Владимир Ильин - Сеть для игрушек

– Но ведь Интерпол-то знает, в чем дело, Адриан, – возразил я. – Почему же вы молчали до сих пор и продолжаете молчать сейчас?

Клур взглянул на меня с оттенком сожаления и даже сострадания, как смотрят на младенца, родившегося уродом.

– Да, – согласился он со мной, – мы молчали тогда и молчим сейчас. Мы поддерживаем режим строгой секретности вокруг дела геймеров, и, поверь, Рик, даже в Интерполе немногие посвящены в подоплеку аномального всплеска преступности в вашем городе. Кроме Контроля – нашего отдела, которому поручено вести борьбу с новыми видами преступлений… Да, мы могли бы с самого начала предать гласности ту информацию, которой располагаем. Мы могли бы криком кричать о геймерах хоть на весь мир – с трибуны Объединенных Наций!.. Только что бы это дало? Помогло бы это вам, живущим в Интервиле, не стать чьей-то игрушкой? Технически – вряд ли. А в стратегическом плане, в лучшем случае, мы бы только вызвали массовое бегство людей из этого города… этакий исход с земли обетованной… да и то, где гарантия, что геймеры не переместились бы в какой-нибудь другой город?.. А помогло бы разглашение этой тайны нам, полицейским, бороться с геймерами? Возможно, но появились бы и новые, более сложные проблемы. Ведь тогда каждый преступник, ссылаясь на происки геймеров, мог бы потребовать признания его невиновным: я, мол, нарушил закон, потому что мной управляли, как марионеткой, – и каким образом мы бы отделяли, так сказать, паршивых овец от стада?..

– Но, послушай, Адриан, – перебил его я, – если вы действуете против геймеров тайно, то это значит, что?..

Клур усмехнулся. Он понял, что я имею в виду.

– Да, Рик, – сказал он. – Ты правильно мыслишь, приятель. Пленных мы не берем. Потому что судить их означает нарушить режим секретности. Даже если суд будет проходить за закрытыми дверями, всегда есть опасность, что пресса что-нибудь пронюхает… Да и соответствующих законов у человечества пока нет.

Я молчал. То, о чем мне рассказал Клур, было настолько невероятным, что казалось бредом наяву. Я осознавал, что, если все это – правда, то она перевернет всю мою жизнь. А это было похоже на правду. Теперь становилось ясно, чем обусловлены все те аномалии, которые я старательно регистрировал в своей картотеке. Мэр, превратившийся во время публичного выступления в сквернослова… Старушка-хулиганка, шутя расправляющаяся с молодым здоровым парнем… Школьная учительница, показывающая стриптиз на улице средь бела дня… Ден Теодоров… Люция, убившая своего мужа… И, наконец, историк Рейнгарден и его дочь Леокадия… Значит, и отца моего вчера тоже использовали для того, чтобы убить меня. А меня самого – разве меня не могли использовать? Разве теперь можно быть уверенным в том, что я всегда поступал так, как хотел, а не из-за того, что какие-то придурки ради развлечения нажимали кнопки?!

И еще. Оказывается, вокруг меня шла война. Война между теми, кто вкусил прелести тайной власти над людьми, и теми, кто пытался не допустить, чтобы эпидемия компьютерного диктата расползлась по всему миру… Эта война была скрытой, но не менее жестокой, чем обычные войны. Никто, кроме сражающихся сторон, не знал о том, что люди в городе погибают не из-за автомобильных катастроф и не из-за убийств на так называемой «бытовой почве», а в результате боевых действий. И поэтому сейчас я испытывал те же ощущения и чувства, какие должен испытывать человек, заснувший глубоким сном в поле на травке, под мирным небом, но пробудившийся от воя мин и свиста пуль над головой, разрывов снарядов и стонов раненых в рукопашном бою и осознавший, что спал он, оказывается, на нейтральной полосе, между двумя линиями окопов…

Еще в моей квартире Клур поставил передо мной проблему выбора: или наплевать на все, постараться забыть все, что я видел и слышал в последние дни, и продолжать жить, как ни в чем не бывало, – или же вступить в невидимое сражение на стороне тех, кто не хочет быть марионетками. Тогда я еще колебался, потому что многого не знал. И то, что я сейчас был с Клуром, еще ничего не значило: в любой момент я имел право попросить его остановить машину и уйти от него. Однако теперь я не мог так поступить – не потому, что он недавно спас меня от пожизненного заключения, а моих родителей – от пожизненного позора, а потому, что отныне мне было ради чего сражаться и за что мстить геймерам…

– Ну, что задумался, приятель Рик? – вдруг заорал над моим ухом Клур, фамильярно хлопнув меня по колену. – Страшно стало?.. Не бойся, прорвемся! Нам бы только ночь простоять да день продержаться! Зато нас теперь двое, а значит, наши шансы на победу возрастают вдвое… «Мы спина к спине у мачты – против тысячи вдвое-ем», – пропел он, изрядно фальшивя.

Штурвал управления «тандерболтом» вновь был у него в руках.

– А мне другой стишок приходит в голову, – сказал я. – Только детский: «Вдоль реки бежал Аким. Был Аким совсем сухим. Побежал он поперек – весь до ниточки промок»1 …

Он с подозрением покосился на меня.

– Промок, говоришь? – спросил он. – По-моему, ты на что-то гнусно намекаешь, Рик. Боишься последствий, что ли?

– Ничего я не намекаю, – сказал я и отвернулся к боковому стеклу.

Судя по улицам, которые мы проезжали, Клур избрал простую, но эффективную тактику, благодаря которой нас пока никто не преследовал и не пытался остановить. Лезть в центр города, где по ночам дежурят усиленные полицейские патрули, было бы рискованно: машину, «позаимствованную» моим новым соратником по борьбе, наверняка уже разыскивали. С другой стороны, приближаться к городской черте было бы тоже неразумно – именно на окраинах в последнее время творилось больше всего бесчинств по ночам. Значит, там хозяйничали геймеры. Поэтому мы кружили в промежуточных, между центром и окраинами, районам.

– Мы всю ночь так и будем совершать автомобильную экскурсию? – не выдержал я.

– Есть другие предложения, стажер? – осведомился Клур.

– Предложений нет. Есть вопросы…

– Если они не касаются устройства Вселенной, то я постараюсь ответить.

– Ты виделся с женой Слана?

Клур достал из кармана большой носовой платок и с остервенением высморкался в него.

– Послушай, Рик, – сказал он. – В наших делах ты пока еще ни хрена ни смыслишь. И тебе наверняка в дальнейшем покажутся … ну, кощунственными, что ли… некоторые вещи, которые для «контролеров» – так называют в Интерполе сотрудников нашего отдела – являются само собой разумеющимися… Тебе наверняка кажется, что я обязан был побывать на похоронах твоего приятеля, навестить убитую горем супругу и дочь и выразить им от имени всей нашей Конторы соболезнование… Так, да? А теперь запомни: ничего из этого не будет, потому что меня это не интересует, понял? Не ин-те-ре-су-ет! И точка!.. И если ты считаешь иначе, значит, ты еще не до конца уяснил особенности наших действий. Дело в том, Рик, что мы, оперативники, должны во что бы то ни стало выполнить главную задачу, а все остальное – потом, если, разумеется, останемся в живых…