Олег Верещагин - Не вернуться никогда

Досталось и нашим друзьям, сидевшим плечом к плечу. Вадим смеялся, но шутить не шутил, а вот Ротбирт весело огрызался, словно отбивал мечом удары нескольких противников сразу.

— А твой язык такой же острый, как и твой меч, — шепнул Вадим другу, когда тот, успешно отбив новую атаку, плюхнулся на место и подставил новенький рог под струю пива из меха в руках лэти. Вадим тоже пил из рога. Ротбирт уже хотел что-то ответить, но струя пива вдруг плеснула ему на куртку. Она была не кожаная, под доспехи, а из крашеной ткани, новая…

Мальчишка вскинулся, вспыхнув и замахнувшись. Но лэти растерянно смотрел в сторону — и стало ясно, что его толкнул сидевший подальше Эльрида. Облокотившись на стол, щитоносец Энгоста спокойно и зло улыбался, глядя на Ротбирта.

Ротбирт неспешно отряхнул то, что не успело впитаться — и негромко, дружелюбно спросил:

— Может, тебе не худо будет полежать, Эльрида?

Щитоносец Энгоста сощурился. Он понял это, как намёк на драку — и решил взять реванш за проигрыш Вадиму в схватке с его другом.

— Не ты ли меня уложишь?

— Да нет, мне думается, ты и сам упадёшь, если встанешь, — продолжил Ротбирт. Кругом притихли. Эльрида подозрительно спросил:

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, если после пары рогов пива твои глаза не видят, куда лезут руки, то уж ноги тебя точно не удержат, — пожал плечами Ротбирт.

Хохот буквально раздавил Эльриду. Он побагровел, но повёл себя достойно — пересилил злость и рассмеялся вместе со всеми. Ротбирт сам налил себе пива и сел. И только Вадим видел, какие злые у него глаза. Зубы Ротбирта скрипнули о край рога, Вадим положил руку на локоть друга и шепнул:

— Самые большие глупости делаются в гневе.

Каменный локоть под его ладонью ожил.

— Даже боги от них не избавлены, — ответил Ротбирт и потянулся за мясом.

Кто-то провозгласил здравицу в честь кэйвинга. Дружина подхватила, лязгая металлом и вскидывая чаши и рога. Йохалла что-то сказал старшему сыну, Увальду, стоявшему за плечом отца — и ответил здравицей в честь дружины.

— Возьми, Вадомайр Славянин, ратэст кэйвинга Йохаллы, — услышал Вадим над своим плечом и повернулся. Незаметно подошедший под общий шум Увальд протягивал ему широкое золотое кольцо со знаком в виде косого креста. — Это знак — "нэд" — "близость". Кэйвинг дарит тебя кольцом дружбы за отвагу в первом бою и верность дружинному братству.

Лицо мальчишки было серьёзным. Вадим принял кольцо и, надев его на палец, поднялся на ноги. Наклонив голову, он несколькими словами поблагодарил кэйвинга — а, сев, обратил внимание, что кольца получают все, кто участвовал в дневном захвате крепости.

Веселье продолжалось вовсю. Правда, оно стало неожиданно менее шумным — многие слушали Эдэрика, певшего о богатыре Свайдакаре и Древних Днях. Казалось, что сэпу всё равно, слушают его или нет — он пел, прикрыв глаза, словно бы для себя. Может, так и было. Если поют не для славы, а для души, боги дарят такому певцу великое право — переноситься в то, о чём он поёт…

Но вот сэп встряхнулся, словно пёс, выходящий из воды — и вдруг запел другое:

— Я вижу, будет

Иное время.

Иные люди

Придут на смену

Живущим ныне.

Закон иной,

Иные речи.

И именами

Уже иными

Звать будут люди

Землю и зверя,

Звёзды и воды.

А наша сила

Лишь в песне будет…

Лишь в песне,

Славе и добром слове.

Да, может, в крови,

Что будет в жилах

Тех, неизвестных

Потомков наших

Кипеть бурливо,

Лишать покоя —

Как тех, кто ныне

Живут на свете.

И гром небесный,

И воды в реках,

И ветер быстрый,

И мир незримый —

Все силы света

Те, что родятся

На смену ныне

Живущим людям,

Служить заставят!

И будут — боги…

Но будут — люди!

Ошибок наших,

Нечестья злого,

Вражды без смысла,

Кровавых распрей

Не повторяют…

Сила в руках их

Погасит солнца

И вновь зажжёт их,

И в щебень горы

Стирать поможет.

Отступит море,

Сады покроют

Жилище рыбы,

И голод больше

Входить не будет

Незваным гостем

В дома людские!

Но силы этой

В чужие руки

Тех, кто живёт лишь

Мечтой о крови,

О страшной бойне,

О пире копий —

Не дай ни капли!

Коль силу злобе

Служить заставят —

Погаснет солнце

И не зажжётся

Уже вовеки.

И горы рухнут

В себя бесследно.

И на равнинах,

Костями полных,

Не хлеб высокий

Взойдёт из почвы —

Взойдут болезни,

Астовидату!

Не дети будут

Играть у дома —

А только волки

В ночи завоют

Среди развалин

На радость ночи,

В потеху злобе.

Безумна сила,

Что без рассудка.

Но много хуже,

Когда рассудок

Холодной злобой

По край наполнен,

Как чаша — ядом

В пиру бесчестном.

Что зло измыслит,

Приросши силой?!

Лишь зло — стократно!

Гад болотный,

Опившись кровью,

Стократ раздувшись,

Родит орла ли —

Иль гада тоже?

И зло затем же

На свете дышит:

Себя лишь множить,

Себя лишь сеять,

Себя лишь холить —

На горе людям,

Богам на горе,

На горе миру,

На горе небу!

Кто, злу предавшись,

Измыслит силу

Ему прибавить —

Злом будет пожран,

Навек исчезнет.

Никто не скажет

О нём по смерти:

"Лежит достойный!

Он жил отважно

И умер честно,

Как надо мужу!"

Живи для мира —

И мир ответит

Тебе тем добрым,

Что ты отдал.

Отдай — получишь.

Укрой в печали —

Тебя укроют.

Корми голодных —

Отступит голод

И от тебя же.

Будь честен с другом —

И будет честен

Весь свет с тобою.

До лжи врагу ты

Не унижайся.

И помни твёрдо,

Что Червь Великий

Себя глотает,

Терзает вечно —

И злые так же.

Их дни — лишь мука.

Их годы — смерть лишь.

Себя терзают,

Своею злобой

И самым первым

Себя зло губит!

Кто зло карает —

Тот дорог людям.

Злу не спускай ты!

И помни — хуже

Зло сотворившего

Злу попустивший!

Зло простивший —

Убийца, худший

Отцеубийцы!

Час нашей смерти

Богам написан

За наши злые

Дела и мысли.

Не для людей тот

Означен жребий.