Владимир Ильин - Такой славный убийца

… Отсюда следует такой план оперативных мероприятий на ближайшее время.

Первое. Принять меры к тому, чтобы киборг не мог покинуть остров. Как ни печально, но это означает, что ни один из жителей Клевезаля не имеет права отныне воспользоваться транспортным средством в виде парома, чтобы добраться до берега Озера. А если кто-то и попытается это сделать, надо всеми силами и средствами помешать ему это сделать. Если же и это не удастся, а это ближе к истине, потому что, если робот захочет покинуть Клевезаль, он наверняка может пройти по дну Озера до берега — ведь дышать-то ему не надо!.. Придется рекомендовать заслон-отрядам, блокирующим Озеро, открывать огонь по любому, кто появится на берегу…

Второе. Необходимо наладить действенный учет и своевременное оповещение населения о потерях, будь то убитые или без вести пропавшие. Хотя это будет трудно, но попытаться надо. Для этого ввести сменное суточное дежурство в мэрии, и организовать постоянную связь между дежурным и мной…

Ну, и третье. Поскольку киборг постарается всеми путями избегать повторного столкновения со мной, то придется мне самому искать его. Почти как ветра в поле… Если учесть, что мне противостоит машина, предназначенная для совершения диверсий «в тылу врага», то, значит, Супероб в первую очередь будет убивать не всех подряд, а тех, кто возглавляет органы власти, жизненно важные объекты и учреждения связи. Ведь не случайно же он начал свою подрывную деятельность на острове с убийства мэра, шерифа, начальника серверной станции, а вчера добрался и до вдовы Паульзен. Как говорили в одна тысяча девятьсот семнадцатом году большевики в России, сначала следует взять почту, телеграф, электростанцию, а уж затем — Зимний дворец!.. Следовательно, лучший способ действий для меня — это устроить засады и установить датчики обнаружения в непосредственной близости от вышеперечисленных ключевых объектов и субъектов. Но это мы оставим на ночь, потому что едва ли Мимикр полезет что-либо громить белым днем… Вот, кстати, еще одна загадка: почему он предпочитает действовать скрытно, убивая так, чтобы не было свидетелей? Опасается, что кто-нибудь в городке сможет оказать ему отпор? Но это смешно: с учетом его возможностей, Супероба, пожалуй, и заслон-отряд майора Пличко не остановит, со всем его вооружением и тяжелой артиллерией, если киборг рассвирепеет и ринется из окружения напролом! Неужели над ним так довлеет заложенная в его мозг программа, которая предписывает ему действовать исподтишка даже тогда, когда это неоправданно?..

Тут Лигум был вынужден прекратить свои, столь занимательные размышления. Не потому, что зашел в тупик. Просто он уже поднялся на вершину единственного в городке холма, где располагались владения отца Контуша.

Церковь была деревянной и смотрелась снаружи, как на старинной картинке.

Впрочем, уже потом вблизи Лигум разглядел, что для защиты от сырости и пожара доски были покрыты тонким слоем специального консервирующего пластика. Узорчатая чугунная калитка в заборе по всем правилам подделки под старину просто была обязана скрипеть, и хардер, толкнув ее от себя, с удовольствием убедился в этом.

Лигум не очень разбирался в церковно-религиозных обрядах, но, открывая дверь в церковь, был уверен, что его взору сейчас предстанет душный темный зал с закопченными от пламени факелов и свечей стенами и равнодушно-злобными ликами святых, взирающими сверху на неистово молящуюся толпу. А отец Андерс должен размахивать над согбенными спинами верующих дымящимся вонючим… (как называется эта штука?.. впрочем, неважно)… и зычным басом то и дело провозглашать:

«Помолимся, дети мои, за спасение душ невинных, загубленных исчадием ада!»…

Лигум вошел и невольно остановился. Никаких мрачных интерьеров и исступленных фанатиков он не увидел. В церкви было светло, чисто и современно. Как в какой-нибудь интервильской дискотеке. Ковровая дорожка вела по проходу между аккуратными скамьями с высокими спинками к сооружению, напоминающему кабину диск-жокея. Возле стен в красивых позолоченных подсвечниках горели изящные, душистые свечи. Впрочем, их было немного. Как и людей. Лишь слева, у стены, преклонив колени перед портретом, изображающим респектабельного, полного величавого достоинства господина, беззвучно шевелил губами, словно подсчитывая сумму своих налогов, белокурый молодой мужчина в легком светлом костюме, а почти в центре зала на краю скамьи, откинув голову назад и сложив руки на груди, размышлял о чем-то строгий старик, одетый так аккуратно и тщательно, будто прямо отсюда собирался отправиться на дипломатический прием.

— Вы к кому, молодой человек: ко мне или к Богу? — услышал он позади себя женский голос.

Обернувшись, хардер увидел полненькую женщину средних лет, одетую не совсем обычно. Прямо поверх роскошного брючного костюма на ней красовался замызганный передник типа кухонного, а на ногах были протертые почти до дыр домашние шлепанцы. В одной руке у женщины была малярная кисть, пахнущая свежей краской, а во второй дымилась сигарета.

— Не угадали, — сказал Лигум. — Я ищу Яромиру Такзей.

— И зачем это она вам понадобилась? — осведомилась женщина, затушив окурок о рукоятку кисти и аккуратно убрав его в карман передника. — Вы, я вижу, тот самый хардер, который прибыл к нам вчера? Сколько вам лет, юноша? Вы так молоды, что я ни за что бы не поверила, если бы мне сказали, что вы способны убивать!..

— Извините, — сказал Лигум, — но если вы не знаете, где я могу найти госпожу Такзей, то я, с вашего разрешения, пойду. Понимаете, у меня очень мало времени.

— Понимаю, — откликнулась толстушка и с веселым любопытством бесцеремонно оглядела хардера с ног до головы. — Только госпожу Такзей вы уже нашли, потому что это я. Кстати, можете называть меня просто Ярой. Как будто мы с вами старые друзья, понятно? У вас есть подружка? Или хардеры вообще не имеют права любить?

Неужели вы даже ни разу не были в постели ни с одной женщиной?

Лигум внимательно посмотрел на женщину. Судя по всему, она считала, что, во-первых, в общении между незнакомыми людьми нет ничего противоеестественного, а во-вторых — что в любом акте человеческого общении нет и не может быть никаких запретных тем. Этакая напористая непосредственность, граничащая с хамством.

— Я бы хотел с вами поговорить, — сказал Лигум вслух, стараясь избегать каких-либо обращений к своей собеседнице.

— Так в чем дело? Говорите!.. Только давайте сначала присядем, а то я с утра сегодня на ногах да ногах. Затеяла небольшой ремонт в притворе, — пояснила она так, словно хардер обязан был знать, что такое «притвор». — Больше-то некому, пастор, как обычно, шатается где-то, да и не станет он руки свои марать о грязное дело… Вот и приходится самой красить. Да вы садитесь, не стесняйтесь, — подбодрила она замявшегося юношу и, перехватив его взгляд на белокурого мужчину и строгого старикана, добавила: