Александр Карпенко - Грань креста
Выудив из хаоса ведро, я выбрался наружу и принялся оглядывать местность, где бы найти воды. Под уклоном блестела изрядная лужа, я двинулся в том направлении. Отойдя на несколько шагов от машины, едва не споткнулся о торчащую из травы руку
Тело сильного немолодого мужчины лежало лицом вниз. Одет просто - старая клетчатая ковбойка, замызганные рабочие штаны, грубые ботинки. Причина смерти вопросов не вызывала - поперек спины шла строчка круглых отверстий с опаленными краями. Расстрелян. Знать, местный житель попал под раздачу. Что-то побудило меня перевернуть мертвеца на спину. Грудная клетка разворочена выходными дырами пулевых ран в клочья. Глянул на лицо - и отпрянул в испуге. Это был Нилыч!
Почему-то страшнее всего мне показался не сам факт ужасной смерти знакомого мне хорошего человека. Испугали меня ноги. Обычные, кривоватые, мужские. Левая штанина задралась, обнажая часть несвежего носка и седоватые волоски на холодной бледной голени. Но у него же не было ног!
Я настолько успел привыкнуть к необычному устройству нашего водителя ниже пояса, что меня потрясло их внезапное обретение после смерти.
Бережно прикрыв глаза Нилыча, которым не суждено было больше смотреть на дорогу, я спустился все-таки вниз, набрал ведро воды и принялся за уборку.
Разложены по местам пожитки, вымыт пол. Заклеено лейкопластырем разбитое стекло. Убытка было значительно меньше, чем показалось сначала. Правда, вояки выпили спирт и уперли все сколько-нибудь похожее на снотворное или успокоительное - стрескать с целью изловления кайфа, - но разбито не так уж много, больше рассыпано и перепутано. Я позволил себе позлорадствовать, увидев отсутствие упаковки галоперидола - препарата, применяемого при галлюцинациях. При приеме его без специального корректора он вызывает крайне неприятные последствия - человека сначала сковывает, затем начинает крючить. Выпучиваются глаза, сжимаются до того, что крошатся, зубы, выворачивается шея, чуть ли не свинчивая голову лицом к спине, наступает удушье.
Корректор лежал на месте нетронутый.
Пошли Господь всю пачку в рот тому, кто стрелял в спину Нилычу!
- Нет, ну тебя, Шура, без присмотра нельзя оставлять, - раздался сзади знакомый голосок, - не успела отойти - вон во что машину превратил!
Я резко обернулся. В паре шагов стоял человек, похожий на виденного мной у озерка. Ростом с десятилетнего ребенка, но бородатый, с могучими руками взрослого мужчины и соответствующим торсом. Под надетым на голое тело кожаным жилетом кудрявилась буйная черная поросль.
Он стоял недвижно и молча, словно каменный, протянув в мою сторону вытянутую ладонь, посверкивая из-под косматых бровей глубоко посаженными красными глазами. На ладони его весело прыгала моя маленькая начальница, рискуя упасть. Я подхватил ее, тискал, гладил, тыкался носом в пушистый мех. Радости моей не было предела.
В отличие от меня, Люси выглядела ничуть не измотанной и пребывала в добром здравии. От нее исходил стойкий запах хорошего пива. Знать, покуда я бегал по кустам, моя мышка отдыхала и расслаблялась.
Начальница заметила движение моего носа и благодушно пробурчала:
- Славный народец эти Пришедшие Раньше!
Представитель означенного народа продолжал стоять все так же неподвижно, только уронил освободившуюся руку вдоль тела. Нарадовавшись встрече, мышка притихла, подняла на меня глазки-бусинки:
- Нилыч?
Я отнес ее к месту, где обнаружил тело водителя. При виде того, что сделали с Нилычем, Люси словно затвердела в моих руках. Острые зубы оскалились, выражение мордочки стало страшно. Хвост то свивался в спираль, то резко выпрямлялся. Так человек, наверное, сжимает и разжимает в бессильном гневе побелевшие кулаки. Наконец она с трудом вытолкнула из стиснутого рта:
-Ноги...
За нашими спинами прозвучал глухой, хрипловатый голос подземного жителя:
- Он искупил свою вину, потому после смерти ему дарован его настоящий облик.
Люси взметнулась ко мне на плечо серой молнией, впившись когтями в кожу. Из оскаленной пасти вылетел клок пены.
- Какая вина, ты, ублюдочный гном!
Человечек стойко выдержал взгляд ее налившихся кровью глазок.
- Вы все виновны перед нашим миром, незваные гости. Вы тащите сюда свою культуру, свои дикие обычаи, грязные машины, лекарства, лечащие одно и губящие другое. Вы принесли войну. Вы превратили города в рассадники безумия. Даже земля нашего мира взбесилась, не в силах носить вас на себе! Мы терпим тех, кто не убивает, потому что они сами рабы здесь, но не думайте, что нам это нравится.
И, отвернувшись, побрел прочь тяжелым шагом много работавшего человека.
Задний люк вездехода открыт. Носилки стоят наклонно, одной парой колесиков на салазках-направляющих, рукоятками с противоположной стороны упираясь в землю. Чтоб носилки не сдвинулись с места, они подперты камушками.
Мертвый человек всегда тяжелее живого. Эта закономерность установлена не мной и не сегодня. Убедившись в бесплодности попыток переместить тело Нилыча в машину пристойным путем, я закатил его на "мягкие носилки" - кусок брезента с пришитыми по бокам ушками для переноски - и транспортирую волоком. Поднатужившись, затаскиваю мертвого водителя на носилки, ставя почти вертикально, поднимаю их за край и вдвигаю внутрь.
Закреплены ручки резиновыми петлями. Запахнут брезент, закрыто лицо. Наш пилот готов к последней дороге на базу. Прости меня, Нидыч!
- Что делаем, Люси?
- Ты первый день работаешь? Ответа не знаешь? Отзваниваемся.
В эфире - молчание. Снова и снова. База не отвечает.
- Бросай это занятие. Неровен час, запеленгуют - греха не оберешься. Уезжаем.
- Люси, а ведь я машину водить не умею.
Немая сцена.
Деваться некуда. Что ж, однажды я уже попадал в такое положение, когда у моего пилота на трассе вдали от жилья начался приступ почечной колики. Приступ-то я ему снял, да он после этого выбыл из строя надолго. А на Дворе зима, мороз, снег. Включил я всю иллюминацию, какая есть на машине, да и поехал по краешку как можно тише, чтоб ни на кого не наткнуться. Все ж сколько лет рядом с водителем сижу, имею общее представление о том, как заставить автомобиль двигаться. Заставил. Доехал. Нормально, без происшествий. Правда, автомобиль потом долго ремонтировали. Надеюсь, по второму разу легче пойдет.
- А говорил - "не умею"...
- Отстань, не мешай процессу.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Изуродованная вчера нашими шинами растительность четко указывала путь, которым нам следовало выбираться из зоны военных действий. Вот и канава, которую мы перескочили, спасаясь от преследования, съезд на дорогу. Подпрыгнули раз, другой - и вот уже граница сектора невдалеке. Сегодня за границей равнина. По дороге, перпендикулярной к нашей, небольшое движение машин из поселка, находящегося поблизости.