Коллектив авторов - Заметки о Ленине. Сборник

Погасла лампа. Храпели мужики. Бормотала спросонок баба. А худощавая стареющая хуторянка, сидя на тулупе своем, на полу, истово, напевно, как молитву, выговаривала смешные и трогательные слова своей сказки. У ней были добавления и отступления, которых я не помню. Не помню точных слов, но характер слов, содержание, ритм речи ее я помню. Как сейчас слышу. Оттого смело воспроизвожу. Это — первая мужицкая легенда о человеке с именем Ленин в бедном легендами уезде, где сгасала яркость многих имен. И для меня она — убедительное свидетельство: дана была Ленину вера тугой мужицкой души. Только о том мужик рассказывает сказы, что вошло в его сердце и память в живых образах, чему он поверил. Оттого в печальный час я не боюсь смешных слов простой его сказки. Этими сказками входил Ленин в душу к мужику. И я жалею, что не могу сейчас восстановить еще один рассказ, башкирина-подводчика. Надо тщательно вспомнить сочетанья его слов, детали содержания и ритм рассказа. А этого сейчас мне не сделать. Он говорил о красном тюре (начальник, господин) Ленине, который башкир от русской жестокости и хитрости защищал. Разноплеменный состав населения часто служил причиной долгих распрей, иногда и кровопролитных схваток в уезде. Равно невежественные были, равно и жестоки. Долгая их тяжба еще не кончена. Окончится только тогда, когда придет знание, а с ним уважение к разноверцу и разнокровцу. В этом уезде и посейчас для большинства русских крестьян киргизин, башкирин — низшее поганое существо. Они выпьют из одной чашки с заразным, но после здорового башкирина отодвинут брезгливо посуду. А в Ленина верили и те и другие. Я во вступлении подробно выписала уезд. Для того, чтобы стало понятно: какая яростная, какая жестокая была там схватка из-за утвержденья Октября. Некоторые села и поселки по пять, по семь раз переходили от белых к красным. Многие хутора сметены с лица земли. Выжжены, обеднели станицы, затоптаны, незасеяны богатые земли старообрядцев. Умирает полуразрушенный уездный город. Этим летом я была в нем и в селах уезда. В городе площади и редкие тротуары поросли травой. Разрушено не меньше трети домов. Разбиты школы. У города нет средств ремонтировать их. В нем не ожила торговля. Торгует случайным товаром одна кооперативная лавка. От многих башкирских зимовок одно пепелище. Грозная ступня войны четко отпечаталась на том уезде. Нищенствуют учителя. В селах мужики позакрывали школы. Кроме войны притоптал уезд еще голод. Такой же, как в Поволжьи, и в тот же год. Вот в этом уезде, где столкнулось столько групп и мировоззрений, деревянный глухой мещанский город выдержал двухмесячную казачью осаду. При сдаче города, поддержка населения помогла красноармейцам пробиться на соединение с главными силами армии. Этот невероятный уезд, приявший всю страсть Октября, сохранил нерушимой веру в Ленина. Легендами она прочно утвердилась в нем, и тяжкие испытания не задушили ее. О Ленине расспрашивали, как о своем кровном родственнике. И подробно, будто каждому, побывавшему в Москве, легко знать ежедневную Ленина жизнь.

— Ну, как он там? Где живет?

— А как он нащет хлебного займу?

— Как Ленин теперь? Слышно, выздоравливает. Пищу ему всякую разрешается или нет? Что он говорит? Нащет деревни что высказывает?

— А семейство его вы видали?

— Вот надо бы Ленину до сведения довести. Этот правильно рассудит.

И простое любопытство могло продиктовать эти вопросы. Простая хитрость научить. Но я годы жила в деревне. Знаю мужицкие расспросы себе на уме. Знаю рабью мужичью льстивость. И знаю тон, в котором правдив искренний «родственный» интерес. Этот тон у мужика часто не услышишь. Туго запертая душа — его защитная броня. И он редко впускает в нее большую веру. Редко отмыкает душу. Для Ленина отомкнул. Даже в ненависти богатых крестьян был фанатизм веры в неуступчивость Ленина, в его хозяйственную стяжательность для бедноты. Кряжистая стойкость и хозяйственная сметка в крестьянском ощущении — величайшие добродетели. Мужик награждает ими только того, в кого верит. Один богатый мужик, ругательски ругая коммунистов и местную власть, неожиданно наивно заключил: {…}

Среди старых дореволюционных кооператоров было чрезвычайно широко распространено мнение, что кооперация представляет какую-то совершенно самостоятельную форму общественного движения, совершенно независимую от других его форм. Отношение этих вождей старой кооперации к кооперативному движению и к кооперативной идеологии было самое утопическое. Одни из них вполне явно, другие более или менее прикровенно представляли себе кооперативную идеологию как какую-то абсолютную, вечную, внеклассовую истину. Некоторые из них искали корни кооперативного движения еще в те времена, когда не было капитализма, не было, следовательно, и капиталистической эксплоатации. Другие доходили до того, что старались найти начала кооперации у самых первобытных народов. Идея кооперации при таком подходе к делу развивалась не из условий экономической обстановки и классовой борьбы, а совершенно независимо от них. Кооперативное движение, по их мнению, не было продиктовано жизнью, а явилось результатом работы идеологов, «родоначальников» кооперативного движения. Идеология эта развивалась и совершенствовалась сама по себе, а не в зависимости от того, что диктовала жизнь. Развитие этой идеи шло в направлении искания таких кооперативных догматов, которые при всяких условиях наилучшим образом отражали бы идеи кооперации. Такие догматы многие старые кооператоры усматривали в знаменитых принципах рочдельских пионеров. И они старались свято сохранить эти рочдельские принципы даже тогда, когда вся обстановка экономической жизни и классовой борьбы в корне изменялась. Всякую попытку нарушить или изменить эти принципы они считали чуть не святотатством.

Ленин был великолепным марксистом и потому ясно понимал, что кооперативное движение есть одна из форм проявления классовой борьбы пролетариата и мелкой буржуазии против эксплоатации капитала. Он прекрасно понимал, что нет никаких «вечных», абсолютных кооперативных истин, нет никаких принципов организации, которые были бы хороши и пригодны при всяких условиях. Как великий, гениальный революционер-реалист, Ленин прекрасно понимал, что нет единых задач, которые бы всегда стояли перед кооперацией, что задачи эти меняются в зависимости от изменения всех условий окружающей жизни, а также и условий классовой борьбы, что в зависимости от этого должны меняться и принципы кооперативной организации. В кооперативную работу Ленин вносил всегда ту же гениальную гибкость тактики, уменье во-время повернуть руль налево или направо, то же уменье сосредоточить всю живую силу движения на одном пункте, который является в данный момент наиболее важным для целей всего революционного движения пролетариата.