу, вставали еще затемно. Выслушав нас, Цандер, устремив взор вдаль, рассказывал нам о своей мечте и о том, что скоро, очень скоро будет возможность доставлять рабочих на далекое расстояние на летательных аппаратах, которые будут взлетать и садиться прямо у их домов, а затем настанет время, когда можно будет летать не только в любой край Земли, но и в космос, на другие планеты».

Какой, однако, удивительный человек! Ведь, с одной стороны, Цандер — воплощение скромности, человек вроде бы необщительный, «некоммуникабельный», как теперь говорят. С другой стороны, при всей своей замкнутой самоуглубленности он с юных лет, с бесед у кроватки маленькой Маргареты, потом в училище, в институте, теперь на заводе, позднее везде, где он работает, где контактирует с людьми, непременно выступает активным пропагандистом идей космического полета, не боясь при этом показаться несовременным, смешным, чудаковатым, если не слегка помешанным. Мнение собственно о нем никогда его не интересовало. Несравненно важнее было увлечь других, найти единомышленников. Космические путешествия могут готовиться одиночками, такими гениями, как Циолковский. Но осуществляться одиночками они не могут! Сколько бы он ни работал, одного его труда мало, чтобы улететь на Марс. Да и вряд ли на Марс полетит один человек…