Олег Верещагин - Garaf

Впрочем, долина–то и вправду была пуста. Большинство поселений рудаурских и ангмарских холмовиков находились или южнее, или западнее, или сильно восточнее. В общем, мальчишке «повезло» — холмовики, хоть и славились угрюмым характером и мерзкими (с точки зрения южан или людлей из–за Мглистых гор) привычками, но гостеприимство у них было святым делом. Это подтвердил бы любой, даже самый заядлый их недоброжелатель.

Те же, кто населял эти внешне безжизненные отроги, имели совсем иные представления о гостеприимстве…

…Две жутковатые хари — похожие то ли на китайцев, то ли на негров, то ли на обезьян, то ли на плод скрещивания этих разновидностей приматов — заглянули в расщелину одновременно, отсвечивая белёсыми глазами–плошками со щелевидными красными зрачками. Одетые в какое–то невообразимое рваньё (оно, тем не менее, делало тварей почти невидимыми в камнях — скорей их можно было обнаружить по вони, похожей на вонь прогоркшего жира), с надвинутыми на низкие лбы кожаными капюшонами, твари сжимали в лапах… или всё–таки руках?.. недлинные ятаганы грубой ковки с петлями, образованными тонким концом клинка, вместо рукоятей… Невысокие, с Пашку ростом, хотя и кряжистые…

Орки смотрели на человека со смесью злорадства, злости, страха и замешательства. И не торопились нападать. Они видели, что перед ними мальчишка. Но хорошо знали счёт: за человека–воина можно отдать четверых своих. Берёт больше — надо бежать. На сонного можно напасть втроём, если хочешь убить. Но тут их было двое… однако, перед ними — мальчишка… но с ножом на поясе и цветом волос, как у людей из–за Мглистых гор, свирепых и бесстрашных бойцов… кроме того, рядом были земли холмовиков, а Повелитель настрого запретил затевать свары с ними… В общем, невеликие мозги уруков были забиты этой противоречивой кашей, и решения они принять не могли. Они высунулись из пещеры ночью только потому, что внизу было нечего жрать. По крайней мере, для них — молодых и ничем не отличившихся. Повелитель набивал подземелья всё новыми и новыми толпами, орки приходили из–под Мглистых, и всем нужны были пища, место, самки… Местные с трудом отстаивали то, что им было оставлено — временами вспыхивали схватки, несмотря на то, что после каждой такой появлялся отряд холмовиков и именем Повелителя вешал «зачинщиков» (кто был поранен и не успел спрятаться) у входов в пещеры. На кой Повелителю столько орков — никто не понимал. Никто не думал даже, что их вообще столько есть в мире. Зато отыгрывались на тех, кто послабее — иногда даже жрали, а уж пинали и отбирали всё, что можно, на каждом шагу, не вздохни.

— Сожрём, — наконец не выдержал тот, что покрупней из парочки. — А?

— Ага, сожрём, — протянул другой. — Тебя сожрут. Кто он такой, чего тут?

— Не узнает никто ничего, сожрём. Жрать хочу.

— Убьёт ещё. Проснётся и убьёт.

— Ну а как?!

— Давай других приведём.

— Ну иди, веди остальных, чего отдадут–то?! На пол–укуса! — прошипел зло крупный. Видно, этот аргумент был неотразим. Орки подобрались и стали тихо проникать в пещерку — держась у стенок, подальше от огня…

…Пашка проснулся именно от запаха. И первое, что сделал — заорал от ужаса, почти одновременно подумав, что, конечно, это сон–кошмар и сейчас он откроет глаза или его растолкает Димка, как было пару раз, когда он вопил по ночам.

Но страшные существа, пролезшие в пещеру, не исчезли — хотя и шарахнулись обратно, вопя ещё громче Пашки. Для них всё выглядело не менее жутко, но логично — страшный тарк проснулся (или совсем не спал, хитро караулил бедных орков, которые умирают от голода!!!) и сейчас поотрубает обоим головы огромным ножом (вчетверо короче их ятаганов), висящим на поясе.

Будь на месте Пашки его ровесник из местных — орков ждала бы именно такая судьба. Даже мальчишка холмовиков не преминул бы прирезать обоих «союзников» — просто из вечной вражды людей и орков. Но Пашка просто вскочил — и бросился вслед за этими чудищами. Не в погоню, нет — движимый лишь стремлением выбраться из пещеры (любой местный, сложись так дело, остался бы внутри, держа в одной руке нож, а в другой — факел или палку потолще).

Прямо за порогом мальчишке показалось (зримо вполне, он даже выругался удивлённо, что забыл открыть) - налетел лбом на дверь. Пашка рухнул на спину, въехав обратно в пещеру — чуть ли не в костёр.

И, услышав над собой хриплое рычание кого–то зверя, отключился окончательно. Честно сказать — просто от страха, не от удара…

…На самом деле, крупный урук–хай, ловко сваливший Пашку ударом щита, просто спросил у трясущихся возле камней уруков, которые ещё не верили, что спаслись от ужасного тарка — даже вполне спокойно:

— Кого вы тут испугались, мелкота засранная? Эгой, да это человек!

* Необходимые пояснения для тех, кто не читал Толкиена — или не вчитывался. Урук — это простой орк, мелкий, глупый, трусоватый и не выносящий солнечного света. Урук–хай — «усиленная» порода. Урук–хайи умней, крупней размерами и вполне «лояльны» к солнцу. Тарк — это на Черном Наречии «человек» (искажённое эльфийское «таркил»). Оттуда слово попало во все оркские диалекты. Вообще–то согласно большинству источников, урук–хайев вывел Саурон в середине третьего тысячелетия Третьей Эпохи (т.е., через тысячу с лишним лет после описываемых мною событий!) Но крупные и смышлёные орки упоминаются и в источниках по войнам в Белерианде (ещё в Первую Эпоху!), поэтому я рискнул описывать их и использовать это название. (от автора)

Вообще горные орки не держат рабов. Когда–то давно их предки–кочевники брали людей в рабство — как вьючных животных, женщин — чтобы «улучшать породу». Но те времена давно были забыты. Попавшие к ним женщины как правило быстро умирали от примитивного многократного насилия, детей так же быстро съедали, а мужчины ненамного переживали детей и женщин — их заставляли работать в шахтах. Это не было рабством в привычном, «нормальном» смысле слова, когда раб может прожить и десять, и тридцать, и сорок лет у хозяина — здесь человек просто работал на износ и умирал за какие–то недели, иногда — дни…

Сейчас решался важный вопрос, кто такой Пашка — мужчина или ребёнок. Большинство, вожделевашие просто пожрать, настаивали, что раз он без бороды, то он точно ребёнок, а что довольно крупный для ребёнка — так это и хорошо, можно поесть от пуза. Другая часть, апеллируя всё к той же бороде, замечала, что многие люди бороду как раз бреют, для ребёнка Пашка великоват, а Повелитель требует от кузниц выполнять урок по наконечникам стрел, кому железо–то и уголь в шахтах бить?! Третья группа — самая малочисленная, состоявшая из, по мнению прочих, «зажравшихся до рыгачки», урук–хайев — придерживалась особого мнения: человека, неважно, кто он, нужно просто продать в Карн–Дум, в тамошние рудники — из патриотического долга и чтобы заработать; завтра всё равно придут оттуда. Была ещё парочка орков, которые утверждали, что если закрыть глаза и отвернуться, то Пашка сойдёт за женщину. Но над ними издевательски посмеялись все три основные группировки спорщиков, а один из урук–хайев даже произнёс вдохновенную, хотя и краткую речь о нравственности и славных традициях орочьего племени, которые не допускают такого грязного скотства — и о том, как растлевающее влияют человеческие пороки на неокрепшие умы славной пещерной молодёжи.