Лев Гумилевский - Вернадский

В первый раз Владимир Иванович находился в такой глуши, вдали от железной дороги, в пятидесяти верстах от ближайшего жилья. Кроме двоих его спутников, кругом не было ни одной души.

Месторождение оказалось очень интересным. Ничего подобного Владимир Иванович и Самойлов еще не видывали. Урановые соединения выделились в пустотах пещер, образовавшихся в известняках. Материал для дальнейших исследований был собран, и план их намечен был здесь же.

Вечером, перед отъездом, Владимир Иванович сказал Ненадкевичу:

— Мы с Яковом Владимировичем отправимся на Урал, посмотрим, как там идут дела, а вы, Константин Автономович, отправляйтесь в Петербург. Найдите где-нибудь, где хотите, помещение для нашей геохимической лаборатории!

— Как? В частном доме? — изумился тот.

— Да, в любом подходящем доме… От академии ждать нечего, а дело не может стоять! Нам нужна своя лаборатория, и надо ее создавать, — вдруг с неожиданным одушевлением заговорил учитель. — Тот, кто вступил в мир науки, вступил не только в творческую личную работу. Перед ним становятся задачи активной, организаторской работы. Музей, лаборатория, кабинет, наши экспедиции — все это, как вы знаете и сами, далеко от тишины научного кабинета! Это двадцатый век, друзья мои! Век организации!

Они сидели возле потухшего костра, над ними сияли огромные звезды в черном небе, и слышен был плеск бегущей через ущелье реки. Хотелось не говорить, а только слушать. И Владимир Иванович замолчал.

Белых ярлычков с надписью «Сдается квартира» или без всякой надписи Ненадкевич на окнах домов встречал много, но нужного для лаборатории помещения не находил. Он уже сообщил Владимиру Ивановичу о безнадежности поисков, как вдруг, проходя случайно по Биржевому переулку, заметил ярлычки на верхнем этаже большого дома и решил посмотреть, что там сдается.

На звонок вышла немолодая женщина в черном платье, с часами за поясом и золотой цепочкой на груди. Она приветливо посмотрела на посетителя.

Ненадкевич спросил:

— Что у вас сдается?

— А вот посмотрите! — отвечала она и повела его за собою.

Сдавалось большое, но странное помещение со стеклянным фонарем в потолке, где носилась стая проникших откуда-то голубей. Они, видимо, вили тут гнезда, летали, ничуть не стесняясь людей, садились где придется и противно гудели, топорща зоб. Заметив недоумение на лице гостя, хозяйка сказала:

— Я вам сейчас все объясню. Это когда-то была мастерская Крамского, ее специально для него выстроил владелец дома, господин Елисеев, вы, конечно, знаете… А после Крамского здесь работал мой муж, Архип Иванович Куинджи, вы, вероятно, тоже знаете. Он умер в прошлом году, я все распродала и теперь сдаю мастерскую.

— Объясните, пожалуйста, а что же это такое? — спросил Константин Автономович, показывая наверх запрокинутой головой.

— Ах, вот что? — весело ответила она. — Это, видите ли, от Крамского пошло, а Архип Иванович тоже их не трогал, он очень любил голубей. Вот они каждую весну и возвращаются сюда. Да вы не беспокойтесь, — заверила она, — они как выведутся, так и разлетятся до новой весны… Вы художник?

— Нет, совсем напротив — я химик. Но мне это подходит.

— Значит, вы не для себя смотрите? Для кого же?

Константин Автономович объяснился, и тогда хозяйка задумалась.

— Я академика Вернадского знаю, охотно сдала бы ему мастерскую, но лаборатория… Вы понимаете, может взорваться у вас тут что-нибудь…

Ненадкевичу пришлось ее успокаивать:

— О, не беспокойтесь, ведь Вернадский минералог, мы изучаем камни, только камни, начиная от алмазов и кончая булыжниками.

— А, ну это другое дело, пожалуйста, переезжайте! Так начиналась первая в мире геохимическая лаборатория, формально называвшаяся минералогической.

Владимир Иванович признал, что лучшего помещения нельзя было бы и придумать: вода, канализация, свет, воздух, удобство вытяжных шкафов. Не хватало лифта, но Ненадкевича с его длинными ногами лестницы только тешили, а Вернадский привык ходить по горам и считал, что подъем нужен не только мышцам ног, но и мышцам сердца.

Содержание лаборатории взяла на себя Академия наук. Средства на покупку приборов и оборудования приходилось изыскивать.

Общественные и научные учреждения страны пришли на помощь руководителю исследований.

На средства Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений имени X. С. Леденцова, состоявшего при Московском университете, лаборатория приобрела спектральное оборудование. Геологический музей Академии наук и С.-Петербургское минералогическое общество обеспечили экспедицию на Байкал.

Владимир Иванович с катоновской твердостью и решимостью не терял ни одного случая, не пренебрегал никаким поводом для новых и новых выступлений по неотложным задачам дня.

На втором съезде деятелей практической геологии он вышел с речью, посвященной радиоактивным рудам в земной коре. Приведенные им данные основывались не только на литературе, но и на работах первых радиевых экспедиций.

Руководитель и организатор их подчеркивал необходимость изучения радиоактивных руд русскими учеными. Предупреждая о возможности захвата их иностранным капиталом, Вернадский указывал на то, что избежать иностранной зависимости можно только интенсивным изучением своими силами радиоактивных богатств страны.

— Особенно нам, русским, — говорил он, — необходимо с самого начала быть на уровне современных знаний и стремлений в этой области, так как на огромной территории нашего государства мы имеем многочисленные признаки радиоактивных руд. Если мы оставим их без внимания, ими займутся чужие…

Из всех радиоактивных элементов в то время могли иметь практическое значение только радий и мезоторий. Вернадский представил геологам типы урановых и ториевых руд, из которых можно выделять эти элементы.

Обращаясь постоянно к общественности, Вернадский не давал покоя и Академии наук, и министерствам, и Совету министров, Государственной думе. Как организатор, он был неутомим и неумолим.