Владимир Ильин - Профилактика
Я откупорил шестую банку пива и набрал номер супермаркета.
В отделе доставки мои претензии почему-то понимать отказались, и я с ними грубо повздорил.
Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, пришлось прибегнуть к седьмой банке пива.
Семь банок — это, как-никак, три с половиной литра пива, и естественно, что мой организм подал сигнал о переполнении его жидкостью. Я устремился в санузел и тут обнаружил, что нужный ключ преспокойненько лежит рядом с унитазом. Каким образом он туда попал, можно было только гадать.
Некоторое время все шло гладко. Я справил нужду, вернулся на кухню, стойко преодолев соблазн расправиться с восьмой банкой, отвернул проклятую гайку и демонтировал кран.
Отпраздновав промежуточный успех очередной порцией пива, я решил сделать перерыв и, отправившись в комнату, забил хороший косяк «травки».
Некоторое время все вокруг меня было как обычно: стены, окна, телевизор на комоде... Стен было, как положено, — восемь, окна располагались на потолке, чтобы значит, на звезды смотреть, а из телевизора на меня глядела в упор чья-то нечеловеческая физиономия. Не иначе, шел какой-то фильм ужасов...
Небольшое затмение, как в фильмах изображают смену эпизодов, и вот уже я вижу, как чья-то длинная рука тянется откуда-то из-за меня к кнопке воспроизведения музыкального центра. «Не надо, — вяло цежу я невидимому обладателю аномальной конечности. — Не надо музыки!» Но этот тип меня не слышит. Или не хочет слушать. Рука все-таки нажимает кнопку, и комната наполняется странно-тягучей мелодией, которая мне вроде бы и знакома, и в то же время никогда раньше не слышал я такой прекрасной мелодии, которая каждой своей нотой воздействует на душу так же, как акупунктурные иголки действуют на чувствительные точки на коже.
Тело мое становится невесомым, и это так здорово, что не передать словами. Кажется — еще немного, и я воспарю над креслом, словно огромный воздушный шарик. Единственное, что портит это восхитительное ощущение — все та же мерзкая рожа, которая то и дело косится на меня из телевизора, гнусно ухмыляясь. В руке моей очень удачно оказывается какая-то железяка, и я швыряю ее в морду, чтобы заставить ее убраться с экрана. Слышится мелодичный звон разбитого стекла, и, как при замедленной киносъемке, осколки порхают в разные углы комнаты, причем один из них проносится мимо меня, как лепесток какого-то диковинного цветка — потрясающее зрелище! Я, если бы захотел, мог бы поймать его, словно бабочку, но зачем что-то делать, когда вокруг такая красота, которую стоит только созерцать?!
В принципе, я теперь даже могу и не смотреть в обычном смысле этого слова, потому что в моем лбу открывается еще один глаз, с помощью которого я способен воспринимать фейерверк окружающей меня действительности даже с закрытыми глазами. И я прикрываю веки и действительно вижу.
Только уже не комнату, превратившуюся в сцену для феерического, красочного шоу, а огромное поле, заросшее травой до пояса. На небе, простирающемся от горизонта до горизонта, на фоне редких белоснежных облачков немигающим взглядом смотрит на землю чей-то огромный глаз, и я понимаю, что он каким-то образом переместился туда с моего лба, и зрение мое раздваивается, и с огромной высоты я вижу самого себя, бредущего — а точнее, плывущего в траве — по полю, и вижу, какой я маленький... да-да, я опять стал маленьким мальчиком. Потом моё зрение переключается опять в режим «вид от первого лица», и я вижу, как два облачка с неба опускаются ко мне всё ниже и ниже, и когда они зависают над землей прямо передо мной, то очертания их сгущаются в два человеческих силуэта, которые становятся все более четкими, и душа моя наполняется радостным облегчением.
Да, это они — боже, как давно я их не видел вот так, воочию! И как они молоды и прекрасны! Значит, все, что случилось раньше, было неправдой, и не было ничего, что перечеркнуло мою неудавшуюся жизнь жирным черным тире между двумя датами...
«Мама! Папа! — кричу я, протягивая руки навстречу обретшим окончательную четкость фигурам. — Как здорово, что вы вернулись! Я так ждал вас! И я люблю вас!»
Мама улыбается, и папа тоже. Как на той фотографии, которая в какой-то кошмарной яви всегда висела на стене в крохотной комнатушке, оставшейся за много тысяч километров за моей спиной. Родители что-то говорят мне, но я не слышу их, только вижу, как шевелятся их губы и развеваются от ветра волосы...
Я хочу подбежать к ним, чтобы обнять их, но в этот момент глаз на небе мигает, и из него выкатывается одна-единственная слеза, которая с нарастающей скоростью устремляется к земле, все увеличиваясь в размерах, и я с ужасом понимаю, что если сию же минуту мы не убежим, то нас накроет волна потопа, потому что это не просто слеза — это целое море! И небо теперь совсем другое. Стремительно набегающие из-за горизонта тучи заволакивают его плотной пеленой, и громовыми раскатами разражается гроза, а гигантская капля, видимо, уже успела упасть где-то за пределами видимости, и теперь растекается по полю с непостижимой быстротой, и мамы с папой уже нет рядом, а мои ноги все больше заливает мутная вода...
В этот момент я очнулся.
Голова раскалывалась от боли в висках и затылке, словно кто-то пытался расплющить ее под прессом, во рту было сухо, а ноги мои действительно были в воде. Я кое-как огляделся, ничего не соображая и не понимая.
Я сидел все в том же кресле все в той же комнате, которая была моим единственным пристанищем в этом мире, и за окном было темно, а в комнате горел свет, и пол действительно был покрыт слоем воды, как в фильмах про Апокалипсис. Повсюду валялись осколки разбитого зеркала, мертво шелестел полосами помех экран телевизора — видимо, все программы уже давно закончились.
Черт, вяло подумал я. Откуда взялось столько воды? Или это — продолжение бреда?
Но главное было не это.
То, что я под кайфом воспринимал как громовые раскаты, на самом деле оказалось сильными, тупыми ударами в дверь. Кто-то ломился ко мне среди ночи. Зачем, интересно?
Я с трудом поднялся с кресла и пошлепал в прихожую, как по мелководью на пляже. Выбравшись в коридор, я наконец разгадал первую загадку.
Вода, оказывается, лилась через низенький порожек санузла, и тогда я вспомнил: кран... вентили... моя борьба с этой сантехникой... Значит, пока я пребывал в нирване, вентиль в стояке окончательно сорвало напором, и вода хлынула потоком.
И что теперь делать?
Я сделал неосторожное движение и чуть не растянулся, поскользнувшись на мокром линолеуме. Попытка восстановить равновесие мгновенно отдалась болью в висках.
Что же мне делать, что?!
Ага, наверное, надо в первую очередь разобраться с неизвестными буянами, которые вот-вот сорвут с петель входную дверь.