Артур Кларк - Мир-Земле (сборник)

Мясо разделили по справедливости, большим семьям досталось по целой туше, маленьким — по половине.

Об этом чуде они еще будут рассказывать своим внукам. И о чудесном пиршестве тоже. Люди в Высокой Сьерре привыкли к непритязательной пище. Здесь на человека в год приходится всего полтора килограмма мяса. Понятно, что люди даже во время праздников обращаются с ним весьма экономно. А по обычным воскресеньям тамошний смиренный, убогий люд довольствуется телом господним в виде кусочка пресного хлеба.

Итак, продукт ядерного мышления налицо: люди в прямом смысле слова съедают на обед спасение своих потомков и будущее планеты.

Чудовищный гротеск, но и объект гротеска не менее жуток. При тяжких недугах требуются сильнодействующие средства, и в свое время, когда еще не было бомб и ракет, Свифт показал образец мудрой и оправданной шокотерапии, опубликовав знаменитое "Скромное предложение, имеющее целью не допустить, чтобы дети бедняков в Ирландии были в тягость своим родителям или своей родине, и, напротив, сделать их полезными для общества" — употребив в пищу.

Земля, какой она предстает мальчику Марвину из новеллы А.Кларка, пожалуй, не приснилась бы Свифту и в самом страшном сне: его век знал свои кошмары. Двадцатое столетие страдает от своих и борется с ними по мере сил и возможностей. Марвин не мог постигнуть природу тех сил, которые уничтожили его родовое наследие. Но писатели постигают, что именно может сделать фантастику явью.

Анатомию уничтожения Земли вскрыл в киноповести "Стыд и позор" и снятом по ней фильме "Стыд" (1968) Ингмар Бергман, режиссер шведского театра и кино, кинодраматург, один из крупнейших художников и мыслителей XX вика, чье мировоззрение и творчество — средоточие противоречий, характерных для буржуазного гуманизма современной эпохи.

Противоречий много, некоторые из них отчетливо проступают в этой киноповести. Важнейшие в их ряду: между настойчивым анализом всевозможных форм "отчуждения", одиночества, поругания и растления человека в буржуазном мире — и идеалом "совместности", близости, контакта и понимания среди людей; между жестокостью и ненавистью — и нежностью и любовью; между ощущением трагического бессилия от созерцания того, как хитро и умело зло извращает на потребу себе естественную натуру человека, — и верой в неистребимые положительные начала бытия, в возможность спасения.

Авторские творения Бергмана — литературные сценарии (он называет их киноповестями) и фильмы — тяготеют к притче. Притчи, как правило, возникают на стыке реальности и фантазии, поскольку, рациональные в критике первооснов буржуазности — буржуазной жизненной практики, буржуазной морали и буржуазного мировосприятия, они несут в своих структурах важные элементы, не поддающиеся рациональному объяснению, а то и откровенно сказочные.

К такому типу бергмановской притчи относится "Стыд" первое вторжение мастера в область политической действительности и единственный пока опыт антиутопии-предупреждения в его творчестве. Время действия здесь проставлено точно 1969 год (повесть была создана в 1967-м), но это несущественно для жанра. Конкретная временная соотнесенность не сказалась на звучании киноповести Бергмана. Скорее наоборот: вопросы войны и мира, дегуманизация человека в обстановке вооруженного насилия — это важно сегодня не менее, если не более, чем двадцать лет тому назад.

Бергман поведал о противостоянии человечности и озверения, о крахе буржуазной нравственности под давлением "великой войны и великого ужаса", о том, как война развращает всех — и тех, кто ей служит, и тех, кто, подобно Яну Русенбергу, пытается ее пересидеть, заявляя: "Лучше вовсе ничего не знать". Он показал, как убиение отдельных душ медленно, но неотвратимо переходит в убийство человечества. Сделал он это, как положено в притче, на языке универсальном и одновременно конкретном. Поэтому набирающая размах и темпы гражданская война в некоем буржуазном государстве, представленная в хорошо знакомых современному человеку реалиях, воспринимается как обобщение теории и мерзкой практики милитаризма и терроризма, а в более широком аспекте — как апогей политической глупости и безответственности.

Выморочность происходящего в киноповести — а происходит постепенное соскальзывание противоборствующих сторон к ядерной войне — подчеркнуто известной приторможенностью действия и введением в текст мотивов дурного сна. "Иногда все это кажется сном, долгим страшным сном. И это не мой сон. Чей-то чужой, а меня загнали туда силой", — говорит Эва Русенберг, героиня Бергмана, и автор вторит ей: "Они заперты в каком-то сне и пытаются разорвать его путы, проснуться. Становится нечем дышать, и только. Сон заперт наглухо". Метафора сна и нарастающая безысходность изображаемого, закрепленная в композиции, — единственная форма авторского комментария. В остальном образы притчи говорят сами за себя, и говорят красноречиво. Да и едва ли нуждается в комментировании рассказанная Ингмаром Бергманом предыстория гибели человечества вследствие утраты его представителями стыда, то есть совести, этой простой добродетели, которая, однако, делает человека человеком.

Все исчезает, обращаясь в сны.

Виланд

Ландшафт. Белый двухэтажный дом на опушке леса, оштукатуренный, но изрядно облупившийся. Несколько теплиц, огород. Старые фруктовые деревья. Во дворе большой "форд", знававший лучшие дни. Справа от дома — уборная, сараи, курятник, клетки для кроликов.

Все это обнесено полуразрушенной каменной оградой. Вдоль ограды тянется проезжая дорога, которая затем сворачивает в дюны, к морю.

Утро на исходе лета. Тишина и покой. Шум моря вдалеке. Старая лохматая такса дремлет на солнышке. Куры на крыльце. Толстая кошка ловит у ограды полевок.

В доме звонит будильник.

На широкой железной кровати спят Эва и Ян Русенберг.

Яну Русенбергу за сорок, это худой долговязый человек с нервным лицом, мягкими, выгоревшими на солнце волосами и испуганным взглядом.

Фру Русенберг годами помоложе, но худа и угловата. У нее круглое, по-детски наивное лицо, решительный подбородок, прямой взгляд широко распахнутых глаз. Густые волосы заплетены на ночь в тугую косу. Она спит в более чем скромной сорочке, муж-в истрепанной, линялой пижаме. Солнце светит сквозь дырявые шторы, по стеклам, громко жужжа, мечутся большущие мухи.