Коллектив авторов - Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник)

– Старый, разворачивай лагерь, – скомандовал Макс. – Слепень, Гришка, трупы за вами – чтобы никаких следов! Где пленный?

Под маскировочной сетью перевели дух. Когда вернулся Гришка и доложил: «Пуля все. Прямо на них вышел. Ножа достать не успел, с-скрипач», Макс тряхнул пару раз пленника, точнее пленницу – совсем молоденькую круглощекую девчонку с выкаченными от ужаса глазами, и оставил приходить в себя.

Решил заняться раненым.

– Слепень, покажи, – велел он, и ефрейтор послушно расстегнул комбинезон.

Старик содрогнулся, и даже железный Макс с резким свистом втянул воздух. Силовой кастет пробил защиту и раздробил ключицу. Осколок розовой кости торчал из медицинского герметика, которым умный комбинезон залил рану; встроенные жгуты перетягивали и сломанную руку, плечо. Почерневшую уже кожу пятнала засохшая кровь. Бледный Слепень даже глаза не скосил. Смотрел Максу в лицо.

– Плыть сможешь? – спросил Макс.

Слепень подумал и кивнул. Сглотнул, облизал пересохшие губы.

– Я назад пойду, – сказал он. – К трассе. Шумну там. Вы, ребята, не беспокойтесь. Припасы тебе отдать?

Максим принял у Слепня объемистый рюкзак.

– Я пошел… – сказал Слепень, но не двинулся с места.

Макс промолчал.

– А неохота! – признался Слепень и вдруг улыбнулся щербатой улыбкой, став моложе лет на десять. – Нет, пошел я! Не поминайте, пацаны, Сашку Слепнева. Мало ли как там будет. Считайте, без вести пропал.

Он отогнул край сети и неловко вывалился наружу.

Макс молчал, и молчал Гришка, но как по-разному! Старик буквально чувствовал, как рвется лихая Гришкина душа, как трепещет что-то немедленно совершить, не то подвиг, не то убийство. И как спекается в неподъемный камень ненависть в душе Макса.

– Его дримерам отдадут! – неосмотрительно подала голос пленница.

Видимо, хотела сказать, что не казнят.

Макс успел перехватить Гришку, и черный нож-горлорез черкнул по воздуху у самого лица девчонки. Старик пришел на помощь секундой позже и поразился, сколько звериной силы в жилистом теле снайпера.

Гришка утробно зарычал. Девчонка сжалась, но смотрела с вызовом.

– А ты, значит, к дримерам не хочешь? – спросил Макс. – А чего хочешь? Быстрой и приятной смерти?

– Жить хочу… – голос сорвался, и девчонка откашлялась.

– Как тебя зовут? – поспешил вклиниться старик, потому что взгляд Макса ему совсем не понравился.

Девчонка шевельнула губами.

– Имя?! – рявкнул Макс. – Ну?!

– Ю-юля… Юлия.

– Какого… вы тут делали?

– Мы археологи, – прошептала девчонка. – Ну, без лицензии, если честно.

– Гробокопатели, м-мать, – скривился Гришка. – С-сталкеры! Это ж надо!

Он мелко двигал челюстью, отчего слышался отчетливый хруст, но попыток броситься на пленницу больше не предпринимал. Старик чуть ослабил хватку, а Макс и вовсе отпустил напарника.

– А кто мы, знаешь?

– Террористы, – девушка побледнела до голубизны на скулах.

«Эк ей мозги-то промыли!» – привычно удивился старик.

– Вы меня… убьете? – набралась смелости Юля. – Да?

Макс промедлил с ответом; дышал тяжело, но размеренно. Пытается успокоиться, понял старик. Но девушка поняла молчание как приговор. Она прерывисто вдохнула, стараясь прогнать судорогу в горле, и зачастила:

– Я не стреляла, у меня даже оружия нет. Вы напали первыми! А ребята испугались, приняли вас за охранку.

– Нашла что-нибудь? – спросил Макс неожиданно мягко; Чиж от удивления громко клацнул челюстью.

– Ноты, – девчонка смотрела ему в глаза не отрываясь, со странным выражением безнадежного вызова. Смирилась со своей участью, но признаться в этом не хотела. Даже себе.

– Покажи.

Юля протянула герметичную пластиковую папку. Макс небрежно пошелестел желтыми хрупкими листочками и отбросил.

– Ты рисковала жизнью ради этого?!

– Ноты дорого стоят, – едва слышно сказала девчонка. – И вообще, интересно, как люди жили.

– Хреново жили, – отрезал Макс. – Иначе тараканов на шею не посадили бы. Слушай сюда… Юля. Мы не террористы, мы разведчики. За нами идет армия, это сотни тысяч человек, которые тоже хотят жить. А я офицер этой армии, и мне нужно выбирать, чьи жизни важнее – их или твоя.

– Я никому…

– Хрень! – перебил ее Макс. – Даже если не захочешь, расскажешь. Про меня, про них, откуда пришли, куда идем – все скажешь!

Девчонка не заплакала. Просто окаменела лицом.

– Макс, давай я ее… – предложил Чиж, глядя в сторону. – Душа кипит, за пацанов обидно.

Повисло молчание, тяжелое, как гиря на шее утопленника. Девчонка громко икнула и испуганно прикрыла рот ладонью.

– Поздно, уже светает, – сказал Макс и отвел взгляд от ее лица. – Вечером решим, кто и как.

Старик глянул на часы: ночь пропала. Ночь, за которую они рассчитывали продвинуться километров на десять-пятнадцать по не самому короткому пути, придется встречать в затопленном грязью окопе на острове посреди реки. А если остров надумают прочесать…

– Бежать, кричать бесполезно, – продолжил Макс. – Убьем больно. Не заставляй тебя связывать и пихать в рот портянки – кляпа у нас нет, извини. Старый, ты дежуришь первым, следом я. Отбой.

Старик безучастно наблюдал, как разведчики устраиваются, как Гришка цедит из фляги размоченный сухпай и кривится от боли в сломанной челюсти. Старику еще не приходилось убивать. Даже стрелял он нечасто, его службой были компьютеры и карты. А сейчас напротив сидела мертвая девушка и беззвучно скулила от неверия: сердце бьется, слезы льются… а все равно мертвая!

– Мне… в туалет, – прошептала Юля, когда разведчики заснули.

Старый молча достал из рюкзака одноразовый санитарный пакет. Мужской, ну да как-нибудь приспособится.

Девчонка отвернулась и долго шуршала пластиком. Потом ревела, как понял Старый, больше от унижения.

– Зачем вы так? – спросила она наконец. – Если говорите, что не террористы. Я же правда никому…

Старик тоже не мог принять драконовскую логику войны, понимал, соглашался, а принять не мог. И что ответить, не знал.

А девчонку прорвало. Она заговорила лихорадочным шепотом, облизывая сухим языком растрескавшиеся губы. Говорила про мать и отца, которые живут в кибулисе у моря. Рассказывала, как с детства увлекалась полузапретными артефактами из старой жизни, о которой ей много рассказывала бабушка. Как пришла сюда, в свой первый и последний – честное слово! – поход с одним очень хорошим парнем и его друзьями, которые казались ей мужественными и независимыми. И которые так глупо погибли, погибли, погибли! Окончательно и невозвратимо. Зачем их убили? Почему убьют ее?

– Война, – глухо сказал старик. – На войне убивают.