Владимир Ильин - 500 лет до Катастрофы

— Без проблем, Бор Алекович, — заверил Горн. — Залезайте!

Натужно свистя изношенной турбиной, джампер нехотя оторвался от земли, подняв снежную бурю вокруг себя, и устремился в серое небо.

Они шли на небольшой высоте, откуда рассмотреть что-либо было невозможно. Земля мелькала внизу сплошной белой полосой, изредка перечеркнутой штрихами деревьев и пунктиром кустов. Дороги давно не чистили, и они тоже были белыми от снега.

— Скажите, Горн, — вспомнил Снайдеров, доставая из кармана карточку с изображением своей семьи, — вы ничего не знаете об этих людях? Они жили в том поселке, куда вы заглянули перед тем, как прибыть мне на помощь.

Старший мельком глянул на снимок.

— Нет, — сказал он после короткой паузы. — Нет, не встречал.

— Дайте я посмотрю, — вдруг сказал из-за спины Снайдерова один из спасателей. — Я там многих из домов выносил… мертвых…

Он взял фото и задумчиво поцокал языком.

— Вы знаете, кто-то из них конкретно через меня проходил, — сказал он немного погодя. — Кого-то я все-таки тащил, но вот кого — не помню. Слишком много их там было. А кто это такие?

Снайдеров тупо смотрел на него, не в силах ответить.

Из оцепенения его вывел голос пилота, который осведомился, куда именно подбросить Бора.

Снайдеров сказал. В салоне наступила тишина, нарушаемая лишь скорбным плачем турбины.

— Извините, Бор Алекович, — сказал Горн. — Я должен был сам догадаться, но… После такой ночки запросто чокнуться можно! — Он вдруг развернулся всем корпусом к парню, который вмешался в их разговор, и бешено проревел: — А ты, Бруно, давай вспоминай! Хоть все мозги себе разбей на части, но вспомни, понял? Не будешь в следующий раз вякать чего не следует!.

— Ничего, ничего, — вежливо сказал Снайдеров. — Не надо вспоминать. Не стоит. Парень не виноват.

Он закусил губу, не чувствуя боли, и тут в глазах его что-то произошло, и мир стал размазываться, превращаясь в одно сплошное пятно, и требовалось слишком. много сил, чтобы вновь различать предметы. Сил у Снайдерова уже не было.

— Что с вами, Бор Алекович? — потряс Снайдерова за плечо Горн. — Вам плохо?

— Долго нам еще лететь? — вместо ответа спросил Бор, с трудом двигая губами.

— Да нет, — сказал пилот. — Сейчас мы мигом…

Но добраться до поселка, где жил Снайдеров, им было не суждено. Через минуту дышавшая на ладан турбина джампера окончательно «сдохла», по выражению пилота, и им пришлось садиться прямо на заснеженное поле. Посадка прошла удачно, если не считать сломанного шасси, и все не только остались в живых, но даже не получили синяков.

Горн связался с Центром, и диспетчер пообещал выслать за ними «аварийку».

До поселка Снайдерова оставалось километров пять, если идти по полю напрямик, и Бор не захотел больше ждать, хотя его уговаривала вся бригада.

Проваливаясь в снег, который местами доходил до колен, Снайдеров двинулся в направлении своего поселка. Он отошел от джампера на пару километров и, когда оглянулся в очередной раз, еле разглядел его точку на заснеженной равнине. Потом начались пологие холмы, и машина вообще скрылась за горизонтом. Зато впереди на горизонте возникли крошечные коробочки домов и коттеджей, и Снайдеров невольно ускорил шаг.

Ему удалось довольно ходко пройти еще двести метров, а потом ноги вдруг подкосились и совсем перестали повиноваться. Вначале Бор приписал бунт конечностей своей усталости, но чем больше он сидел на снегу, тем все меньше у него почему-то оставалось сил. Потом разом наступил прямо-таки космический холод, и зубы сами собой залязгали, а тело затряслось противной дрожью. В глазах помутилось, и к горлу подкатила тошнота.

Снайдеров понял, что он заразился той самой болезнью, с которой сражался в течение последних пятнадцати часов. Это было так обидно и нелепо, что на глаза сами собой навернулись слезы.

Неужели он не дойдет до поселка, подумал он о себе почему-то в третьем лице. Неужели останется коченеть в этом жутком бесконечном поле, когда до дома осталось рукой подать?!

Этого нельзя было допустить. Даже если тот парень-спасатель не перепутал и ему действительно пришлось переносить трупы семейства Снайдеровых, все равно кто-то должен был выжить! И неважно, кто уцелел: жена или кто-нибудь из детей в любом случае Бор был нужен этому родному человечку. Очень нужен!

Дрожащей рукой медик нашарил свой чемоданчик. Сам не зная зачем, открыл его и порылся в инструментах и принадлежностях. И вдруг…

Он не поверил своим глазам, но она действительно была там. Каким-то образом она закатилась в пакет со стетоскопом и поэтому уцелела. Ампула с универсальной вакциной, нераспечатанная, полная целебной жидкости.

Снайдеров вставил ампулу в инъектор и поднес его диффузное жало к своему предплечью. Но вместо того чтобы нажать кнопку активации, задумался.

Отуманенное вирусом сознание продолжало работать. И результатом этой тяжкой работы стала мысль:

«А ведь эта ампула могла спасти жизнь кому-нибудь другому, но по чистой случайности не попалась тебе на глаза этой суматошной ночью. Только кто поверит, что ты не утаил ее, не приберег специально для себя в качестве НЗ?»

От этой идиотской мысли стало совсем скверно, и тогда Снайдеров сделал инъекцию. Жидкость с легким шипением всосалась в руку, и ему сразу стало хорошо. Легко и беззаботно. Словно туман окутал его со всех сторон, укрывая от холода и проблем…

Бор не знал, что никакой ампулы в его чемоданчике не было, что ему это привиделось в болезненном бреду. Впрочем, это уже не имело никакого значения.

Где-то рядом раздались странные звуки. Словно кто-то выл.

Совершенно не к месту Снайдерову вспомнились стихи, которые однажды сочинил Рид, его старшенький, — он с детства обещал быть неплохим поэтом. Бор не знал, какие переживания могли побудить девятилетнего малыша придумать такие мрачные строки, но это действительно случилось. Тогда он раскритиковал опус юного дарования, что называется, в пух и в прах, а сейчас с мистической ясностью осознал: это было не что иное, как прозрение, предвидение того, что уже случилось и еще должно было случиться со всеми ними.

Вой повторился. Напрягая зрение, Снайдеров вгляделся в поземку, но различил лишь какие-то неясные силуэты.