Антон Первушин - Космонавты Сталина. Межпланетный прорыв Советской Империи

Скорость света есть самая большая скорость, какая возможна в природе. Поэтому, – если только не найдено будет средства продлить человеческую жизнь, – земные люди никогда, ни при каких успехах техники не достигнут звезд, удаленных от Земли дальше, чем на 50-60 «световых лет.» Более далеких звезд смогут достичь лишь люди, родившиеся в пути, во время межзвездного странствования, и никогда не видевшие Земли. А ведь за этим недостижимым для смертного рубежом простирается еще целая вселенная!"

Сама идея преодоления огромных межзвездных расстояний пугала Перельмана, хотя он не мог представить себе и ничтожной доли тех проблем и трудностей, которые встанут перед конструкторами настоящих космических кораблей. Но как ни странно, именно эти конструкторы будут смелее других смотреть на звезды. И именно Циолковский станет для них Учителем – человеком, преодолевшим узы приземленного мышления во имя космического будущего для всего человечества.

Однако для этого должна была произойти революция.

И она произошла…

Как-то мне на глаза попалось интервью, которое давал пару лет назад довольно известный популяризатор, кандидат технических наук, старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники РАН Гелий Малькович Салахутдинов. Были времена, когда этот человек вызывал у меня восхищение. Он казался профессионалом высшей пробы, выпустил несколько весьма приличных работ по истории космонавтики, а его книга «Приключения на орбитах» читана мною много раз. Более того, Салахутдинов выдвигал свою кандидатуру на орбитальный полет в качестве первого журналиста-космонавта, но эта экспедиция по ряду причин не состоялась. А потому, похоже, Гелий Малькович разобиделся на советскую космонавтику раз и навсегда. А может, почувствовал приближение старости и, увидев, что возвеличивание советской космонавтики славы и денег не принесло, решил сменить «плюс» на «минус», подзаработав на «минусе»? Так или иначе, но беседы, которые вел Салахутдинов с корреспондентом «Огонька» Александром Никоновым, представляют неангажированному читателю совсем другого человека: циничного, грубого, самовлюбленного, а главное – малокомпетентном вопросах, которыми он всю свою жизнь занимался. Для нынешнего разочаровавшегося Салахутдинова важна не правда, – а громкий заголовок, демагогический выверт, скандальная подробность. Видимо, то же самое важно и для «Огонька» (а этот журнал давно обогнал любые другие издания по количеству «желтых» публикаций), а потому Салахутдинова с его сомнительным умозаключениями не только допустили на его страницы, но и оказали специфическую информационную поддержку, изобразив этаким борцом за Истину, мучеником исторической науки, а его оппонентов – глуповатыми и трусливыми чиновниками, бытовыми расистами, создателями идеологических мифов. Кроме того, «Огонек» прорекламировал новые книги Гелия Мальковича и намекнул, что они находятся чуть ли не под цензурным запретом, а потому их должен иметь в личной библиотеке всякий уважающий себя интеллигент.

Скажу прямо, разыскивать новые книги Салахутдинова, посвященные разоблачению «мифов советской космонавтики», у меня не возникло ни малейшего желания. Но разыскать их мне все же пришлось, поскольку привык с полным вниманием изучать даже те теории, которые в корне противоречат моим собственным взглядам, – ведь я могу чего-то не знать, упустить из виду, попасть под влияние злонамеренного сладкоречия. В итоге я собрал в своей библиотеке не только новейшие труды Салахутдинова, но и его же собственные статьи, опубликованные в периодике, и статьи его оппонентов.

Весь этот комплект материалов производит удручающее впечатление. Возникает ощущение, что сказочная притча Ганса Христиана Андерсена о зеркале тролля – это реальность, и волшебные осколки действительно разлетелись по всей земле, сея цинизм, тоску и меланхолию. Два таких осколка достались Гелию Мальковичу, заслонив для него светлую сторону мира и человеческой истории. Впрочем, для некоторых государств Салахутдинов все же делает исключение, но не будем подозревать его в каких-то сознательных подтасовках, выставляющих одну нацию более благородной и умной по сравнению с другой, – просто пересмотр одних ценностей всегда влечет за собой пересмотр следующих, и в этом наша общая беда.

Но перейдем к делу. Книги и статьи собственно Салахутдинова заметно отличаются от интервью журналу «Огонек», – они более выдержаны, написаны более ясным языком, основные положения четко сформулированы и подкреплены доказательствами. Казалось бы, мы, независимые наблюдатели, должны признать правоту Гелия Мальковича и присоединиться к нему в борьбе за правдивое освещение исторического процесса. Но присоединяться не будем, потому что правоты-то и нет.

Поясню свою мысль на нескольких примерах. Взявшись за благородную задачу «…показать, каким мучительно трудным был путь становления и развития (науки и техники), как внешние и внутренние обстоятельства мешали научно-техническому прогрессу нашей страны, которая в годы советской власти все больше и больше отставала в своем развитии от капиталистических стран, насколько серьезные проблемы остались России в наследство от СССР», Салахутдинов начинает с выяснения отношений. Он обижается, что коллеги (в основном, престарелые деятели из сталинской эпохи) называют его «мерзким негодяем», «моськой», «пигмеем», «остепенившимся скептиком», «сумасшедшим» и «злым татарином», а потому в ответ использует не менее хлесткие эпитеты: «дураки», «вруны», «мифотворцы», «комсомольские работники», «мастера заплечных дел», «дилетанты», «любители» с «деформированным мировоззрением», – указывая при этом на полное отсутствие у оппонентов «научного образа мышления» и даже элементарной грамотности. В пылу полемики Салахутдинов не замечает, что прибегает к тем методам, которые сам же многословно опровергает и осуждает. То есть передергивает факты, отказывает другим в праве на собственное видение истории, выдирает цитаты из контекста, приписывает себе несуществующие заслуги (например, в создании особой научной школы).

Постоянно Гелий Малькович упоминает о новейшей методологии в изучении истории науки, основы которой он, якобы, изложил в фундаментальном труде «Методы историко-технических исследований.» Поскольку труд не опубликован (и это странно, ведь сегодня любой текст можно опубликовать если не на бумаге, то в Интернете), мы можем только догадываться об удивительной методологии по скупым сведениям от самого Салахутдинова. Что же мы видим, суммируя эти сведения? Предложена действительно интересная система изучения истории научно-технического прогресса. Она описывает не только последовательность открытий и изобретений самих по себе, но и учитывает исторический контекст, в котором делались эти открытия, изучает техническую лингвистику эпохи, вникает в логику давно умерших ученых и изобретателей.

"Представления о законах природы со временем изменяются, – пишет Салахутдинов в работе «Блеск и нищета К. Э. Циолковского», – поскольку человеческое познание не стоит на месте. Через какие законы должен оценивать историк то или иное изобретение: через те, которые были в рассматриваемом историческом прошлом, или через ставшие известными в настоящее время?

Ответ здесь однозначен: «Конечно, через законы, известные в прошлом.» С их помощью изобретатель будет доказывать обществу свою правоту, и если он в своем проекте выйдет из них даже в область суждений, которые будущие научные открытия приобщат к рациональным, то этот проект все равно будет научно-необоснованным, фантастическим и пр. для своего исторического времени."

Прекрасно! Подобную методику давно и с успехом применяем мы, популяризаторы научного познания, и мы можем только приветствовать, если профессиональные историки науки спустятся с небес на землю и начнут вникать в контекст обсуждаемых эпох.

Тем не менее, именно «основоположник новой методологии» Гелий Салахутдинов чаще других пренебрегает историческим контекстом. Его рассуждения о приоритетах обычно оторваны от реалий эпохи, в которой тот или иной приоритет формировался и отстаивался. Доходит до смешного. Чтобы лишний раз уязвить советскую науку, Салахутдинов начинает сравнивать, сколько нобелевских лауреатов имеется в странах Европы и сколько их имелось у нас. Счет, понятное дело, не в пользу СССР. Но в том-то и дело, что простое количественное сравнение в отрыве от исторического контекста в данном случае неуместно. Или Гелий Малькович не помнит, что в годы холодной войны Нобелевская премия, чаще всего, присуждалась из политических соображений? Или уже забыл, что многие из советских ученых, сделавших фундаментальные открытия, не только не имели возможности объявить о своем приоритете, но и вообще общаться с зарубежными корреспондентами? А сколько раз Нобелевский комитет собирался наградить засекреченных конструкторов, запустивших первый спутник и Юрия Гагарина? И что ему ответил на это Никита Хрущев?..