Олег Верещагин - Последний воин

— Можно шептать тише мыши — или вовсе словно ночной ветерок. Но сейчас моих слов не услышат, даже если взреву, как горный поток. Не бойтесь, воины, — ночь тиха, и будьте спокойны, они слышат лишь свои вздохи… Нам и правда идти пора. А они простоят до утра… Ну-ка, пошли — а ну? Слышите, ветер в ивах уснул. А кони ваши попьют и сами домой прибегут.

Мальчишки не заметили сами, как пошли по обе руки от этого человека. Он вышагивал себе и что-то говорил при этом (Гарав потом не мог вспомнить, что именно, но что-то очень интересное и весёлое), размахивая руками и чуть ли не приплясывая. Они как-то сами собой оказались на лесной полянке, где стояли два стога, похожие в лунном свете на какие-то странные палатки. Сопровождающий мальчишек положил руки им на плечи:

— А ну-ка, храбрые воины — вот ложе достойное. Полезайте в сено — и спать до утра. А там вас разбудят, как будет пора.

Он подтолкнул мальчишек — и те, зевая, поплелись к ближайшему стогу, еле таща на плечах внезапно навалившийся тяжкий, хотя и ласковый груз дремоты. Кое-как выскребли себе в сене нору, забрались внутрь ногами, головами наружу — и уснули, едва успев положить головы на руки…

…Гарав проснулся под утро, когда солнце ещё не встало. Поляну окружали зыбкие белёсые стены тумана. На траве лежала сплошным покровом роса, и по этой росе беззвучно танцевали — кружились, держась за руки и глядя друг другу в глаза, как на реке, — Эйнор и Ганнель. А у самого стога сидел, кивая головой, улыбаясь и руками водя по струйкам тумана, ночной бард и стояли, как настоящие зрители, все три коня; Гараву почудилась музыка, тонкая и прекрасная. Он долго смотрел на этот странный танец и слушал неслышимую музыку, пока не уснул снова…

…А когда уже почти в полдень их разбудил Эйнор, Гарав так и не смог понять, было ли всё то, что случилось ночью.

Эйнор ничего не сказал.

Спросить же сам Гарав просто не осмелился. Даже с Фередиром он не стал заговаривать об этом.

То, что Эйнор волнуется, Гарав заметил не сразу.

Если честно, он обалдел при виде Зимры.

Все трое прилипли к борту корабля — только Эйнор стоял молча, не сводя ласково сияющих глаз с наплывающего города, а Фередир буквально отрывал Гараву рукав вместе с рукой и твердил, захлёбываясь:

— Видишь? Вон порт! Вон, смотри — чёрные пузатые корабли и красные паруса — харадские! А вон под чёрными парусами, с высоченной кормой — это гондорские… а, смотри-смотри-смотри — эльфийский корабль! Вон тот, как лебедь! А — вон! Вон, гляди! Олло Нэлтиль, это и есть Олло Нэлтиль — а вот это всё — Трёхбашенная Крепость, нас там ждут и мы там живём! То есть теперь и ты будешь жить! Гляди, Волчонок, ну гляди же — правда, здорово?!

Гарав кивал заворожённо. Спору нет, Форност был больше и, пожалуй… величественней, что ли? Древней мощью издали веяло от его башен, стен и мостов. Но Зимра словно бы радостно взбегала вверх по склонам гор, и среди густющей сочной зелени белели полосы мощёных улиц и алели крыши домов. Казалось, город устремился в небо — и венчает его на высочайшей горе, словно корона с тремя зубцами, белая с жёлтым трёхбашенная крепость. Море было спокойным, зеленоватым, и корабли на этом фоне казались поставлеными на почти ровную ткань изящными модельками. И Гарав не удивился, когда Эйнор вдруг поднял руку и звонко запел на каком-то из эльфийских языков, приветствуя родной город…

…Пять дней на плоскодонном речном корабле, вяло тянувшем по течению плоты из строевого леса — в Зимру, а оттуда на верфи в Гондор — были скучными. Корабль шёл с убранными парусами и имел в длину не больше двадцати шагов — ложась на носу, человек рисковал уткнуться головой в конские крупы на корме. Пашке помнилось по фильмам, что вот на таких длиннющих плотах-связках плавают люди и даже жгут костры и ставят временное жильё. Но здесь такого не было, хотя хвост из плотов был солидный. Экипаж — три человека — из дельты, похожие на пригорян, но говорившие не на адунайке, а на каком-то странном языке, который немного знал Фередир — отнеслись к пассажирам с лошадьми совершенно без восторга и примирились с ними только после появления трёх зарни. Учитывая, что как-то заботиться о пассажирах они не собирались ни сном ни духом, как и где-то причаливать по пути, заработок достался им за просто так. Гарав это высказал громко, чтобы слышали все. Но корабельщикам оказалось глубоко безразлично, что думает белобрысый оруженосец.

— Они не любят нас, потому что раньше в лесах по всему Эриадору как раз они и жили, — пояснил Фередир Гараву как-то, когда они сидели на борту, свесив ноги, чертя пятками по воде и держась за ванты. Был вечер, и берега дико медленно ползли мимо. — Везде, повсюду. Мои предки тогда ещё не перешли Мглистые горы, а нуменорцы только-только строили первые крепости на берегу. Потом нуменорцы стали рубить лес… Сперва ничего, а потом, уже при плохих королях, забрались в самые чащобы, в священные места, и перестали за лес давать разные нужные вещи. Ну, эти возмутились, похватали луки-копья, сперва даже наступали, жгли крепости небольшие, убивали всех чужаков — да только куда им было против настоящих нуменорских армий… Кого перебили, кого загнали вовсе в глушь… Пригоряне, дунландцы на востоке и эти вот, жители плавней — они все изначально одного народа. Вообще-то моя семья с ними дружит, но эти какие-то совсем угрюмые…

— Жадные они, а не угрюмые, — отрезал Гарав. — Видят — трое беззащитных подростков плывут по важному делу, вот и решили круто навариться.

Смысл фразы Фередир понял и долго заглядывал в лицо Гараву, пытаясь понять, шутит он насчёт беззащитных подростков или как? Гарав остался непроницаем, и Фередир стал рассказывать, как здорово у них в поместье.

— Мы ведь туда обязательно съездим, — говорил он, и Гарав кивал — слушать Фередира было приятно, потому что от его слов буквально веяло грубоватым искренним желанием поправить другу настроение. — Там тааааааакие есть девчонки! Обязательно тебя познакомлю, хочешь — с парочкой даже… если тебя хватит сразу на парочку. Это, кстати, здорово, когда сразу две…

— Угу, а потом платить алименты на сто адресов, как ты, — засмеялся Гарав.

Фередир понял и это, пожал плечами совершенно спокойно:

— Да ну и что? Ты оруженосец княжеского рыцаря, потом станешь рыцарем, в деньгах у тебя точно нужды не будет. Сыновья твои — законные, нет — станут воинами, дочери — матерями воинов. Всё одно с одним связано и всё правильно. А если тебя убьют — и вовсе не о чем беспокоиться.