Владимир Ильин - Враги по разуму

«Я ехал с нею в одном вагоне… Она была, как печаль, светла… И книга в нежной ее ладони казалась голубем без крыла… Но знал я: станция все же будет, где вместе с кем-то сойдет она… Так мир устроен: уходят люди – и дверь закрывается, как стена… Так что ж я медлю? – Стоп-кран в ладони… Но мне инерцию не превозмочь… Живу, как еду: в пустом вагоне… А за окном моим вечно – ночь…» Насчет ночи Гал, впрочем, преувеличивал, жертвуя фактами ради лирического эффекта: солнце за окном экранобуса в тот момент только начинало клониться к горизонту.

Потом Гал опять задремал, а когда очнулся, за окном было действительно темно. Экранобус почему-то уже не мчался, а неподвижно торчал поперек шоссе. Пассажиры, в том числе и Прекрасная Незнакомка, спали в мягких воздушных креслах. По днищу машины скребли чем-то железным, откуда-то снизу доносились неразборчивые мужские голоса.

Видимо, случилась какая-то неполадка и экипаж экранобуса в лице водителя и двух механиков пытался своими силами устранить ее.

Внезапно Гал уловил знакомый запах. Так пахло однажды в кабине его интерсептора, когда замкнуло турбогенератор. Галу тогда пришлось разгерметизировать кабину, чтобы ликвидировать пожар (правда, потом до самой Базы его преследовала предательская мысль: а вдруг латаный-перелатаный спейс-комбинезон не выдержит перепада давления?).

Едва Светов успел отстегнуть ремни безопасности и выбраться из кресла, как откуда-то снизу в салон прорвались языки пламени, и сразу же повалил удушливый черный дым. Видно, экранобусы горели очень редко, потому что автомат огнетушения и не думал срабатывать. Среди проснувшихся пассажиров началась паника. Кое-кто успел выпрыгнуть в люк, находившийся в передней части салона, а остальным дорогу к выходу преградило пламя. Аварийные люки, расположенные сзади и на потолке, открыть оказалось невозможно. Водитель и механики метались снаружи, размахивая руками и что-то крича, но не решаясь предпринять более решительных и разумных действий.

«Только этого мне еще не хватало, черт возьми! – процедил сквозь зубы Гал. – Уцелеть в боях и сгореть в заурядной дорожной аварии!» Он что было сил ударил ногой в окно. Однако стекло было изготовлено в расчете и не на такой удар… Впрочем, другого выхода все равно не было, так что пришлось упрямо и методично бить ногой в это чертово стекло.

Разбить окно Галу удалось с восьмого удара. Потом все стало намного проще – нужно было только подсаживать женщин и детей, помогая им выбраться наружу. Сам Гал выпрыгнул последним, когда задымилась его одежда.

Экранобус благополучно сгорел дотла, и все вокруг погрузилось во тьму. До ближайшего населенного пункта – каковым оказался город Галлахен – было километров пятнадцать, и ни одного средства передвижения поблизости.

Вскоре пассажиры сгоревшего экранобуса, зябко поеживаясь от ночной прохлады, брели по пустынному шоссе в сторону огней на горизонте. Водитель и механики, тяжко вздыхая, остались сторожить остов того, что еще недавно называлось экранобусом.

Тут Гала кто-то легонько тронул за локоть. Это была та самая девушка, которой он посвятил свое стихотворение. Он уже успел забыть про нее в суматохе своей спасательской деятельности, но теперь его сердце опять предательски екнуло.

Девушку звали Инна Снитинская. Она училась в Галлахенской консерватории по классу синтез-гармонии. Ей почему-то срочно понадобилось попасть домой (позднее выяснилось, что эту «срочность» она придумала).

Гал был рад оказать содействие милой Инне. Он вызвал аэр и с комфортом доставил девушку в Галлахен, – правда, этот комфорт влетел ему в копеечку. Однако когда аэр опустился на посадочную площадку, то сразу же выяснилось, что до пансиона, где Инна снимала уютную квартирку, слишком далеко, а время слишком позднее; к тому же город был наводнен уличными бандами. Все это «предписывало» пилоту проводить Инну до пансиона. И Гал, конечно же, провожал. В одной из подворотен на них напала компания преступно-молодежного вида. Намерения молодых людей были не очень понятными, но, несомненно, гнусными. Светов собрался с силами и духом и разбросал нападавших при помощи тех приемов единоборства, память о которых еще сохранилась у него с курсантских времен. Однако через сотню метров из темноты вышли двое в спортивных костюмах. Они осведомились, кто обидел их младших друзей.

Эти двое оказались не то спортсменами, не то профессиональными киллерами. «Спортсмены-убийцы» били скупо, но больно и старались не изувечить, а лишь надежно вывести из строя… На Инну, визжавшую так, как это умеют делать в экстремальных ситуациях только женщины, они не обратили ни малейшего внимания. Закончив расправу с лейтенантом, мужчины деловито оправили спортивные костюмы и исчезли в темноте.

Разумеется, после подобного сеанса «принудительного массажа» Галу нужно было отлежаться как следует, и девушке Инне не оставалось ничего иного, кроме как, поправ моральные нормы, притащить своего нового знакомого к себе домой.

А потом у них была целая неделя совместной жизни. Инна взяла в консерватории академический отпуск, и влюбленные не расставались ни на минуту.

Каждое мгновение этих счастливых дней запечатлелось в памяти Гала, но, как это ни странно, за исключением вчерашнего дня. Одно он знал точно: вчера они не ходили ни в солярий, ни в маленькое кафе на набережной, ни в клуб синтез-музыки. Вместо этого они провели весь день в «гнездышке», как Светов окрестил жилище своей любимой.

Чем же они занимались весь день?

Что за вопрос, сказал сам себе Гал. Известно, чем занимается влюбленная парочка, уединившаяся в четырех стенах. Не забивай голову дурацкими мыслями. О том, что ты оставил позади, ты уже думал. Теперь полагается подумать о том, что тебя ждет впереди – там, куда, набирая с каждой секундой все большее ускорение, стремится военно-транспортный корабль, битком набитый консервами, оружием, боеприпасами и всем прочим, что может понадобиться людям, воюющим против Пришельцев.

Рифма к слову «Сатурн» упрямо не лезла в голову. «Урн»? Или «литурн»? Хм… «Когда он падал на Сатурн, корабль гремел, как сотня урн». Гениально!..

Гал вздохнул, выключил комп-нот и сунул его в карман спейс-комбинезона. Тщательно застегнул вакуумную застежку. Потом с тоской обозрел унылые стены крохотного транспортного отсека. До конца полета оставалось еще целых десять часов.

Сходить, что ли, к пилотам? Нет, не стоит: и так уже, наверное, надоел им… Анхель того и гляди скажет: «Кстати говоря, пассажирам вход в пилотскую рубку запрещен». И обязательно добавит: «Согласно инструкции». Большой знаток всяких инструкций капитан «Громовержца»!..