Артур Кларк - Да не настанет ночь

Внезапно в голове у Элвина сложился план. До подобного мог додуматься лишь тот, кто очень молод, и даже Элвину не хватало уверенности в своих силах. Но он принял решение и был готов идти до конца.

Элвин показал на машины.

— Они одинаковые? — спросил он. — В смысле, каждая может делать все, что угодно, или они специализированные?

Старик озадаченно посмотрел на него.

— Никогда об этом не думал... Когда мне что-нибудь нужно, я обращаюсь к той, что ближе. Вряд ли между ними есть разница.

— Как я понимаю, сейчас у них не слишком много работы, — с невинным видом продолжал мальчик. Теон удивленно посмотрел на него, но Элвин отвел глаза.

— Нет, — с грустью ответил старик. — Шалмирейн сильно изменился.

Элвин выдержал сочувственную паузу, затем быстро заговорил. Сперва старик, похоже, не понимал, что ему предлагают; когда же понял, Элвин не дал ему возможности вставить хоть слово. Он рассказывал об огромных хранилищах знаний в Диаспаре, о том, как их использует хранитель записей. До сих пор машины Учителя выдержали все допросы, но они могут не устоять перед методами Рордена. Возможно, другого шанса уже не будет.

Покраснев от собственного красноречия, Элвин закончил:

— Одолжи мне одну машину, ведь все они тебе не нужны. Прикажи, чтобы подчинялась моим командам, и я доставлю ее в Диаспар. Обещаю вернуть независимо от того, удастся эксперимент или нет.

Теон ошеломленно смотрел на него, а по лицу старика пробежала тень ужаса.

— Я не могу на это согласиться! — воскликнул он.

— Но почему? Подумай о том, что мы сможем узнать!

Старик решительно покачал головой.

— Это против желания Учителя.

Элвин почувствовал разочарование и досаду. Но он был юным и полным энергии, а его оппонент — старым и усталым. Мальчик выкладывал аргумент за аргументом, не сбавляя темпа и пользуясь всеми преимуществами. Впервые Теон увидел в друге личность; впрочем, Элвин и сам прежде ничего не знал об истинных чертах своего характера. Люди Эпохи Рассвета никогд а не сдавались перед возникавшими на пути препятствиями; воля и решимость не исчезли на Земле. Еще ребенком Элвин противостоял сипам, пытавшимся сформировать его по нравственным стандартам Диаспара. Теперь же ему, повзрослевшему, приходилось спорить не с величайшим городом мира, а всего лишь со стариком, которому не хотелось ничего, кроме покоя. И которому вскоре предстояло этот покой обрести.

Уже наступил вечер, когда машина бесшумно преодолела последний заслон деревьев и остановилась на большой поляне возле Эйрли. Спор, продолжавшийся большую часть пути, утих, и восстановился мир. До драки так и не дошло, возможно, потому, что слишком неравны были шансы. Теона мог поддержать лишь Криф, в то время как Элвину подчинялся одноглазый робот со щупальцами, на которого мальчик смотрел с нескрываемой любовью.

Элвин не знал, каким образом была совершена передача управления, но теперь только он мог командовать роботом, говорить его голосом и видеть его глазами. Машина не подчинилась бы больше никому в мире.

Серанис ждала их в удивительной комнате, как будто лишенной потолка, хотя Элвин знал, что над ней есть еще один этаж. Женщина выглядела обеспокоенной и еще более неуверенной, чем раньше, и он вспомнил о выборе, который, возможно, предстоял ему в ближайшем будущем. А ведь он почти забыл об этом, полагая, что Совет каким-то образом решит его проблему. Теперь он понял, что решение может ему не понравиться.

Серанис заговорила, и по паузам в ее речи стало ясно, что она повторяет заранее отрепетированные слова.

— Элвин, есть многое, о чем я еще не рассказала. Но тебе следует это узнать, если хочешь понять мотивы наших поступков. Тебе известна одна из причин, по которым народы живут порознь. Эю страх перед Пришельцами. Черная тень затаилась в глубинах каждого человеческого разума, обратив диаспарцев против всего мира, погрузив вас в свои собственные мечты. Здесь, в Люсе, страх этот никогда не был столь силен, хотя именно мы понесли основные потери. Мы прекрасно понимаем, что делаем, и у нас есть для этого основания.

Давным-давно люди стремились к бессмертию и в конце концов достигли его. Они лишь забыли, что в мире, где нет смерти, не должно быть и рождений. Возможность продлить жизнь до бесконечности принесла удовлетворение индивидууму, но обернулась застоем для всего народа. По твоим словам, ты единственный ребенок, родившийся в Диаспаре за семь тысяч лет. Но ты же видел, сколько детей здесь, в Эйрли. Много веков назад мы пожертвовали бессмертием, а Диаспар по-прежнему живет ложной мечтой. Вот почему наши пути разошлись — и вот почему они никогда больше не должны соединиться.

Хотя подобное и следовало предполагать, удар оказался неожиданным для Элвина. Однако он отказывался признать, что все его планы пошли прахом — даже еще не оформившись до конца, — и лишь часть его сознания слушала сейчас Серанис. Он понимал и осознавал все ее слова, но другая половина разума восстанавливала в памяти обратный путь в Диаспар, пытаясь представить себе любое препятствие, которое могло бы на нем возникнуть.

Вид у Серанис был подавленный. Голос ее звучал почти умоляюще, и Элвин понял, что она обращается не только к нему, но и к своему сыну. Во взгляде наблюдавшего за матерью Теона чувствовался неприкрытый упрек.

— У нас нет желания держать тебя в Люсе против воли, но ты должен понимать, что произойдет, если народы смешаются. Между нашей и вашей культурой лежит не меньшая пропасть, чем та, что отделяла Землю от ее древних колоний. Подумай, Элвин, хотя бы вот о чем. Вы с Теоном сейчас почти одного возраста, но и он, и я будем уже много столетий мертвы, а ты так и останешься мальчиком.

В комнате было очень тихо, настолько тихо, что Элвин мог слышать странные жалобные крики неизвестных животных в полях вокруг поселка. Наконец он почти шепотом спросил:

— Чего ты от меня хочешь?

— Я, как и обещала, поставила вопрос о тебе перед Советом, но закон изменить нельзя. Ты можешь остаться здесь и сделаться одним из нас, а можешь вернуться в Диаспар. В этом случае нам придется стереть информацию в твоем мозгу, чтобы не сохранилось никаких воспоминаний о Люсе и чтобы ты больше не пытался сюда попасть.

— А Рорден? Он все равно будет знать правду.

— Мы много раз говорили с Рорденом после того, как вы с Теоном уехали. И он прекрасно понимает: наши действия вполне разумны.

В это мрачное мгновение Элвину показалось, что весь мир обратился против него. Хотя в словах Серанис было немало правды, ему не хватало сил ее осознать. Он видел лишь крушение своих туманных планов, конец поисков знания, ставших теперь самым важным делом в его жизни.