Сергей Переслегин - Война на пороге (гильбертова пустыня)

5% средств на все остальное.

Для повышения качества государственного управления ВПК нужна, прежде всего, политическая воля, то есть в первую очередь — необходимо, чтобы это управление было, и чтобы оно было государственным. Необходимо иметь в виду, что вооружения дорожали, дорожают и будут дорожать. Это связано, в частности, с одной из функций войны как высокотехнологического экономического деструктора. К процессу роста цен на рынке вооружений укрупнение предприятий ВПК никакого отношения не имеет. Следует учесть, что поскольку все вооружения создаются для армии, армия есть инструмент войны, а война есть предельная форма конкуренции, рынок вооружений всегда конкурентен. Он конкурентен "по определению".

Организовать монопольные центры по разработке и производству отдельных образцов военной техники было бы полезно, но в современных условиях разобщенности структуры армии это технически неосуществимо.

Интеграция — не результат, а процесс, подчиняющийся волновому закону. Если сегодня "все объединить", то завтра с неизбежностью придется "все разделить", а послезавтра —

Ct+nui Пе+ссмгин ЈM*A flt+имхьм.

объединять снова. Ни конца, ни смысла эта деятельность не имеет, хотя каждое конкретное решение ситуационно оправдано. Лучшее, что здесь можно сделать, — следовать наметившемуся тренду и менять его на противоположный чуть- чуть раньше, чем необходимость этого станет очевидной.

Величина необходимых страновых военных расходов всегда определяется в логике "проекты—цели—стратегия—ситуация". В СССР эти расходы всегда были завышены, а современная Россия их значительно занижает. Но вопрос их увеличения требует внятной и гласной политики реформы армии (это, в первом приближении, есть) и внятной и гласной политической стратегии (она, увы, пока отсутствует).

Часто приходится слышать, что российская военная техника слишком дорога, а качество ее не соответствует современному технологическому уровню. Но ведь очевидно, что высокая цена и низкое качество той или иной продукции делает ее неконкурентоспособной на любом рынке. Поэтому, если российский ВПК действительно выпускает плохую и дорогую продукцию, то он будет вытеснен со всех рынков, в том числе и с внутреннего. Но так ли это? Разве русское вооружение уступает по критерию "цена — качество" иностранному? Ни в зенитных ракетных комплексах, ни в системах залпового огня, ни в оперативно-тактическом ракетном оружии, ни в перспективных истребителях (здесь многоточие, поскольку перечислять можно долго) заметного отставания не видно. Соответственно, встает вопрос: в чьих коммерческих интересах высказываются "многие аналитики, в том числе западные"?

Понятно, что этот комментарий не означает, что мы превосходим Запад во всех компонентах военной машины и способны занять монопольное положение на мировом рынке вооружений. Не означает он и отсутствие серьезных проблем у российского ВПК и недостатков у поставляемой им продукции. Плохо обстоит дело с взаимозаменяемостью и ремонтопригодностью, отсутствует послепродажный сервис, низок потенциал модернизации.

Подчеркнем еще одно обстоятельство: не следует думать, что новые технологии сами по себе повышают боевые возможности войск. Во-первых, более сложная система является, обычно, и более уязвимой, она требует лучшего ухода (хрестоматийное сравнение АКМ и М16, МиГа-21 и "Фантома"). Во-вторых, в высокотехнологичных военных системах остро встает проблема взаимодействия техники и оператора, решаемая в индустриальной логике с очень большим трудом. В-третьих, высокотехнологичные системы дороги. Наконец, в-четвертых, для целого класса задач современные технические системы избыточны. Ну что делать "Раптору" в Афганистане или "Беркуту" в Чечне? Там гораздо больше пригодилось бы что-то вроде Ил-2 , Ю-87, ФВ-190А.

Что нужно России для повышения конкурентоспособности ее продукции на рынке вооружений? То же, что и всегда: победа российского оружия в войне. В любой войне".

Специальный выпуск журнала «Оборонный Заказ», посвященный выставке вооружений «Defendory 2006» (Афины, Греция, 3—7октября 2006года)

РУССКАЯ (ПАЯ

Мир завис на века, словно мученик в раме, И цунами пока — лишь на телеэкране, От таких мелодрам ни убытку, ни пользы, А потоп «где-то там» и «когда-нибудь после». ... А если вы внезапно вдруг увидите сияние Над крышами Помпеи или прямо над собою — Спите спокойно, дорогие помпеяне, Как говорится: в Помпее все спокойно.

К. Арбенин

Фотография на стене (1)

2002 год

Когда Первый стал начальником «японского» отдела, мать была еще жива, он заехал к ней, выпил коньяк, оставшийся от его же прежнего визита. Поговорили. «Умер Улыбающийся Принц», — нейтрально сказала она. «Я повесила фотографию, вон — над пианино, ты не заметил, рад назначению — я понимаю... Но это важно!» У матери появилась привычка развешивать вокруг портрета и нескольких рисунков Второго фотографии ушедших, словно она собирала его другу на том свете достойную компанию. Был ноябрь.

Наутро на работе он прочел: «Япония в трауре. В возрасте 47 лет скоропостижно скончался принц Такамадо — двоюродный брат императора Акихито. Он играл в сквош с канадским послом на территории диппредставительства в Токио. Внезапно у принца остановилось сердце. По дороге в больницу врачам удалось его реанимировать, но ненадолго. Помещенный в палату интенсивной терапии, Такамадо вскоре скончался».

Мать всегда вмешивалась в его дела, она была миссис Марпл, и ее следовало слушать внимательно. Первый считал, что он вырос из того возраста, когда с матерями спорят. Он подшил этот факт про принца-виолончелиста к электронной японской папке, которую не вынимал из головы никогда, словно ждал момента, пока она заполнит весь предоставленный мозгу объем. И вот тогда... Марина смеялась и говорила: «Да он всегда о них думает!» И все понимали — это про женщин. А они с Маринкой знали, что это — про японцев.

«Принцесса Хисако и три дочери принца в возрасте от 12 до 16лет сегодня получили соболезнования от императора Аки- хито и императрицы Митико, а также от премьер-министра Японии Дзюинтиро Коидзуми. Премьер отметил, что Такамадо хорошо знал иностранные языки и часто выполнял международные миссии доброй воли».

Да, Первый встречался с этим японцем, который не был похож на других. Как и вся эта узкоглазая братия, Такамадо был шпионом, но шпионом такой высокой пробы, что язык не поворачивался увернуться от его вопросов.«Принц Такамадо играл роль императорского"министра иностранных дел ", неся посреднические функции между двором и внешним миром. Он охотно принимал иностранных послов. В числе пришедших выразить соболезнования семье покойного был и посол России в Японии Алексей Панков». Первого передернуло. Он знал нескольких российских послов. Они не были шпионами. Они были никем... В Министерстве Иностранных Дел про Первого говорили, что ценят: его официально принимали, но не любили. Там не любили никого. Там была особая статья и особый лабиринт коммуникаций. Там пролегала граница между интересами, и шла она ровнехонько по индивидуальной совести людей. Но интересы оказывались государственными, а личное вкатывалось в них медленно и подспудно, — еще же, как водится, искушала местничковая власть. На поверхности лежал тот факт, что от посла ничего не зависело, он был только служакой от государства. Первый с детства усвоил диалектический анекдот-притчу: «Я не продамся! Я не продамся! Никогда и ни за какие!» — «А Вас покупали?» Потихоньку на каждого посла находился алтын. С послом для равновесия всегда посылали вице-консула по культуре или еще какого консула в уездный город. Заместитель, второе лицо государства, как правило, не щадя живота своего, по советской еще привычке болел за интересы