Владимир Ильин - Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

— Ты, Володя, понял, что я там искал на кухне у этой старухи?

— Нет, я не знаю, чего ты там искал.

— А вот смотри, — и он дал мне в руки полотняный мешочек, заполненный солью.

— Что это, соль?

— Да! Ну что, теперь понял? Полицаям немцы дают в виде пайка соль, которую они часто обменивают в деревнях на сало и яички или продают ее на самогонку.

— Так они же и сами могут просто отобрать все это у местного населения, без всякого обмена на соль.

— Нет, немцы этого делать полицаям не разрешают, хотя сами отбирают у населения все, чего захотят. А этой старухе сын все приносит из полицейского участка. Я это знал, вот и искал эту соль.

Во время этого разговора к нам подъехал Агапоненко с Шурой. Увидев нас, он спросил:

— Ну, как у вас дела?

— У нас все хорошо. А у вас что нового? Что сказали сестры относительно Кузенного?

— В том-то и дело, что эти сестрички улизнули от нас. Они на другой же день, когда мы приезжали к ним, разыскивая Кузенного, уехали в Толочин под защиту к немцам.

— Значит, Кузенный действительно предатель, и этот бой под Взносным его рук дело, — догадался Багадяш.

После предательства Кузенного прибывшая в Ушачскую зону бригада Гудкова остановилась жить в двух деревнях — Красное и Березово. Эти деревни находились в тылу партизанской зоны, и жизнь гудковцев стала спокойной, без особых приключений.

Но это спокойствие не очень-то нравилось Гудкову. Партизаны были без дела, так как до действующих железных дорог противника было очень далеко, кроме того, местность была гудковцам мало знакомая, да и мин в бригаде уже не было. Поэтому на боевые задания гудковцы почти не ходили. Для снабжения бригады продовольствием и сеном приходилось посылать большие группы партизан на заготовку всего этого за несколько десятков километров от партизанской зоны, в другие районы. Это создавало больше трудности в снабжении гудковцев. Комиссар бригады Финогеев, беседуя с отдельными партизанами, выявил у них большое желание вернуться на Бук, особенно за это ратовали те, семьи которых находились в районе Бука. Однажды между Гудковым и комиссаром на совещании в штабе бригады произошел следующий разговор.

— Николай Петрович, — обратился Финогеев к Гудкову, — может быть, нам вернуться на Бук? Многие партизаны хотят этого. Там нам хорошо известны все гарнизоны противника, в них у нас есть свои связные и сравнительно близко там находится железная дорога Москва — Минск, где можно выполнять боевые задания. Наконец, чего мы здесь сидим? Комбриг Мельников нам отказал в помощи оружием и боеприпасами, так как ему самому их не хватает. За линию фронта мы не прошли, так чего же нам здесь делать? От такого безделья и дисциплина у партизан ослабнет. Им остается только резаться в карты.

— Все вы говорите правильно, Иван Григорьевич! Я и сам уже думал об этом. Только пока повременим с возвращением на Бук, так как я жду нарочного от Агапоненко. Что он нам сообщит, тогда и решим этот вопрос. Да, я еще хотел тебе сказать вот что: в штабе Мельникова я узнал, что они получили несколько экземпляров текста партизанской присяги, утвержденной Центральным штабом партизанского движения. Один экземпляр дали и мне. Нам нужно будет организовать так, чтобы в ближайшие дни все партизаны приняли «присягу белорусского партизана», а тогда уж мы и тронемся на Бук.

— Разрешите мне ознакомиться с присягой, — попросил Финогеев. Он взял текст и стал читать вслух партизанам, сидящим в штабной хате:

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти.

Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать военную дисциплину и хранить военную тайну.

Я клянусь за сожженные города и деревни, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и беспрерывно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии, повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему и окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами, я скрепляю собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью от рук своих товарищей».

Финогеев кончил читать. Сидящие в хате партизаны некоторое время молчали, обдумывая ее текст. И вдруг один из них нарушил эту затянувшуюся паузу и заявил:

— Присяга здорово составлена, даже за душу берет!

На другой день после обеда партизаны были построены среди деревни, и в торжественной обстановке начался прием партизанской присяги. Каждый партизан отряда выходил из строя и, повернувшись лицом к строю, читал текст присяги. А когда он кончал читать, к нему подходил комиссар Финогеев и крепко жал руку:

— Поздравляю с принятием присяги!

К вечеру эта церемония была закончена. Комиссар бригады еще раз поздравил всех партизан и громко дал команду: «Разойдись!»

У комбрига Гудкова уже давно назревало решение вернуться на Бук. Окончательно оно созрело, когда произошел такой инцидент.

Однажды вечером командир отряда Шныркевич послал на заготовку продуктов питания троих партизан: Василия Малковского, Василия и Алексея Короткевичей (в бригаде было два Алексея Короткевича: один в разведке, а второй в отряде Шныркевича). По заданию они должны были ехать далеко из партизанской зоны в сторону Чашников. Это от деревни Березово нужно было ехать километров 30, так как ближе была партизанская зона, в которой заготовку продуктов гудковцам производить запрещалось. Была сильно морозная ночь. Ехать так далеко, да еще по морозу, этим партизанам не захотелось, и они, проехав километров 15 от Березова, решили в одной из деревень, находящейся в подчинении местной бригады Мельникова, произвести заготовку. Они забрали у жителей несколько овечек, свиного сала, хлеба и других продуктов и поехали назад, в Березово.