Александр Больных - Железный замок

— Она сражалась против нас, — холодно возразила Рюби. — Орк помогал ей своею мощью. Недаром двадцать человек сложили головы прежде, чем ты сумел одолеть ее. Сколько раз мы дрались с нею?

— Я полагаю, мы все-таки должны попытаться, — уперся Дъярв.

— Я тоже так думаю, — поддержал его Хани.

— Хорошо, я попробую, — нехотя сдалась она.

— У тебя наверняка получится, — с энтузиазмом подхватил Хани. — Я ведь помню, как ты вылечила моего брата. Если Черный Меч заморозил принцессу, ты сумеешь отогреть ее.

— Если бы так.

— Обязательно, — попросил Дъярв. — Ведь она такая…

Что именно он хотел сказать и какая принцесса, так и осталось неизвестным, потому что конец фразы утонул в смущенном кашле.

— Распорядись, — предложила Рюби.

Когда привели Ториль, Хани пробрал озноб, таким чужим казалось ее лицо. Нос заострился, щеки ввалились, под глазами легли землистые тени, сами глаза словно кто-то подменил кусочками тусклого черного камня. На лице принцессы лежала печать неимоверной усталости, будто его припорошила белая пыль. И оно казалось окаменевшим. Ториль не замечала окружающего, не слышала голосов, не чувствовала прикосновений.

Хани боязливо позвал принцессу, однако Ториль стояла, неестественно выпрямившись, и смотрела куда-то вверх.

— Что с ней? — шепотом спросил Дъярв.

— Она приняла на себя ношу, которая ей не по плечу, и надорвалась. Черный Меч уродует душу гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Ты полагаешь, он учит только ненавидеть? Если бы…

Добро и жалость? Все равно О них забудь ты поскорей.

И помни только лишь одно:

Убей. Убей! Убей!! Убей!!!

Меч пьет душу, как прокаленный песок пьет воду. Когда от человека остается пустая оболочка, тень наполняет ее, и человек рождается заново, но уже совсем другим, точнее, он становится нечеловеком. Я не знаю, как назвать родившееся существо. Живой мертвый? Или еще как-то?.. Меч выпил всю душу Ториль, но тень, к счастью, еще не накрыла ее.

— И можно вернуть ей душу? — робко спросил Дъярв.

— Говорят, можно. Но я никогда ничего подобного не делала.

Рюби трижды повернула кольцо с рубином, ее окутал розовый ореол. Потом она прочитала заклинание, в воздухе вспыхнуло знакомое огненное кольцо, именно с его помощью Рюби когда-то вылечила руку Хани. На этот раз она сделала кольцо гораздо более широким. В алых языках пламени мельтешили мириады золотых искр, их было так много, что рябило в глазах.

Повинуясь жестам Рюби, огненное кольцо поднялось над головой Ториль. Хани поразился — он не увидел тени принцессы. Вместо силуэта человеческой фигуры на земле лежало бесформенное пятно. Кольцо начало было медленно опускаться, однако какая-то сила препятствовала его движению. Хани вспомнил черную тень, облаком окутывавшую Ториль во время боя. Может, это она?

Пламя резко затрещало, словно в костер бросили охапку сырых сучьев, и они принялись отчаянно стрелять. В воздухе запахло чесноком, да так сильно, что у Хани от этого запаха помутилось в голове. Он побледнел и зашатался.

Внезапно Хани показалось, что тьма сгустилась и на миг закрыла Ториль, а потом кусок мрака оторвался и улетел прочь.

Хани вскрикнул.

Звук его голоса нарушил что-то в хрупком равновесии магических сил. Огненное кольцо разрушилось, вверх взмыл розовый столб. Он окутал Ториль, розовое перемешалось с черным, образовав неприятную муть. Она шнуром обвилась вокруг светящегося столба, раздался протяжный стон… и все кончилось.

Бледная Рюби укоризненно посмотрела на Хани.

— Ты все испортил!

— Я?!

— Ты!

— Как?

— Тебе следовало промолчать. Ты вплел свой глупый крик в заклинание, и оно подействовало не так, как должно было. Я вообще не догадываюсь, что стряслось.

Принцесса по-прежнему стояла неподвижно, вяло опустив руки. Дъярв превозмог страх и подошел к ней, поднял ее руку. Рука была негнущейся, как палка.

— Не спорьте, — обратился он к Рюби. — Лучше попробуй еще раз.

— Ладно, — согласилась Рюби, которую смягчил покаянный вид Хани.

Она проделала все заново. Теперь уже ничто не помешало огненному кольцу пройти вдоль всего тела принцессы, с головы до ног. Однако никакого действия это не произвело. Глаза принцессы оставались все так же темны и пусты. Измученная Рюби махнула рукой, и розовое свечение погасло.

— Бесполезно, — устало сказала она.

— Неужели ее невозможно вылечить? — огорчился Дъярв.

— Можно. Но это должен сделать кто-то другой.

— Почему?

— Мой огонь может сжечь черное колдовство. Он уже уничтожил тень, окружавшую принцессу, теперь она свободна. Однако огонь не может вернуть унесенную мраком душу.

— Твое колдовство так слабо? — Дъярв не смог скрыть разочарования.

— Оно не слабое, оно другое.

— Может, мы можем как-нибудь помочь? — спросил Хани.

— Может быть.

— Ты как-то странно это говоришь.

— Потому что далеко не каждому по силам сжечь часть своей души, чтобы заполнить пустоту…

— Готов попытаться, — предложил Дъярв. — Я не боюсь. Только объясните, что нужно делать.

Рюби улыбнулась.

— Если ты спрашиваешь, что следует делать, значит ты помочь ей не сможешь. Знание само должно появиться в тебе, без чужой подсказки. Если твоя душа не готова к самопожертвованию, убедить ее нельзя. Ты вполне искренне будешь говорить, что не боишься. Да, это так. Но не в смелости дело.

— Ты жестока, — помрачнел Дъярв.

— Правда не может быть жестокой. Она либо есть, либо ее нет.

Проснулся Хани от диких воплей и звона оружия. Вскочил, спросонья хватаясь за меч, наткнулся на перепуганного Дъярва. Они столкнулись, Хани кувырком полетел на землю. Дъярв в запале едва не наградил его добрым ударом своей секиры, лишь в последний момент северянин отвел в сторону оружие, и тяжелое лезвие с хрустом врезалось в землю.

— В чем дело? — спросил Хани, поднимаясь.

— Никто ничего не знает, — ответил Дъярв. — Кричат о каких-то колдунах и ночных призраках. Но никто не видел нападавших.

— Куда смотрела охрана?

— Либо спит, либо мертва.

Дъярв выдрал секиру из земли и через мгновение пропал в ночной мгле. Хани обнажил меч. Лезвие светилось неяркой зеленью. Опасность была рядом, но вряд ли им грозило что-то серьезное. Хани тоже бросился на поиски врага.

Не сделав и трех шагов, он увидел бездыханное тело. Воин лежал, схватившись за горло. Хани нагнулся, чтобы рассмотреть тело повнимательней, и отпрянул, преисполненный страха и отвращения. На лице покойника, багровом и распухшем, лежала печать невыразимого ужаса. Черный язык вывалился, глаза остекленели и выкатились из орбит.