Римская волчица. Часть 2 (СИ) - Моро Корделия

— Ты главное не отпускай всю информацию наружу! Про тела халифатцев, например. Пока мы еще не знаем, что нам выгодно, а что нет. У меня рекламные ролики про тебя готовы, посмотришь? Или потом?

— Ну можно хоть это потом? Проклятье, Махайрод меня завалил запросами. Придется с ним что-то решать.

Хоть бы Люц поскорее очнулся и встал в строй. Неизвестность изматывала, как зубная боль. Скину флот на вице, а сама займусь поисками Малака и гражданскими.

Электра поминутно проверяла чип, чтобы не пропустить сообщение от Анаклета, и все-таки пропустила его.

— Кузина, по-моему, это за тобой, — Антоний вынул у нее из рук пустой стаканчик и кивнул на дверь. В проеме стоял техник из реанимационной бригады, усталый, осунувшийся. Посланник Харона.

— Домина, вы можете пройти. Сейчас его ненадолго приведут в себя.

Она шла за ним по коридору, думая, что скажет Люцию. Расскажет, как дралась за него, как боялась, как молилась несуществующим богам. Как оплакивала и как не сдавалась.

Над капсулой, склонившись, стояли Анаклет и еще пара техников. Врач посмотрел на Электру, лицо его совсем ничего не выражало. Бесцветное лицо. Не понять по нему, доволен ли он операцией.

— Реанимация прошла успешно.

Он замолк. Электра медлила. Пора было перевести взгляд с врача на пациента. Она медлила, и Анаклет неохотно продолжил.

— Исследования подтверждают, что активность мозга восстановилась. Я на коротко приведу его в чувство, сможете поздороваться. Потом снова усыпим, не меньше, чем на сутки. Постарайтесь его не волновать, а, наоборот, сориентировать как-то.

Электра подошла к капсуле, крышка ее была откинута. Наконец эта безразличная и непробиваемая, как лед или как само время, поверхность их больше не разделяет. Люций был укутан в термоодеяло — легкое, мягкое как облако, теплое и умное, оно подстраивалось под нужную человеку температуру. Основание капсулы как-то раздалось, распаковалось, превратившись в подобие кровати. Медицинская койка, она же операционный стол, она же прибор… что это я разглядываю капсулу. Почему не смотрю на него. Боюсь что ли.

Она заставила себя поднять глаза.

Люций лежал как заново рожденный. Мерное дыхание, теплый тон лица, розовые губы, идеально ровная кожа — он был не только несомненно жив, но и обновлен, исчезли синяки и ссадины на лице и пальцах, даже недавняя морщинка, которую она приметила во время свидания на Земле, разгладилась. Она ли не замечала раньше, скрывало ли эти приметы стекло — но теперь нельзя было не видеть: Люций возвращался из вечности лучше прежнего.

Она все смотрела, смотрела, приблизившись. Лился слабый рассеянный свет, медицинское освещение уже выключили, чтобы не слепить пациента. В первый раз в этой новой жизни она его видит непосредственно, может дотронуться. Сделать то, что хотела все это время: поцеловать. Закончилась бесконечная пытка стеклом, преградой прозрачной, но непреодолимой. Она коснулась губами лба, потом носа, потом губ. Погладила руку — живую, теплую.

Почему он не открывает глаза? Разве этого недостаточно? Ее поцелуя и всего того, через что пришлось пройти, чтобы он оказался здесь! Ну же! Ничего.

Может быть, на самом деле ей не целовать его хочется, а вытащить к чертовой матери из гроба? Выволочь из койки, чтобы перестал помирать носом к стенке? Сколько раз такое бывало, эти бесконечные его детские болезни, как раз тогда, когда он бывал так нужен ей!

Кажется, она оскалилась, не понимая, зарычит сейчас или заплачет. Что-то притронулось к ее руке, легко, как трава от ветра. Это Люций пальцами нашел ее пальцы и сжал, наверное ему казалось, что сильно, а на самом деле еле коснулся. Люций. Все-таки здесь.

В голове не осталось ни одной мысли.

Она нагнулась к нему и сказала на ухо, тихонько:

— Привет. Ты со мной… Ты на «Люцифере».

Он только погладил ее пальцы и пошевелил губами. Показал, что понял?

— Отключаю, — сказал Анаклет.

Веки Люция отяжелели, не успев открыться.

— Почему так быстро?

Анаклет смотрел на нее так же, без выражения. Нет, это она ошиблась. Он смотрел с неприязнью.

— Когда с ним можно будет поговорить?

— Я уже сказал. Не раньше чем через сутки.

Анаклет с ней сух и резок, но это понятно. Защищает пациента от неведомой опасности. Видел, как она колебалась — выводить ли из криосна. Может быть, что-то заподозрил. А капитаны? Заподозрили ли они? Что у них на уме? Как быстро Люций сможет взять флот обратно под контроль?

— Еще раз прошу вас пока не объявлять широко, что адмирал пришел в себя, — так же сухо сказала она. — Не будем будоражить капитанов, ситуация и без того тяжелая.

— Домина.

«Проваливайте», — читалось в серых глазах врача, и она ушла.

Тут его власть. Он все равно не даст ей сидеть рядом и рассказывать Люцию, что произошло, пока он спал смертным сном. Подготовить к тому, что мир изменился непоправимо.

Уже потом, оглядываясь назад и получив возможность ретроспекции, она думала, что никогда не пережила бы те августовские дни, если бы только могла остановиться и задуматься хотя бы на секунду. Люций слаб, без сознания, но он будет жить. Чем куплена его жизнь, какой страшной ценой — об этом нельзя думать и вовсе нужно забыть. А ей надо хоть немного отдохнуть. И лучше всего — внизу. На планете. Надо хотя бы кратко коснуться сейчас земли, чтобы хватило сил справляться в космосе. Кто знает, как долго еще предстоит справляться.

В секторе 24-6, где Малак Флавий раздавал народу пищу — средних размеров пролском резервате, который курировали Тарквиний — днем ранее упали обломки «Цефея», что дало Электре законный повод оказаться здесь. Удачно — для Электры: не будь у нее такого предлога, она б замучилась объяснять Гаю Августину, что заставило ее выбрать для рекогносцировки именно эту область. После десанта Золотой когорты в Андах, разгрома лаборатории и гибели Клавдия она заведомо была персоной нон грата в любых владениях Тарквиниев.

Следовало приземлиться на ближайшем к нужной точке космодроме и пересесть там на флаер, а не гонять в жилом пространстве на заатмосфернике, но это украло бы лишний час. Лишнего часа не было. Поэтому Электра посадила шаттл с маркировкой «Светоносного» посреди ровного поля, засеянного поверх римского инженерного бетона луговым разнотравьем, на посадочной площадке секторального Центра солидарности. Солнце безжалостно накаляло атмосферу над незримой границей климатического купола. Еще на подлете было видно, как воздух дрожит и обычно невидимый купол переливается, как от воды. Она открыла люк, в нос ударил запах выжженной травы и паленого покрытия, оно не было рассчитано на форсированные двигатели. Шаттл стоял в середине черного дымящегося круга, как мрачный инопланетный жук. Не то что аккуратные гражданские флаеры, чьи подмагниченные полозья лишь приминали свежие колоски и ромашки экологичного покрытия. Электра шкурой ощутила, как сыплется вниз ее социальный рейтинг, и подосадовала на себя — и за вынужденное свинство, и за то, что подумала сейчас о баллах. Разве важно это сейчас.

В чипе прорезался вызов от Антония. Электра мельком подумала, что зря оставила его на боевом корабле. По флоту могут в любой момент ударить снова, оставаться наверху — лишний риск. И бессмысленный: чем он там может себя занять? Люция стеречь? Однако наследник Флавиев был вполне деятельно занят.

«Что, кузина, решила сама одна полетать?»

«Ну кого я от флота оторву сейчас? А охрану я потеряла».

Угробила я свою охрану, другими словами. Люциеву то есть.

«Я пришлю дронов-наблюдателей, хотя бы их не потеряй. Пиарщикам нужна фактура для монтажа. Чтобы людям пояснить, что именно ты делаешь после драки и что не бросила их. Если ты, конечно, что-то там делаешь».

«Дронов хорошо». И с ними, наверное, безопаснее, подумала она отстраненно. Вряд ли кому-то сейчас до того, чтобы сводить с ней счеты, но быть на виду, пожалуй, правильнее.