Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

Ранним утром 22 июня в 4 часа утра мы все проснулись от грохота разрывов и гула самолетов. На низкой высоте летали самолеты с черными крестами на бортах и безостановочно бомбили аэродром. Истребители горели. Ни один наш истребитель не поднялся в воздух. Как я узнал позднее, накануне, в субботу, весь летный состав отправился в Бельцы на отдых (в 10 км от села). Не было даже дежурных пилотов. Весь истребительный полк был уничтожен.

Папа остался в Молдавии, а мы с мамой поехали прочь от войны. Почти месяц мы были в движении – шли пешком, ехали на подводах, попутных машинах. Были под бомбежками, под обстрелами, видели, как по проселочным пыльным дорогам бредут нагруженные узлами женщины, дети, старики и гонят перед собой коров и коз. Картины этого трагического бегства навсегда в памяти. Только мужество и самоотверженность нашей мамы спасли нас с сестрой.

Каким-то чудом добрались до Москвы. Став взрослым, я спросил отца, зачем он позвал нас тогда к себе, ведь вот-вот должна была разразиться война. Отец лишь развел руками.

Мы эвакуировались в Удмуртию, куда папу направили на строительство военного аэродрома, там готовилась линия обороны. В Удмуртии нас поселили в огромный барак, где проживали только эвакуированные семьи. Таких было около 40. Только женщины и дети. Это был интернационал: русские, белорусы, евреи, грузины, татары и др. Жили одной семьей. Делили радость и горе. Папа почти всегда пропадал на строительстве. В 1943 году приехали пережившие блокаду ленинградцы. Страшные подробности узнали мы об ужасах блокадных дней, голоде, бомбежках, потерях родных.

День великой Победы был долгожданным праздником для всех. После войны мы вернулись в Москву, но вскоре переехали в г. Бельцы. Там я закончил 10-летку. Год проработал рабочим в геодезической партии, а в 1950 году поступил в Московский технический институт рыбной промышленности и хозяйства им. А. И. Микояна. 5 лет счастливой, полуголодной студенческой жизни. После окончания института, в 1995 году вместе с женой, которая была моей однокурсницей, по собственному желанию, горя романтикой, мы распределились на Сахалин, где прожили и проработали 43 года. За эти годы я сменил лишь одно место работы. 33 года я проработал в системе Министерства рыбного хозяйства, на предприятии по охране рыбных ресурсов, китов, морских животных, в том числе котиков. Занимался воспроизводством лососевых, кеты и горбуши на 22 рыбоводных заводах. Сферой моей деятельности был контроль за иностранным промыслом рыбы в водах Охотского моря. В основном это был японский промысел.

За время работы я побывал на Колыме, на Камчатке, в Приморье, на всех Курильских островах, На Командорах, избороздил Охотское и Японское моря, прилегающий к Курилам Тихий океан, побывал в Японии. В 1988 году на Сахалине был образован областной комитет по охране природы, там я проработал последние 10 лет. За плечами осталась большая, очень интересная жизнь, наполненная встречами с умными, образованными, интересными людьми, невероятными событиями. Кроме Дальнего Востока удалось немало поездить по Центральной России, от Мурманска и Ленинграда до Астрахани, побывать в Крыму и на Кавказе. Надеюсь, что жизнь прожита не зря.

Юрий Степанович Золотарев, теперь уже дмитровчанин

Когда началась война, 37-летнего отца забрали в армию, и мы остались – я, мама и младшая сестра. Мне было 16 лет. Не было никаких пособий, жить было не на что. Была земля. Мы сажали картошку, тыкву, сушили сено на зиму. Мы с мамой прятали урожай на зиму в сено на чердаке.

Два года от отца не было никаких вестей. Я уже поступила в Медицинский институт в Алма-Ате без экзаменов, жила в общежитии… а тут мама пересылает мне солдатский «треугольничек», «…сегодня оказался у своих». И все. Ничего не понятно. Это уже 43 год. Я прочла и не знаю, как реагировать. Прошло какое-то время, приходит еще одно письмо – один из подлеченных бойцов увез с собой и бросил в почтовый ящик. Оказывается, отец со своим подразделением оказался в лесу в окружении немцев. Курская дуга. Никто не мог прорваться. Их вытеснили на открытую местность, началась перестрелка, отец спасался ползком… обе ноги у него были прострелены; он выбрался, благодаря нашей операции по спасению окруженцев. Попал в госпиталь. В госпитале его лечили, выписали, дали группу инвалидности.

Маринич Анна Алексеевна

Наконец, папа вернулся домой, и мне, конечно, очень хотелось повидать его. А как я попаду домой? Тогда билет можно было взять только командировочным, должно было быть удостоверение. Я объяснила ситуацию администрации в институте, и мне написали справку. Еду с билетом. И вот – милиция с проверкой по вагонам. Спрашивают – а вы куда? Я говорю – домой. Показала им свою справку. Спрашивают: откуда документ? Объясняю, что папа вернулся с фронта, и мне разрешили его навестить. Справка, говорят, не документ, фальшивая… Меня ссадили с поезда. Еды у меня нет, голодная, в пальто мамином, перешитом на меня. Переночевать негде, на улице февраль. Меня отправили к дежурному милиционеру, посадили к «зайцам». Дежурный стал расспрашивать почему я с ними, со шпаной, а объясняю, я не с ними, я домой еду со справкой из института и билетом. Он меня покормил, а на следующий день посадил на поезд. Появились проверяющие милиционеры, «О! – говорят, – опять она здесь». Но я сказала, с волка две шкуры не дерут – и меня оставили в покое, и я доехала домой. Папа, когда увидел меня, сказал, Боже мой, какая ж ты худая! Трое суток без еды…

Мама начала меня откармливать – сварила кашу из тыквы и кукурузной крупы. Но организм не принял пищу, это было как отравление. Три дня я провалялась, меня рвало, слабость, а мне пора возвращаться обратно в институт, сессия. Я пошла в милицию, мне выдали документы-разрешение, чтоб я вернулась в Алма-Ату на учебу.

Навестила родителей уже в марте, после окончания первого семестра. Отец вернулся на работу бухгалтером на «Заготзерне». Рабочие привезли 2–3 кг крупы, муки, для родителей, так они все это отдали мне, чтоб я увезла в общежитие. Питались мы тогда скудно. Хлеба 400–500 грамм в день, суп, и каждая карточка только на один день, на следующий снова надо было в очереди стоять. И вот мы с этой крупой не знаем что делать – в общежитии и зимой не топят, электричества нет, есть очень хочется. Как сварить? Придумали таскать куски деревянного забора. Доски длинные. Мы их перебрасывали через канаву, прыгали, чтоб разломить, собирали и проносили с собой под пальто, чтобы нас не задержала дежурная общежития в вестибюле. В комнате поставили два кирпича, под них эти досточки, на кирпичи – кастрюлю, чтобы крупы сварить. Дрова с улицы сырые, огонь то разгорится, то потухнет, крупа подгорает…