Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

— Ну вот, теперь у нас есть и свой тенор.

С тех пор этот врач прозвал меня тенором и еще не раз обращался ко мне с просьбой:

— А ну-ка, тенор, спой нам, пожалуйста, что-нибудь еще.

Я знал очень много русских народных и советских песен и удовлетворял его просьбу. К нам в барак стали прибывать все новые и новые товарищи — летчики, сбитые гитлеровцами на фронте. Они только летчикам рассказывали о положении на фронтах и в стране. Но мы и так догадывались, что на фронтах идут тяжелые бои.

Здесь, в Смоленском лагере военнопленных, режим был такой же, как и в лагере города Шахты. Один раз в сутки нам давали баланду и маленький кусочек хлеба. Баланда в основном была сварена из гнилой мороженой нечищенной картошки, а иногда из свеклы, заправленной какими-то консервами из отбросов. Даже свиньи отвернулись бы от такой пищи. Мы здесь так же голодали, как и в городе Шахты. У нас не было котелков, и мы пользовались консервными банками, которые находили около кухни. На получение баланды нас из барака водил строем полицай. Особенно зверствовал над нами полицай с украинским выговором, который ходил все время с плеткой и бил нас по всякому поводу и без повода. Консервные банки были очень малы по объему для получения суточной баланды, поэтому, когда кто-нибудь из нас пытался подсунуть под разливочный ковш повара вторую банку, то этот полицай выбивал из рук осмелевшего пленного обе банки, выливая на землю драгоценную баланду и избивая его плеткой. Нам приходилось наблюдать и то, что военнопленные, не имея котелков или банок, вынуждены были получать порцию баланды прямо в свою пилотку, на ходу съедая все, что еще не успело вытечь из нее.

Однажды я обнаружил в бараке оставленный рабочими, строившими его, молоток. Это была неоценимая находка. Набрав несколько консервных банок, я сделал из них себе котелок с проволочной ручкой. Мой котелок всем понравился, и посыпались заказы от моих товарищей на изготовление таких же котелков. А потом мы приспособились обменивать их через проволочную ограду на хлеб у пленных, которые ходили на работы вне лагеря и которых немцы лучше кормили, чем нас, а кроме того, они воровали у немцев различные продукты питания и были не так голодны, как мы.

Моя обувь сильно износилась. Галоша, которую я носил на левой, раненой ноге, совсем порвалась. Эта нога сильно мерзла от снега, попадавшего в нее. Нужно было что-то делать. Я нашел на чердаке барака старые, брошенные и грязные солдатские шинели и брючный солдатский ремень. Выкроил ножиком, который мне одолжил один из летчиков, из шинели что-то похожее на сапог и начал его сшивать. нитками, выдернутыми из солдатского поясного ремня. После нескольких дней кропотливой работы получилась неказистая на вид, но довольно теплая обувь на мою раненую ногу.

Хотя летчики и не делились с нами своими секретами, но я догадывался, что они готовятся к побегу. Дело в том, что когда летчиков водили на допрос в комендатуру лагеря, то в ожидании своей очереди к коменданту они обнаружили большой ящик в углу коридора, где стояли. Из любопытства им удалось его открыть и обнаружить там большое количество различных предметов, отобранных у пленных. Там были ножи, финки и другие предметы. С большой предосторожностью они взяли из этого ящика нож и еще кое-что, например клещи и два напильника. Все это они попрятали в воротниках своих комбинезонов.

Однажды я также увидел, как они прятали белые простыни, которые где-то достали через пленных общего лагеря. Тогда я понял, что из простыней они хотят сделать маскировочные халаты и действительно готовятся к побегу.

Гитлеровская комендатура лагеря среди пленных нашего барака вела большую пропагандистскую работу. Они нам все время приносили фашистские журналы, изданные на русском и немецком языках. Снабжали нас различными брошюрами, порочащими нашу советскую действительность, руководителей партии и правительства. Среди всей этой антисоветской пропаганды особенно выделялся один из журналов, который издавался, по всей видимости, в оккупированном гитлеровцами Смоленске. Он по своему виду был похож на наш сатирический журнал «Крокодил». Название журнала я теперь не помню, но особенно мне запомнился один из номеров его. На обложке был изображен паровоз и несколько вагонов, на всех парах идущий к пропасти, изображенной перед ним. В паровозе и в вагонах в сильно искаженном виде были изображены наши руководители партии и правительства, которые выглядывали из окон вагонов и паровоза. Внизу под этой злобной карикатурой стояла надпись: «Конец Советской власти».

Кроме антисоветских журналов и различных книжонок, комендатура лагеря также повесила на стене нашего барака плакат. На нем были изображены запряженные в ярмо крестьянин и рабочий, с огромным трудом тащившие повозку, на которой было написано «Советская власть». Так гитлеровские пропагандисты пытались нас уверить в том, что Советская власть — это ярмо на шее наших соотечественников. Эта злобная пропаганда гитлеровцев против нашей Советской власти вызывала среди нас, военнопленных, еще большее озлобление и ненависть к оккупантам, ко всем полицаям и всякого рода прислужникам.

Неподалеку от нашего барака, на территории лагеря, висел еще один плакат, призывающий военнопленных вступать в «Русскую народную освободительную армию». А в барак стал очень часто заходить комендант, который, хорошо владея русским языком, пытался обработать наших летчиков и командный состав. Он всячески заигрывал с ними. Особенно это происходило в дни, когда на Сталинградском фронте положение окруженных немецких войск стало безнадежным. В эти дни комендант сам принес нам ведро квашеной капусты и сказал:

— Хлопцы, я тут вам принес капусты, заряжайтесь витаминами.

Но с агитацией у этого коменданта ничего не получилось. Наши ребята оказались стойкими и не поддались этой фашистской агитации. В армию генерала Власова никто не пошел. Озлобленные гитлеровцы решили разделаться с нами, но об этом я напишу несколько позже.

Однажды ночью, это было примерно в конце декабря 1942 года, нашей бомбардировочной авиацией был совершен налет на Смоленск. Мы наблюдали, как в стороне железнодорожной станции рвались бомбы и горели склады, а может быть, и цистерны с горючим. Кто-то из нас не выдержал и закричал в сторону наших летчиков: «Ребята! Давайте, рубаните по нашему лагерю и освободите нас!»

Наступил 1943 год. Подготовка к побегу у летчиков подходила к завершению, и они решили бежать в конце января. В одну из безлунных ночей они намеревались клещами оборвать колючую проволоку, опоясывающую барак, преодолев первую преграду, а затем, таким же образом пройдя и внешнюю ограду лагеря, выбраться на волю.