Артур Кларк - Солнечная буря

Перселл поинтересовался:

— А вы летали на этом старичке, сэр?

— Нет-нет, — покачал головой Николаус. — Несколько лет назад забрался внутрь списанной модели в музее.

— Это, случайно, был не тот самолет, что стоит в Даксфорде? А знаете, я ведь летал на «Конкорде», пока его не сняли с авиалиний в конце прошлого века. Я работал пилотом в старой доброй компании «Британские авиалинии». — Он почти заигрывающе улыбнулся Мириам и пригладил свои серебряные седины. — Вы, наверное, считаете, что я — совсем старик. Но космоплан — совсем другая «птичка». «Боудикка» перевозит людей, но изначально предназначалась для перевозки грузов. На самом деле основная часть веса корабля — ракетное топливо.

— Вот как? — немного нервно переспросила Мириам.

— О да. Из трехсот тонн общего веса только двадцать — это груз. И почти все это топливо мы израсходуем для того, чтобы улететь от Земли. — Он бросил на Мириам заботливый взгляд. — Мэм, я не сомневаюсь в том, что вам высылали ознакомительные материалы. Вы же понимаете, что обратно из космоса мы будем возвращаться с выключенными двигателями? Возвращение на Землю заключается не в трате энергии, а в ее сбросе…

У Мириам совсем не было времени для того, чтобы ознакомиться с содержимым пухлого пакета с документами, но то, о чем только что сказал пилот, ей было известно.

— В общем, мы — просто-напросто летающая бомба, — резюмировал Николаус.

Даже делая скидку на его волнение, Мириам не ожидала, что он ляпнет что-то подобное.

Перселл едва заметно прислушался.

— Я предпочитаю считать, что мы несколько умнее бомбы, сэр. А теперь, если позволите, я ознакомлю вас с порядком действий на случай чрезвычайных происшествий…

Инструктаж не добавил спокойствия. Одна из процедур, осуществлявшаяся в случае декомпрессии, заключалась в том, что пассажира помещали в герметичный мешок и он становился беспомощным, как хомячок в пластиковом пакете. Смысл состоял в том, что астронавты, облаченные в скафандры, переправят человека, засунутого в надутый воздухом мешок, на борт спасательного корабля.

Капитан Перселл улыбнулся. Это была улыбка опытного пилота, желающего приободрить своих пассажиров.

— Госпожа премьер-министр, мы больше не относимся к нашим пассажирам как к детям. Безусловно, сделано все возможное для вашей безопасности. Я бы мог ознакомить вас с графиком полета, рассказать, как славно потрудились наши инженеры над тем, чтобы закрыть то, что они так неромантично именуют «окнами невыживаемости». Но этот космоплан — детище относительно молодой отрасли техники. Нужно просто немножечко рискнуть, как мы говаривали в наше время, — а потом устроиться поудобнее и наслаждаться полетом.

За это время закончились все наземные приготовления. На стенах и потолке развернулись большие софт-скрины и озарились светом дня. Неожиданно у Мириам создалось такое впечатление, будто она сидит в корабле, с которого сорвали обшивку, и видит перед собой длинную взлетную полосу.

Перселл начал пристегиваться к креслу пилота.

— Пожалуйста, любуйтесь видами — или, если вы пожелаете, мы можем выключить экраны.

Мириам осведомилась:

— А вы разве не должны находиться в кокпите?

Перселл окончательно опечалился.

— В каком кокпите? Боюсь, мэм, времена переменились. В этом рейсе я — капитан. Но «Боудикка» летает сама.

Все дело было в экономичности и надежности: автоматизированные системы управления обходились дешевле, их было проще поддерживать в рабочем состоянии, чем человека-пилота.

«Просто люди инстинктивно боятся доверять машинам на все сто процентов», — подумала Мириам.

А потом вдруг настало время старта. Большущие моторы, установленные на крыльях, заработали, и космоплан затрясся. Невидимая рука прижала Мириам к спинке кресла — и «Боудикка», словно кем-то брошенное копье, помчалась по взлетной полосе.

— Не бойтесь, — послышался голос Перселла, пытавшегося перекричать рев двигателей. — Ускорение будет не страшнее, чем на «американских горках». Наверное, поэтому мне еще позволяют летать. А уж если это способен выдержать такой дряхлый старикашка, то вы уж точно переживете!

Без дальнейших церемоний «Боудикка» оторвалась от полосы, задрала нос и взмыла в небо.

Внизу раскинулся Лондон.

Ориентируясь по сверкающей, словно бы хромированной ленте реки, Мириам отыскала взглядом Вестминстер, стоящий на берегу Темзы в том месте, где река делала резкий изгиб. Говорили, будто бы именно в этом месте Темзу впервые пересек Юлий Цезарь. Корабль поднимался все выше, и стала видна панорама Большого Лондона — километры и километры домов и заводов, колоссальная территория, застроенная бетоном и кирпичом, залитая асфальтом. Весенним утром аллеи в пригородах выглядели, будто цветочные клумбы, усыпанные кирпично-красными цветами, сияющими на солнце. Было видно, как улицы собираются в маленькие узелки. Это остатки древних деревень и ферм, стоящих на этих местах еще со времен саксов, вплелись в урбанистический ковер. Мириам выросла во Франции, в сельской местности, и, несмотря на свою карьеру, городскую жизнь недолюбливала. Но Лондон с высоты, на взгляд Мириам, был необыкновенно красив, хотя никто никогда и не занимался его планировкой с этой точки зрения.

Космоплан набирал высоту, и стал виден купол, периметр которого постепенно окружал сердце мегаполиса. Грандиозные кружевные конструкции были призваны защитить все эти исторические слои. Мириам радовалась тому, что купол строится. Она проникалась все большей любовью к огромному беспомощному городу, распростершемуся внизу, и чувствовала, что обязана спасти его от грядущей катастрофы.

Вскоре Лондон исчез за облаками и дымкой. Мириам устремила взгляд вперед. Цвет неба вместо темно-синего стал лиловым и наконец — черным.

Озаренная светом, заливавшим космическую черноту, «Аврора-2», несомненно, представляла собой великолепное зрелище.

«Правда, великолепие уж очень сложное, несуразное», — подумала Мириам.

В отличие от «Боудикки» этот корабль не предназначался для полетов в атмосфере какой бы то ни было планеты — даже Марса и поэтому был напрочь лишен аэродинамического изящества и стройности, присущих космоплану.

«Аврора» чем-то напоминала жезл тамбурмажора. Корпус корабля представлял собой тонкую трехгранную спицу около двухсот метров длиной. При полете с ускорением самая большая нагрузка ложилась на эту часть корабля — его, можно сказать, «позвоночник». Но именно в этом направлении корабль отличался наибольшей прочностью, здесь его корпус был снабжен деталями из наноинженерного искусственного алмаза. К одному концу «позвоночника» крепились генераторы энергии, а среди них — небольшой термоядерный реактор и ионный ракетный двигатель, обеспечивавший небольшое, но постоянное ускорение на всем пути «Авроры» до Марса и обратно. Вдоль «позвоночника» располагались шарообразные топливные баки, антенны, плоскости солнечных батарей. Противоположный конец «позвоночника» венчал раздутый купол, внутри которого находились помещения для экипажа — жилые каюты, отсек управления, системы жизнеобеспечения. Где-то там, в окружении цистерн с водой, создававших дополнительную защиту, ютилось маленькое, тесное, толстостенное убежище, спасавшее от солнечных бурь. Именно там члены экипажа «Авроры» пережили худшие часы девятого июня две тысячи тридцать седьмого года.