Владимир Ильин - Напряжение

В долю к бабенкам он не пойдет — крохи души еще не выгорели, чтобы опуститься так низко. Да и не возьмут его в долю — убить дешевле.

Вывалить информацию журналистам, скинув конверт без отправителя? Интернат сгорит в тот же день.

Так и доковылял до своей комнаты, перекатывая невеселые мысли. А потом посмотрел на спящего паренька, зарывшегося под три одеяла — и все вновь стало на свои места. У него ведь есть план? Найти родичей мальца, огрести кучу денег и жить как князь! Так чем же он плох? А насчет планов больших людей… Коля азартно улыбнулся и подвигал правым плечом, разминая — вряд ли парень откажется от уроков стихии ветра. А если откажется — получит по шее. Старые методы — надежные методы, это вам любой древич подтвердит.

Пройдет время, и парень получит свой рисунок силы. А дальше как повезет. Если все сложится плохо, хотя бы заберет с собой в могилу заказчика. А родня мертвеца за такую подставу уничтожит исполнителей. Это тоже дорогого стоит…

— Ты весь сахар сожрал? — скорее утвердительно произнесли сверху.

— Н — нет, — выпалил я в ответ, одновременно переживая легкий стыд и сильную радость — меня все‑таки не съели ночью.

— А тогда кто? — ухмыльнулась рожа со шрамом, продолжая нависать над постелью.

— Та — тараканы?

Я зажмурился в ожидании оплеухи.

— Вставай, главный таракан, — даже с некоторой теплотой отозвался мужик. — Считай, свой сахар за следующую неделю ты съел.

Настроение скакнуло в сторону легкой грусти, ведь каждый знает — новый сахар всегда слаще съеденного.

— Угощайся, — кивнул он в сторону стола с парящими дымком чашечками.

Даже вставать не надо — пересесть поближе к окну и уже оказываешься за столом. Я обнял чашку ладонями и с подозрением посмотрел на сторожа, не торопясь пить. Сказку про спящую царевну нам тоже читали. Тут, правда не яблоко, но даритель тоже очень подозрительный.

— Давай знакомится, наверное, — сторож в два глотка опустошил свою порцию и отставил пустую посуду в сторону. — Дядя Коля.

— Ваня

Сбегу — не поймает.

— Какой еще Ваня? — возмутились в ответ.

— И — иванов? — робко предположил я.

Сторож уперся в меня взглядом и сделал страшную физиономию.

— П — петров?

— Вот, что Максим, не крути мне нервы.

Я резко замотал головой и даже чашку отложил, чтобы вытянуть руки ладошками вперед — пусть видит, что ничего я не кручу.

— Спокойствие, — дядя Коля закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Тебя зовут Максим. Так? Не отвечай! Кивни. Вот. Максим, давай дружить?

Вам когда‑нибудь предлагал дружбу ужасный монстр — людоед?

— НЯЯЯНЯЯЯЯ!

— Тихо! Молчи! Да заткнись ты! — гаркнул он так, что в ушах зазвенело.

Я замолчал, но с подозрением поглядывал в его сторону, готовый заорать вновь.

— Нам ведь рядом жить… — замялся он на середине фразы, явно заметив мое скептическое выражение лица.

Точно сбегу.

— Упал — отжался! — рявкнул он так резко, что вспомнил я себя только на делай — шесть на кулаках. — Кто мы?!

Я старательно сопел, с тоской поглядывая на дверь.

— Кто мы?! — рявкнуло снова на сотом повторе.

— Л — люди, — насчет себя я не сомневался, а вот насчет…

— Кто мы? — уже спокойно спросил голос сверху и хлюпнул чаем из кружки.

— Н — не знаю, — отлипнуть от пола давалось с ощутимым трудом, счет сбился на середине второй сотни.

— Мы — друзья, — довольно подсказал дядя Коля, ставя ногу на мою спину. — Продолжай.

Н — на — афиг таких друзей!

— Кто мы? — заскучав, уточнил сторож через минуту.

— Д — друзья, — признал я поражение.

— Другое дело. Садись за стол, друг.

Я отлип от пола и перетек на кровать.

— Раз мы теперь друзья, вот тебе подарок, — мозолистая рука передвинула на середину стола грубоватый браслет, сплетенный из трех проволочек. — Это чтобы ты никого не убил.

С удивлением перевел взгляд от браслета на сторожа и обратно. Так я и не собирался никого убивать, зачем мне…

— То, как ты раскидал своих обидчиков, помнишь? — подтолкнул он меня к мысли. — Это твой дар, он тебя защитил. Но он может и убить, потому что ты его не контролируешь. Ты же не хочешь стать убийцей?

Я торопливо закачал головой. В интернат как‑то приходили люди из полиции и объясняли, как плохо быть преступником — собрали весь интернат в спортзале, а нас, самых маленьких, посадили первым рядом. Так что фотографии, которые нам показывали, запомнились надолго.

— Браслет станет очень горячим, если твой дар снова проснется. Дар не может навредить тебе, поэтому угаснет сам, когда металл браслета обожжет тебе кожу.

— Больно?

— Больно, — согласно кивнул дядя Коля. — Но это лучше, чем кого‑то убить.

С этим сложно было спорить. Я тяжело вздохнул, потянулся было за браслетом, но на середине пути замер, отдернул руку и чуть отодвинулся от стола.

— Что опять? — с еле сдерживаемым раздражением поинтересовался сосед.

— А если на меня опять нападут? — Храбро вздернул я голову.

— Есть другие способы наказать обидчиков, — улыбнулся он одним краем губ.

— Я стучать не стану! — насупился я, сложив руки на груди.

— Мелкий, ты чем слушал? — откровенно скалился этот гадкий тип. — У тебя есть дар. И ты можешь сделать вот так, — сложил он горстью руку и еле заметно толкнул в мою сторону.

В грудь будто ногой пнули, и сразу же лязгнули зубы от удара затылком о стену. Но боли будто бы не было, только изумление — от случившегося, от того, кто это сделал и еще большее — от его слов.

Люди с даром — это такие супер — герои, которые спасают мир и заботятся о нашем городе и стране. То есть — вообще не я, и тем более не одноногий кошмар по соседству.

— Я, что? — потирал я затылок, с открытым ртом рассматривая сторожа. — Но… Вы?!

— Когда‑то у меня было две ноги и здоровые руки.

— И что случилось? — спросил я, уже иначе смотря на соседа.

— Случилось то же самое, что лишило тебя родителей. Война. Так что мы с тобой, в каком‑то роде, родственники по несчастью. Понимаешь, о чем я говорю?

Улыбка сама пропала с лица, на глазах сами собой проступили слезы.

— Так что, друг, — сторож сделал плавный пасс здоровой рукой, и металлический браслет сам по себе всплыл над столом — кренясь, сильно подрагивая, он парил по самому настоящему волшебству! — Хочешь уметь так же?

Я закивал так часто, что голова чуть не отвалилась.

— Я научу, но будет одно условие. Никто не должен знать о наших занятиях. Даже директор. Даже няня и твой самый близкий товарищ.