Владимир Ильин - Напряжение растет

— И еще торта… — Совсем жалобно продолжил брат.

— Уже несу… Что?!

— Ну, я пойду, наверное, — сказал я звездам и Федору.

Попытался встать и от сильнейшей вспышки боли тут же рухнул на землю.

— Кажется, ногу подвернул, — отплюнув кусочек травы, подмигнул я испуганному брату, попытался встать снова и потерял сознание.

Ветер промораживал комнату сквозь распахнутые ставни, оглаживал выцветшие шторы, скрипел старой рамой с облупившейся краской. Он был тут хозяином, а вовсе не два теплых человека, замерших подле окна, стоя друг за другом, слепо вглядываясь в закатные очертания порта. Ветер ругался на незваных гостей, шипел им в уши, выталкивал порывами ветра, дергал за рукава костюма и платья, кружил мимо, от ярости завывая в коридоре за приоткрытой дверью и вновь принимался обходить утлую обстановку комнатушки, дотрагиваясь до всего вокруг. Это все его! Десять лет его!

— Десять лет назад мир казался больше, — почти беззвучно шепнула девушка.

Она пришла в эту комнату первой, ради одиночества, тишины и памяти.

— Мир слишком мал, чтобы сбежать от себя. — откликнулся мужчина за ее плечами.

Он вошел на пятнадцать минут позже, ради встречи, беседы и общей памяти.

— От вас тоже не сбежать.

— А я думал, это было приглашение? Ты ведь знаешь, что за домом следят.

— Почему я должна это знать? — С тихой яростью развернулась Светлана, тускло блеснув сине-серой полоской лезвия в левой руке.

— Потому что мы обещали сохранить твой дом в целостности, — спокойно отреагировал мужчина, не отшагнув ни на шаг. — Десять лет назад.

— Здание скоро развалится, — отвернулась она к окну, пряча до поры лезвие в длинном рукаве платья. — Хорошо же вы следили.

— Оно такое же, как и было. Его хотели ремонтировать, но тогда бы оно стало лучше. Хотели снести, но мы не дали. Твой дом стоит, твоя комната в том же виде, с распахнутым тобою же окном. А над временем мы не властны. Никто не властен.

— Очень жаль, — тихо шепнула она. — Я бы хотела вернуться на десять лет назад…

— И ударить того заблудившегося мальчишку кирпичом по виску? — заинтересовался Руслан.

— Нет! Просто обойти стороной!

— Вряд ли бы получилось, — скептически хмыкнул мужчина. — Он ведь тебя уже заметил, такую продрогшую и голодную. Все равно попытался бы накормить.

— Тогда не встречаться никогда! — Чуть не столкнувшись лицом, повернулась она корпусом и с вызовом посмотрела в глаза.

— Свобода манит сытых и обеспеченных. — Не согласился Руслан. — Десять лет назад ты узнала, что можно не убивать ради еды.

— А затем делала то же самое…

— Был ли это чужой выбор?

— Да! — и вместе с ответом взвыл ветер на улице.

— Мой отец предлагал многое доброй девочке, проводившей заблудившегося мальчика обратно.

— Но у девочки был дар!

— Верно, — не стал спорить Руслан. — Потому все ограничилось предложением службы роду и клану.

Светлана вздернула голову, готовясь бросить сквозь зубы что-то резкое, но собеседник успел быстрее.

— Вместо того, чтобы вернуть домой с подарками. К твоим родителям, как было бы по закону. К тем, кто числился твоими родителями.

Девушка дернулась и, до крови закусив щеку, отвела взгляд.

— Кажется, ты этого не хотела. Тогда, десять лет назад? Ты была рада службе, рада обменять свободу на сытость и тепло.

— Но я не знала! — упрямилась она, пытаясь согнуть взглядом чужую волю.

Но куда там — не вышло десять лет назад, против мальчишки с серьезным и заботливым взглядом. Не вышло и сейчас. И взгляд… Он не изменился…

— Знала, — мягко погасил вспышку Руслан. — И в тот вечер, на пороге сияющей, лучшей жизни, была готова уничтожить любого, кто встал бы на твоем пути. И после, когда тебе подарили сережки, а ты спрятала их под подушку, а сама легла с портняжным шилом в руке. И затем, когда кружила в платье перед зеркалом, не позабыв закрепить нож за поясом.

— Да любой бы…!

— А затем наш психолог два часа беседовал с тобой, перед тем, как передать старшему коллеге.

— Не было никаких психологов!

— Тетя Руня, медсестра. А потом и доктор Павел Аркадьевич. Мы не принимаем решения просто так. Для постройки дома, должен быть надежный фундамент, иначе все рано или поздно разломится под собственной тяжестью.

— Я сломалась…

— Устала, — не согласился Руслан. — Как этот дом. От времени, от холода и одиночества внутри.

— Пора сносить? — Грустно улыбнулась Света.

— Как можно? Такого важного и крайне высококлассного специалиста! — тоном своего дяди ответил Руслан.

Светлана сбледнула.

— Шутка, — подмигнул он. — Есть вариант получше. И… Мы, конечно, не властны над временем. Но отправить тебя на десять лет назад, пожалуй, сможем.

Девушка нахмурилась, пытаясь прочитать мысли чуть повеселевшего мужчины.

— Тринадцать лет, симпатичная школьная форма, косички. Волосы, думаю, оставим твои же, — задумчиво оглядел он ее макушку. — Они у тебя красивые, недаром ему понравились.

Светлана посмурнела еще сильнее, сжав ладони в кулаки.

— Ну а главное — свобода. — Откровенно скалясь, Руслан мечтательно растянул фразу. — Полная свобода, с возвратом всех клятв.

Девушка дернулась и совершенно ошарашенно посмотрела ему в глаза.

— Наше слово. — резко посерьезнев, подтвердил мужчина.

— К-кого я должна для этого исполнить? — сглотнув, пересохшим голосом спросила она.

— Нет-нет, убийство лишает свободы. Чтобы ее вернуть, придется дружить. Только так.

— А…?

— С одним нашим учеником.

— Готовите очередного головореза в этой вашей милой школе? — Взяла себя в руки Светлана, хмыкнув от знакомых мотивов.

— Вообще-то, нет. — На зло ей вновь заулыбался Руслан. — Но одному мальчику в восьмом классе очень не хватает соседки по парте. И настоящего друга, который оберегал бы от каверз и одергивал от необдуманных решений. Так что пойдешь на три года в школу, снова за парту. Разумеется, новые документы, железобетонная личность от самых яслей и все такое. А потом — свобода. Честно. Без оговорок.

— Н-но…

— Князь выделяет личного Целителя, в ранге «мастер». Будешь девочкой-конфеткой. Веснушки хочешь?

— Вот еще, — фыркнула, скрывая довольство, Светлана. — Три года? И всего то? Погоди… А в чем подвох?

— Да нет никакого подвоха, — оставаясь спокойным, Руслан таки допустил суетливость.

— А у тебя глаз дергается.

— А у тебя бы не дергался, после того, что он натворил! — Вырвался вопль отчаяния.

— Кто он? — Жестко хлестнул вопрос.