Владимир Ильин - Том Джоу

— Дети! Ужин. Работу завершите потом, инструменты складываем, емкости закрываем — и марш мыть руки! — Немолодой мужчина, невысокого роста, с широкими плечами, добрым одутловатым лицом и весьма представительным пузом, открыл личной ключ-картой дверь во внутренние помещения и гостеприимно махнул рукой.

Дети — это я и еще двенадцать подростков от десяти до четырнадцати лет, что сейчас суетливо продолжают разбирать на болтики новенький «фаэтон-ц-класс», а крупный мужчина — мистер Джоу, наш отец. Мистер Джоу внимательно смотрит, с каким усердием его дети занимаются работой. Он еще пару раз будет прикрикивать, чтобы мы бросили все, что ужин стынет, что госпожа Изольда будет недовольна, а сам с удовольствием станет смотреть, как работа начинает идти все быстрее и быстрее. Все знают — если бросить дело сразу, то останешься без еды совсем, потому как основная добродетель в семье — усердие и трудолюбие. К таким причудам мистера Джоу быстро привыкаешь, если хочешь нормально есть и спать.

Мы действительно его дети — юридически. Всех нас мистер Джоу забрал из приемного дома святого Джеронимо на Тересс-стрит, что в нижнем городе. Каждый приход нашего отца в сие богоугодное заведение — истинное событие для руководства, с великой радостью встречающего прямо у входа столь достойного господина, готового взвалить на себя непосильную ношу по воспитанию очередного сорванца. Но главным достоинством мистера Джоу в глазах директората всегда являлась щедрость; именно благодаря существенному пожертвованию начальство приюта в очередной раз забудет о десятке ранее усыновленных, даст доступ к интеллектуальным и физиологическим метрикам воспитанников и окажет иные, не вполне законные, но совершенно пустячные услуги — например, оформление не усыновления, а воссоединения с семьей. По этой схеме ребенок не принимается в новую семью, а обретает первоначальных родителей, с которыми был разлучен в юности по каким-то причинам, что исключает в дальнейшем проверки надзирающего комитета.

Так мистер Джоу усыновил и меня — или купил в рабство, это как смотреть. Каждый день для меня уже два года начинается в пять утра и кончается за полночь. Время, свободное от сна, заполнено довольно интересной работой — мы легализуем ворованные авто и аэрокары. Разбираем, локализуем заводские метки, чистим их, сортируем детали. Мистер Джоу через «подвязки» на отстойниках и свалках подыскивает битые кары той же серии. Специфика массового производства — в одной серии модели различаются интерьером, внешним видом и рядом блокираторов мощности на движке, сама же платформа не меняется лет десять. Результат же «семейного» бизнеса — абсолютно чистое, легальное транспортное средство и горка запчастей на продажу. Впрочем, кроме интереса от разбора очередного люксового кара, никакого финансового профита — работаем в прямом смысле за еду и койко-место. С другой стороны, в сравнении с приютом — тут рай. Есть еда, тепло, интересное дело, обучающие терминалы, спортивная секция. Отец относится к нам как к ценному вложению — заботится о здоровье, физической форме, заставляет усердно учиться. Судя по спектру технических специальностей, вдалбливаемых в нас через терминалы, у Джоу большие планы, и он сможет заставить нас стать теми, кто ему нужен. Голод и холод отлично решают проблему лени. За все то время, что я здесь, не было ни единого случая неподчинения и конфликта, так как главное наказание — возвращение в приют со сломанными ногами. Для нашего отца этот маневр вообще не представляет ни малейшей сложности. Дети же прекрасно понимают, что сделают с «возвращенным» обитатели приюта — концентрация ненависти к усыновленному и презрения к инвалиду превратят жизнь наказанного в ад.

За неспешными мыслями-сожалениями о собственной жизни монотонная работа идет куда быстрее. Поначалу каждое новое авто вызывало живой интерес, желание посидеть в топовой модели, словно сошедшей с рекламных щитов об успешных людях. За возможность проехать пару метров с внутреннего двора до стойки ремплощадки поначалу разгоралась нешуточная борьба. Сейчас эмоции притупились, новая модель рождает чувство легкого интереса к инженерным схемам и местам чипов-детекторов, по которым угнанный кар в теории должны отыскать правоохранительные органы. Естественно, из рук мистера Джоу еще ни одно авто не возвращалось обратно к владельцам. Как я понял, неправедно нажитое хапугами-богачами (так о них легче думать) авто экспроприировалось в центральной части верхнего города, затем загонялось в прицеп фургона, изнутри покрытый поглощающим сигнал покрытием, после чего перегонялось к нам, в мастерскую на самом краю верхнего города. Как итог — кар не может подать сигнал тревоги и не определяется со спутника, фургон не досматривают, так как посты охраны в верхнем городе — только на границе со средним городом. У нас кар проходит через трудолюбивые руки, после чего продается в этом же верхнем городе как совершенно другой, отличный от угнанного — вполне возможно, этим же самым богачам.

Первое время размышлял над тем, зачем же мы мистеру Джоу? Роботы-сборщики сделают всю работу куда быстрее и качественнее. Как меня просветило старшее поколение «детей», в верхнем городе производства были строго запрещены, повышенное энергопотребление и теплоотделение робоплатформ быстро выдало бы бизнес нашего папаши. К тому же стоимость рембота не выдерживает никакой конкуренции в сравнении с бесплатным трудом.

Весьма невежливо с моей стороны — забыл представиться. Том, Том Джоу, разумеется. В моем имени отражен очередной рациональный подход отца — все имена моих братьев — двух-трехбуквенные, никаких сложновыговариваемых Фридрихов. Короткое имя легко запомнить, человеку с коротким именем можно быстрее отдать приказ. Первого своего имени, которое должны были дать родители, впрочем — как и имен их самих, я не знаю. Постоянно сменявшие друг друга воспитатели ограничивались кличками, намертво прилипавшими к воспитанникам, а своих документов я в глаза не видел. Вот такая печальная история. Хотелось бы думать, что меня выкрали из семьи герцога какой-нибудь планетной системы в результате интриг и заговоров, что вся родня ищет меня по просторам вселенной, всаживая миллиарды гринов на мои поиски. Или же — наверняка я сын первого советника империи, и, дабы не погряз я в пороках высшего света, он направил меня в приют, но чутко присматривает… Хотя возможно, мои родители — космические пираты, которые держат за глотку крупные корпорации; они проводили здесь медовый месяц, но тут интерполисы засекли их по биометрике в очередном фешенебельном отеле, и родители бежали, успев подкинуть меня в приют, но обязательно вернутся… Таких историй в приюте — море. Гораздо приятней считать себя галактическим принцем, чем ненужным ребенком, выкинутым очередной молодой мамашей, не позаботившейся о контрацепции.