Артур Кларк - Земная империя

«А я-то тут при чем?» – не без раздражения подумал Дункан. Уже не в первый раз (и явно не в последний) он ощущал давление всей тяжести запутанной терранской истории. Колин, с его знанием прошлого и интересом к истории, сразу догадался бы, куда клонит сэр Мортимер, но Дункану оставалось лишь недоумевать.

– Я имею в виду проблемы наследования. Можете ли вы быть уверенным, что после вашей смерти ваша династия продолжится в желаемом для вас направлении? Такой гарантии нет ни у кого, но можно исправить положение и избегнуть случайностей, оставив миру точную копию себя…

Некоторое время, словно забыв о разговоре, генетический хирург что-то листал на своем дисплее.

– Египетские фараоны предпринимали героические попытки оставить точные копии самих себя. Они добились максимума того, что можно сделать без науки такого уровня, которым располагаем мы сейчас. Поскольку они считали себя богами, а боги не имеют права жениться и выходить замуж за смертных, они брали себе в мужья и жены своих братьев и сестер. Иногда потомство оказывалось гениальным, иногда нecло в себе то, что мы бы сейчас назвали признаками генетического вырождения. Фараон Эхнатон, о котором я упомянул, унаследовал и то и другое. Однако фараоны упрямо продолжали следовать своей традиции еще более тысячи лет пока – во времена Клеопатры – все не кончилось бесповоротно.

Если бы фараоны умели клонировать себя, они обязательно пошли бы по этому пути. Он стал бы лучшим способом сохранения чистоты династии и помог бы им избежать кровосмешения. Однако и клонирование – способ не идеальный. В нем отсутствует смешение генов. Эволюционные часы останавливаются, а это означает конец биологическою прогресса.

«К чему все эти длинные рассуждения?» – без конца спрашивал себя Дункан. С первой минуты их разговор с Кейнсом пошел совсем не так, как он ожидал. Он рассчитывал быстро обсудить технические детали и договориться о времени. Надеялся, что все произойдет так, как было тридцать лет назад у Колина и семьдесят лет назад у Малькольма. А теперь знаменитый хирург, сотворивший больше клонов, чем кто-либо на Земле, пытается отговорить его от этой затеи. Внутреннее раздражение становилось все ощутимее.

– Я не против клонирования, когда оно помогает устранить генетический дефект,- продолжал хирург- Но в вашем случае такое невозможно. Думаю, вы об этом прекрасно знаете. Когда вас клонировали из клеток Колина, это было всего лишь попыткой продолжить вашу династию. Ни о каком лечении не было и речи – только политические амбиции и личное тщеславие. Ваши, так сказать, предшественники были убеждены: они делают это ради блага Титана. Не мне судить; возможно, они были абсолютно правы. Мне очень жаль мистер Макензи, но я больше не берусь играть роль Бога. Это все, что я могу вам сказать. Надеюсь, ваш визит па Землю доставит вам массу приятных впечатлений. Прощайте

Дункан сидел с раскрытым ртом, уставившись в погасший экран. Мортимер Кейнс отключился столь резко, что он даже не успел попрощаться, а главное – передать привет от Колина. Отец всегда с большим уважением отзывался об этом человеке. Неудивительно: ведь Кейнс создал их обоих.

Дункан все еще не мог прийти в себя. Разговор с Кейнсом больно его задел. Разумеется, можно найти других специалистов, однако до сих пор такое даже не приходило ему в голову. Сейчас же он чувствовал себя сыном, от которого только что отрекся собственный отец.

Что-то тут не так. И вдруг Дункана осенило. Он говорил не с прежним Кейнсом. Сэр Мортимер клонировал себя, и клон оказался неудачным.

Гипотеза Дункана была оригинальной и в поэтическом верной. Жаль, что во всех остальных смыслах она никуда не годилась.

К счастью для Дункана, он испытывал все меньше благоговейного трепета, попадая в знаменитые центры терранской культуры. Они продолжали удивлять и восхищать его, но колониальный комплекс неполноценности уже не властвовал над ним так, как в первые дни. Дункан мысленно похвалил себя за быструю адаптацию: десять дней назад на этом приеме ему было бы очень неуютно.

Он успел побывать на нескольких встречах, но нынешняя заметно превосходила их своим размахом. Кажется, ее устраивало Национальное географическое общество… Нет, та встреча будет только завтра. Устроителем сегодняшней был какой-то Фонд Конгресса, собравший в мраморных залах не менее тысячи приглашенных.

– Если на нас вдруг рухнет крыша, Земля будет метаться, точно обезглавленная курица,- подслушал он чью-то вскользь брошенную фразу.

Впрочем, наверное, это была просто шутка. Национальная галерея искусств стояла уже более трехсот лет, а многие из собранных там шедевров имели и вовсе почтенный возраст. Ценность этих скульптур и картин вообще не поддавалась исчислению… «Жиневра де Бенчи» кисти Леонардо, «Давид» Микеланджело, «Вилли Моэм, эсквайр» Пикассо[19]. «Mapсианский рассвет» Ленинского были, пожалуй, самыми знаменитыми сокровищами музея. Голограммы этих произведений были доступны на любой планете Солнечной системы и позволяли рассматривать их в мельчайших деталях. Но никакие, даже самые технически совершенные копии не moi ни сравниться с подлинниками. Казалось, рядом с полотнами и скульптурами незримо витают души их давно умерших творцов. По возвращении домой Дункан теперь мог бы хвастаться друзьям:

– Представляете, я стоял всего в метре от подлинника Леонардо.

Дункана поражало, что здесь он может разгуливать среди такой толпы, оставаясь неузнанным. На Титане это было бы просто невозможно. А в залах Галереи искусств едва ли найдется десять человек, которым знакомо его лицо. По меткому замечанию Джорджа Вашингтона, Дункан оставался одной из главных неизвестных знаменитостей Земли. Исключая непредвиденные события, такое положение сохранится до самого дня четвертого июля, когда он обратится к миру с приветственной речью. Наверное, оно сохранится и после торжеств, ведь лица и имена быстро забываются.

Однако Дункан не собирался скрывать, кто он и откуда. К его одежде был прикреплен специальный жетон с надписью: «ДУНКАН МАККЕНЗИ, ТИТАН». Крупные буквы хорошо читались даже издалека. Дункан посчитал невежливым поднимать шум из-за «подаренного» ему второго К. Подобно деду, он давно утратил желание спорить по поводу написания их фамилии.

На Титане такие жетоны были бы излишними; здесь же они являлись абсолютной необходимостью. Развитие микроэлектроники сделало достоянием истории две проблемы, которые вплоть до конца двадцатого века оставались неразрешимыми. Простые идентификационные жетоны можно было ввести гораздо раньше, но тому мешали старинные правила приличия. Вторая проблема решалась сложнее: даже если знаешь, что нужный тебе человек находится среди приглашенных, как найти его в многочисленных залах и коридорах?