Виктор Сапарин - День Зои Виноградовой (сборник)

— Прибавьте напряжение.

Так, — сказал Козырев. — Хорошо.

…Где-то там, на противоположном конце земного шара, созданное людьми сердце бьется в нормальном ритме, которого не знало больное сердце Ансельмо. Ему не просто продлили существование. Он будет жить новой, настоящей человеческой жизнью. Он сможет получить все, чего был лишен из-за того, что родился обделенным природой.

Сергей готов ликовать на весь мир. Но тут он вспоминает историю с Козыревым, и настроение его падает. Конечно, он еще молод и некоторые критерии жизни только вырабатывает. Но, на его взгляд, Гавана, Варшава и Алжир могли бы и не взваливать тяжесть ответственности именно на Козырева. Этот упавший скальпель стоит до сих пор перед глазами Сергея. И Козырев, с какой бы точки зрения ни взглянуть, имел полное основание… Хотя, впрочем, что значат все основания и права в таких случаях?! Он, Сергей, на месте Козырева поступил бы так же. Но что он, Сергей, должен сделать сейчас на месте Сергея?

Он вызывает Варшаву. На экране появляется худощавый человек с большой залысиной. Сергей узнает знакомого по фото хирурга Консовского.

— Я видел только что операцию, — говорил Сергей. И задает вопрос прямо в лоб: — Скажите, почему поручили делать ее Козыреву?

Брови Консовского чуть-чуть поднимаются.

— Козырев был необходим сегодня…

— А если бы?

— Что если бы? — спокойно переспросил хирург.

— С Козыревым случилось что-нибудь?

Консовский секунду разглядывает юношу.

— Вы что, не знали, что Ансельмо оперировал не один Козырев? удивляется он. — Вы недавно работаете в Службе здоровья?

И затем терпеливо поясняет:

— Изображение Ансельмо передавалось в Гавану, Варшаву и Алжир. И мы работали вместе с Козыревым. Он больше нас продвинулся в теоретической разработке задачи, он первоклассный хирург и поэтому делал самое трудное. Но когда нужно было, мы подменяли Козырева, а последние пять минут перед самым решающим ходом работали без него. Козыреву необходимо было дать отдохнуть и собраться с мыслями. И те хирурги, что находились непосредственно у Ансельмо, тоже принимали участие в работе. Вообще такую операцию не в состоянии осуществить один человек! Ведь мы, в сущности, решали научную проблему…

Теперь, наконец, Сергей начинает понимать, что означали паузы в работе Козырева. Операция шла беспрерывно! И если бы случилось что-нибудь с Козыревым, его тут же подменили бы. Служба здоровья сделала все, что можно, чтобы спасти Ансельмо.

Но что она сделала для Козырева?

Ответ на этот вопрос мог дать только Савостьянов, руководитель Сибирского центра здоровья.

К нему и направился Сергей, закончив вахту.

— Я не понимаю, — горячо заговорил Сергей. — Раньше были доноры, которые жертвовали кровь для спасения других. Наука ушла вперед, и заменитель крови изготовляется искусственно. Сегодня Козырев отдал часть своей жизни Ансельмо. И люди согласились с этим! Ведь всем отлично известно, что у Козырева сердечная болезнь. Состояние его, может быть, даже более безнадежное, чем было у Ансельмо. Он проводит в санатории две недели каждого месяца. Но разве это выход? Где серьезная, настоящая забота о Козыреве? Как об Ансельмо! Неужели нельзя было избавить Козырева от такого тяжелого испытания?

Савостьянов задумывается.

— Как об Ансельмо… А вы знаете, в чем заключалась ошибка с Ансельмо? — спрашивает он.

Сергей удивлен. Ему казалось, что с Ансельмо все обошлось исключительно удачно.

— Там была ошибка?

— Да. — Савостьянов говорит твердо. Глаза его смотрят прямо в глаза Сергея. — Козырев хотел выиграть время, чтобы найти способ исцеления Ансельмо. И он прописал Ансельмо абсолютный покой. Ансельмо сказали: не двигайся, не волнуйся, не думай ни о чем. Ему определили жизнь без всяких стимулов. И сердце его ослабело! В этом и заключалась ошибка. Будь у Ансельмо цель в жизни, какая-то определенная задача, посильная для него, я убежден: он прожил бы еще год без операции.

Очевидно, удивление не сходило с лица Сергея.

— Вы сомневаетесь? — спросил Савостьянов и продолжал: — Что такое жизнь? — Савостьянов положил руку на плечо Сергея. — Для кибернетической машины — постепенное изнашивание ее частей. Биологическая жизнь — обмен, питание клеток… А жизнь человека? — Савостьянов отнял руку, сжал пальцы в кулак. — Все ее богатое содержание! Прежде всего человеку нужно счастье работы. И у него должна быть цель! Такая цель, что ради нее можно рисковать или даже жертвовать жизнью. Козырев потому и занялся новыми областями хирургии, связанными с деятельностью сердца, что хотел смягчить участь больных, считающихся, подобно ему, безнадежными. В этом для него смысл жизни, главный ее стимул. Продлить Козыреву жизнь — пусть даже в биологическом смысле — можно, только не выключая его из жизни общечеловеческой. Вот почему я высказался за то, чтобы он участвовал в сегодняшней операции. Конечно, я наблюдал с помощью приборов за Козыревым во время операции не менее пристально, чем он за состоянием Ансельмо. И роботы дежурили, чтобы сразу прийти на помощь Козыреву, прежде чем кто-либо из людей успел бы перешагнуть порог операционной.

Открытия свалились на Сергея одно за другим. Оказывается, Козырев для Савостьянова своего рода Ансельмо. И Савостьянов борется за жизнь Козырева своим методом.

— А риск все-таки оставался? — тихо спросил Сергей.

— Оставался, — признал Савостьянов. — Но, — он пожал плечами, — что ж поделаешь. Другого выхода, в сущности, ведь и не было. Козырев, как вы сами понимаете, знал, что он больше других может сделать для спасения Ансельмо. Представляете, с каким сознанием жил бы он, если бы операция без его участия окончилась неудачно. Вы могли бы со спокойной совестью обречь человека на это?

— А если бы операция прошла неудачно при его участии?

— Сегодня многое было поставлено на карту, — сказал Савостьянов. Он на минуту задумался. Сергей заметил, что рука его чуть вздрагивает. Да, сегодня, кажется, многим пришлось поволноваться. — Но я не жалуюсь на жизнь. И, между прочим, продолжительность жизни людей на нашей планете увеличивается от года к году. Десятки различных и всем известных факторов способствуют этому. Вы не найдете среди них только одного ничегонеделанья. Мы не машины… Словом, я не обещаю вам жизнь без забот. Ну, что, вы не раздумали работать в Службе здоровья?

— Нет, — твердо ответил Сергей. — Мне начинает нравиться.

«Хорошо машинам, — вспомнил он. — Нет, людям интереснее…»