Коллектив авторов - Полдень, XXI век (январь 2011)

– Есть такое слово – ритуал, – все больше раздражаясь, говорил худощавый. – Магический, мистический, религиозный, какой хотите. Ритуал жертвоприношения, которое у нас почему-то принимают, да и то, возможно, нам только кажется. Ритуал – и ничего больше. Никаких исследований, никакой науки, никаких подвижек вперед. Ни-че-го!

– Можно относиться по-разному… – начал темноглазый.

– От этого ничего не изменится.

– Да, – внезапно согласился Нед, и его согласие прозвучало гулко, как отдаленный выстрел, разом породив тишину. – Так сложились обстоятельства, и все это знают. Мы просто не имеем права что-то менять.

Эппл съежилась: ей показалось вдруг, будто на ней сосредоточились все до единого взгляды, сфокусировались пучком солнечных лучей на линзе. Негромко, словно шепотом, забурлил котелок на спиртовке. А Лес, обступивший кругом, по-прежнему молчал. Может быть, даже и слушал.

– Эппл, – подал голос папа, и она вздрогнула. – Давай, разливай концентрат.

Главное – беречь волосы. Ни единой волосиночки не выпускать из-под шапки. Если самый тонкий волос коснется самой хрупкой веточки – это все. Страшнее ничего не может случиться.

Но даже касание – необязательно. Мама никогда не была в Лесу.

Последние дни она лежала уже совершенно бестелесная, белая до синевы, почти невидимая в массе волос, заполонивших спутанными волнами всю кровать, спадавших на пол, тянувшихся к двери длинными прядями. Волосы блестели и переливались, в них пульсировала чуждая жизнь, хищная, беспощадная. Они легко обламывались и сочились кровью; мама стонала. А потом, после – ссохлись, осыпались, почти невесомые и тусклые, как мертвая трава…

Давно, раньше, когда только началась эпидемия, всех детей в поселке постригли наголо, и Эппл тоже. Взрослые думали тогда, что это может помочь. Думали, что поможет карантин, изоляция, строжайший запрет на посещение Леса. Лихорадочно исследовали генетический материал, изобретали все новые сыворотки и лекарства, которые не помогали тоже. И отправляли одну за другой исследовательские экспедиции в Лес…

Что все происходящее завязано на нем, на Лесе, было ясно с самого начала. Лес всегда умел дать понять. Все, что считал нужным.

И в конце концов, после мучительных лет проб, ошибок, сопоставлений и выводов стало очевидно: это единственный, пускай бессмысленный на первый взгляд, но компромиссный вариант; только так и возможно договориться.

Чтобы раз в полгода в условленное время уходили в Лес тринадцать человек.

И двенадцать – как правило, возвращались назад.

Тонкие серебристые иглы усеивали землю, гася до полной беззвучности шорох шагов. Лес потемнел и сгустился, прямо над головами качались разлапистые ветки с живыми иголками, похожими на пучки седых волос. Эппл пригибалась, забирала в горсть под подбородком скользкие края капюшона. Другую ее руку крепко сжимал в ладони папа. А Нед шагал где-то впереди, и держаться, как уговаривались, рядом с ним у Эппл никак не получалось.

– Не устала?

Почему все спрашивают одно и то же?

– Нет.

– Скоро придем. Ты леску не забыла?

– Взяла. Точно взяла.

– Молодец.

Там, на поляне, худощавый с Недом заспорили было, куда именно идти, мнения разделились на несколько разновекторных и равноправных направлений, папа повысил голос, – но потом как-то сразу договорились, устаканили, согласовали маршрут. И теперь шли молча и целеустремленно, в ритмичном, ударном темпе. Прямо в темнеющую переплетением ветвей непролазную чащу впереди. Где уж точно не поможет никакая шапка.

– Папа?.. – спросила Эппл.

Дома с ним теперь совсем не получалось поговорить. Но здесь, в Лесу, наверное, можно попробовать.

– Да, Эппл?

– Скажи мне: а почему мы не улетели отсюда? В смысле, не только мы, вообще люди? Сразу, как только…

– Когда началась эпидемия, колония подпала под Закон о карантине, – он отвечал ровно, однако уже с отзвуком раздражения в голосе. – И поставили одностороннюю блокаду. Ты не знала?

– А раньше? Как только поняли, что Лес?

– Что – Лес?

Она обвела рукой вокруг в беспомощном, ничего не объясняющем жесте. Случайно коснулась шерстяными кончиками пальцев низкой ветки, поспешно отдернула руку, и ветка закачалась, по серебристым иголкам пробежали маленькие волны.

– Ну, Лес… Что он разумный, чужой. Что он против и не пустит.

Папа то ли вздохнул, то ли усмехнулся: по звуку не понять, под капюшоном не разглядеть. Покрепче перехватил ее руку.

– А кто видел колонии, где нас бы ждали, хотели, пускали к себе с раскрытыми объятиями? Так не бывает, Эппл. В пригодных для жизни местах она всегда уже есть, жизнь. И для того, чтобы поселиться на чьей-то земле, надо сначала ее победить. Иногда это получается быстро, безболезненно и даже гуманно. Иногда не очень.

– Но, папа, а почему…

Сверху раздался треск, оглушительный, как взрыв. Мужчины разом остановились, отшатнулись, отступили назад, пригибаясь и прикрывая головы. Папа прижал Эппл к себе, заслонил ее затылок ладонью. Звук приближался к земле, пунктирный, словно автоматная очередь. И внезапно погас, будто задохнулся в мягком слое ваты.

Под ноги Эппл подкатилась по серебряной подстилке громадная, с мужской кулак, черная узорчатая шишка.

– Здесь, – сказал один из них.

– Точно? – недоверчиво спросил кто-то другой и тут же ответил, возражая сам себе: – Здесь.

С этого момента они начали двигаться четко и слаженно, похожие на детали работающего механизма, с которого сняли кожух.

Одновременно сняли рюкзаки.

Сбросили дождевики.

Поправили шапки.

Нагнулись, присели на корточки, пошарили в рюкзаках и выпрямились, сжимая каждый по мотку лески.

– Эппл! – прикрикнул папа.

Она отвлеклась, задумалась, наблюдая за ними, а должна была, наверное, проделать то же самое. Путаясь в лямках, завязках, застежках, потом в бесчисленных внутренних карманчиках, наконец, выудила эту проклятую леску, запутавшуюся, сползшую с катушки кольцами, поспешно перемотала, выпрямилась, встала в широкий круг вместе со всеми.

Напротив Неда.

Он увидел ее – как будто впервые. Подался было вперед. Шевельнул губами.

И тут все внезапно развернулись на сто восемьдесят градусов.

Спинами друг к другу.

Лицом к Лесу.

Эппл снова притормозила, отстала, не сразу поняла, что делать, а потом, искоса глядя на папу, принялась поспешно нагонять, лихорадочно торопиться, а затем уже двигаться в одном ритме и порыве с ними.

Вверх-вниз-вбок-вниз-на себя-вверх-вбок-вбок-наоборот…

Хаотичные и странно синхронные движения.

Полупрозрачная пластиковая паутина.