Владимир Ильин - Реальный противник (Пока молчат оракулы)
Судя по характеру стука, это была его родная дочь Джулия. Обычно в пансионе «Голубая роза», если не считать мадам Лэст, стучаться в номер к соседу было не принято. Более того, это считалось дурным тоном среди постояльцев. Торговцы наркотиками, сутенеры, гангстеры местного масштаба если уж и стучали к кому-нибудь в номер, то непременно посреди ночи, причем не рукой, а ботинком или каким-нибудь увесистым подручным предметом типа бутылки или рукоятки пистолета. Воры же и проститутки не стучались никогда.
Полгода назад, когда Рамиров обретался в состоянии жуткого алкогольного «штопора», выражаясь языком бомжей и завсегдатаев пивных точек, он впервые услышал этот стук в свою дверь. Пока Ян раздумывал, чем бы запустить в того, кто войдет в его «берлогу», дверь распахнулась, и на пороге вырисовалась стройная девичья фигурка, чем-то смахивающая на сказочную фею. Рамиров настолько был поражен предательством его, несомненно, омраченного белой горячкой, сознания, что немедленно вырубился и очнулся лишь на следующие сутки. Оказалось, однако, что фея и не думала исчезать. Напротив, за это время она успела трансформировать дикий хаос холостяцкого быта, при котором грязные носки почему-то хранятся в поддоне холодильника, а стопы раскрытых книг соседствуют с импровизированной пепельницей в виде наполовину опорожненной пивной банки, в почти идеальный порядок. Воздух был чист и свеж, от стола доносился аппетитный запах, все обозримые предметы одежды были выстираны и выглажены…
В ходе последующей беседы девушка призналась Рамирову, что является его родной дочерью, что зовут ее Джулией, но можно и называть просто Джилькой, кратко пересказала свою биографию и попросила разрешения время от времени наведываться «к папхену в гости».
Рамиров был так потрясен происходящим, что не посмел сформулировать вслух два мучивших его вопроса: во-первых, зачем он ей нужен, человек, которого она никогда в жизни до этого не видела, который, если судить только по рассказам Юлии, бывшей жены, был грубым негодяем, убивавшим других людей и не совершившим в жизни ничего путного? А во-вторых, как она сумела найти его спустя столько лет?!.
С тех пор Джилька приходила к Рамирову так часто, что постепенно он привык к ней и полюбил запоздалой отцовской любовью. Именно из-за нее он окончательно бросил пить. Джилька заканчивала колледж по какой-то там лингводидактике, и Рамиров намеревался принять самое активное участие в ее дальнейшей судьбе.
В этот визит Джилька была задумчива. Они поужинали вместе принесенной ею пиццей с грибами, запили пиццу чаем и сидели, не зажигая света, в наступивших сумерках.
— Что-нибудь случилось, дочка? — спросил немного погодя Рамиров. — Какая-то ты сегодня не такая…
Вместо ответа она протянула Рамирову пачку плотных листов, так что ему все-таки пришлось встать и зажечь тусклую люстру с абажуром обывательской расцветки.
Это были фотографии, с которых на Яна глянуло в разных ракурсах еще совсем не старое, сохранившее миловидность, но уже нажившее горькие морщинки невзгод женское лицо. Юлия…
— Почему ты никогда не расспрашиваешь меня о маме, па? — тихо спросила Джилька.
— Эта тема для меня закрылась еще «дцать» лет назад, — сам не зная почему, резко ответил Рамиров.
— Но почему? У тебя что — есть другая женщина? Или… или ты тогда разлюбил маму?
— Послушай, — сказал Рамиров, — а ты… одним словом, она знает?.. Ну, что ты бываешь у меня?
Джилька долго молчала, потом проронила глухо:
— Знаешь, па, последнее время она слишком часто плачет. Ночью, в подушку, так, чтобы я не слышала… Она ведь все-все знает про тебя. И все еще любит… Честное слово, она любит тебя! Может быть, ты как-нибудь придешь к нам… в гости?
Рамиров подошел к окну и долго наблюдал, как мрак снаружи разрывают вспышки световой рекламы изобилующих поблизости баров, публичных домов и казино.
В голове его стучали неизвестно где и когда услышанные строчки стихов: «Разломается все, что изношено… разобьется, рассыплется в прах… Но останется тяжкою ношею чье-то счастье в моих руках».
Однако дочь, видимо, расценила его молчание категорически-однозначно. За спиной Рамирова выстрелом хлопнула дверь, и он услышал удаляющийся по коридору топот каблучков.
Идиот, обругал себя Ян и рванулся вслед за Джилькой, вопя на весь пансион:
— Джилька, постой! Вернись, я прошу тебя!..
Но ее уже и след простыл, только колыхались, встревоженные стремительным ее порывом, кружевные занавески на окне коридора — гордость мадам Лэст, считавшей, что именно они могут превратить любой бордель в пансион.
Из номера в конце коридора, где уже несколько дней проживали весьма подозрительные люди, показалась чья-то синяя, пьяная, опухшая физиономия и что-то невразумительно просипела вслед Рамирову.
Ян выскочил на «парадное» крыльцо пансиона и огляделся, однако фигурки дочери не было видно. Он уже собирался вернуться восвояси, как вдруг услышал из-за угла соседствующей с пансионом аптеки сдавленный возглас, и тревожное предчувствие заставило его вздрогнуть.
Не разбирая дороги, он ринулся туда, и, свернув за угол, увидел, что предчувствие не обмануло его.
Пансион находился в районе, славившимся исключительно дурной репутацией. Кого здесь только не было! Но, как это ни парадоксально, если бы Джилька стала объектом нападения со стороны каких-нибудь профессиональных «урок», Рамиров испытал бы некоторое облегчение: те хотя бы соблюдают кое-какие правила, пусть даже на уровне уличных взаимоотношений.
Но дочь нарвалась на так называемых стив-уолкеров, а это было гораздо хуже. Стив-уолкеры представляли собой маргинальную молодежь, праздно шатающуюся по ночным улицам и пристающим из садистских побуждений ко всем прохожим без исключения. На все правила и этические нормы, в том числе и гангстерские, они плевали с высокой колокольни. В данном случае, поймав одинокую, беззащитную девушку, они преследовали сразу две шкурных цели — это явствовало из их действий. Двое, прижав Джильку к стене, тискали ее своими ручищами, возбужденно сопя и посмеиваясь. Двое других, видно, предпочитали материальную выгоду, потому что исследовали содержимое сумочки своей жертвы.
Первым побуждением Рамирова было разогнать шайку негодяев, как стаю шакалов. Однако, в руке одного из подонков сверкнул луч лазерного ножа, и лезть в драку сразу означало рисковать жизнью дочери. Поэтому Ян, изображая подпившего, а потому занудного и туповатого, простака, выписывая ногами кренделя, двинулся по тротуару, бурча на ходу:
— Че эт вы здесь делаете, ребята, а?