Коллектив авторов - Страхослов (сборник)

Она скрепя сердце взглянула на упакованные вещи у двери – похоже, ее оптимизм не оправдался. Пошатываясь от слабости, ведьма встала и осторожно прошла в кухню, где открыла последнюю банку дорогого кошачьего корма. Красавица кошка была ей верной спутницей и одним из немногих ее друзей в этом мире.

Даррену не пришлось разбираться в путанице кнопок домофона и табличек с именами жильцов, чтобы найти нужную квартиру. Ведьма уже спустилась по лестнице и открыла дверь – она встретила Даррена еще до того, как он начал разглядывать имена на табличках.

Женщина с ребенком в коляске в ужасе перешла на другую сторону улицы: она увидела у двери дома молодого человека с безумными глазами и огромным разделочным ножом в руке. Впрочем, ее ужас быстро прошел, когда она достала из сумки телефон и отвела взгляд, вызывая полицию. Через мгновение она уже не помнила, кому собиралась звонить.

– Давай прогуляемся, – предложила ведьма, показывая дорогу. – Тут неподалеку есть парк.

Ее тело слабело с каждой минутой, но ей удалось добраться до ворот парка и пройти по обрамленной деревьями дорожке. Несколько целлофановых пакетов, подхваченных ветром, зацепились за ветви и трепетали, точно молитвенные флаги[170].

Даррен то следовал за ведьмой, то бежал перед ней, пританцовывая и двигаясь спиной вперед. Он с маниакальным упорством перечислял все, что сейчас сотворит с ней, – мол, как же она пожалеет о содеянном! Вскоре они дошли до лавочки, и ведьма устало уселась.

Даррен встал перед ней, широко расставив ноги: дыхание сбилось от злости, глаза широко распахнуты, в руке все еще зажат нож, который он умыкнул из кухни ресторана.

Ведьма посмотрела ему в глаза и склонила голову к плечу. Ее прекрасные юные глаза вдруг точно стали глазами старухи, и Даррен перестал сыпать угрозами. Замолчав, он отпрянул, но его пальцы еще крепче сжались на рукояти ножа.

– Что тебе нужно? – тихо спросила ведьма.

– Отмени его. Это еб. нное проклятье. Или что бы это нах. й ни было. Сними его с меня.

– Это невозможно. Все уже свершилось.

– Я тебя заставлю. Заставлю, клянусь! Я тебя зарежу! – Он замахнулся ножом.

Ведьма подняла голову, и ее древние глаза сузились.

– Разве ты не можешь жить так, как сейчас?

Даррен отер рот тыльной стороной ладони.

– Жить? И это ты называешь жизнью? Никто не знает, что я живу.

Ведьма задумалась, и тень улыбки скользнула по ее стремительно стареющим губам.

– Значит, ты свободен?

Фыркнув, Даррен отвернулся, но тут же снова посмотрел на нее.

– Свободен? Свободен в чем? А?

– Свободен поступать так, как тебе заблагорассудится. Никаких помех. Никаких преград. Ни осуждения, ни последствий. – Она подалась вперед. – Разве не в этом состоит основная цель тех, кто жаждет славы и власти?

В глазах Даррена плескались ненависть и страх. Он сделал шаг вперед, опять поднял нож.

– Да что ты, бл. дь, несешь?! Какая слава, если никто меня не помнит?

Ведьма внимательно смотрела на него.

Даррен почти рыдал.

– Я серьезно, – простонал он, всхлипывая. – Что мне сделать, чтобы снять это проклятие? А? Что мне сделать? Ты хочешь, чтобы я попросил у тебя прощения? Дело в этом?

Ведьма покачала головой.

– Извинения без раскаяния ничего не стоят. К тому же я не способна прощать, и нет у меня такой власти.

Даррен тяжело дышал.

«Вот оно, – подумала ведьма. – Время настало».

Она поднялась на ноги.

– Ты ненастоящая. Все это дерьмище ненастоящее. Я Даррен Лоури. Никто не смеет подставлять Даррена Лоури! – Даррен бешено затряс головой, занося нож еще выше. Слезы градом катились по его лицу, в голосе слышалось отчаяние. – Да кто ты вообще такая, тварь?! Еб. ная сдвинутая тварь, дерьма ты кусок! Я тебя просто выдумал! Вот в чем дело! Ты даже ненастоящая! Я это докажу!

Ее глаза, столь многое повидавшие на долгом веку, устремили взор к небесам – и закрылись навеки.

Не выпуская из руки окровавленный нож, Даррен спокойно прошел к воротам парка и свернул на центральную улицу. Выглядел он ужасно: голова, одежда и руки по локоть залиты еще теплой кровью, глаза блестят, лицо – точно багровая маска.

Остановились машины, закричали женщины. Кто-то поднял мобильный, кто-то указывал на юношу, бредущего к растущей толпе зевак. Он шел, пошатываясь и точно не понимая, где находится. Остановившись и выронив оружие, он будто в изумлении отер кровь с глаз и уставился на лица собравшихся.

Слова ведьмы все еще звенели в его ушах. Она не могла снять это ужасное проклятие. Она заслуживала смерти, она была чудовищем. Слабая, мерзкая тварь. Если она все-таки не привиделась ему, мир без нее станет лучше.

Но это неважно. Он свободен. Эта толпа позабудет о нем, как только люди разойдутся. Он будет жить среди них – невидимый, наделенный удивительной властью, способный поступать так, как ему заблагорассудится, – и никто больше не помешает ему заполучить то, чего он хочет, никто и никогда.

Даррен взглянул на симпатичную молодую девчонку, от ужаса зажавшую рот ладонью.

«Я могу трахнуть тебя, – подумал он. – Прямо здесь и сейчас, в любой позе, а потом ты забудешь. – Он посмотрел на громилу-качка, что-то кричавшего в свой мобильный. – Я могу убить тебя. Как убил ту тварь в парке. И даже если бы я сделал это прямо здесь и сейчас, и вы все увидели бы, как я убиваю человека средь бела дня, вы бы забыли об этом. Вы бы обо всем забыли».

И тогда Даррен засмеялся. Он упал на колени, обхватив руками залитые кровью плечи. Через минуту они все разойдутся, эта толпа тупых уродов, и тогда он решит, что делать дальше. Как воспользоваться этим проклятием. Раньше он всегда находил способ воспользоваться тем, что предлагала жизнь Даррену Лоури.

Он смеялся и тогда, когда полицейские повалили его лицом в асфальт и надели наручники, надавив коленом на спину и что-то вопя ему в ухо. Маниакальный смех все звучал.

Прошло четыре месяца с тех пор, как Даррена приговорили к принудительному психиатрическому лечению в исправительном медицинском учреждении, когда его врачу удалось совершить прорыв.

Мир быстро утратил интерес к вскоре сошедшим на нет заголовкам об актере, который якобы избавился от наркотической зависимости, а потом варварски зарезал какую-то бездомную старушку. Жертву так и не удалось опознать: было установлено, что по происхождению она из Восточной Европы, но в результате убийства тело было так изуродовано, что установить ее личность не представлялось возможным.

Имя Даррена упоминалось в прессе редко, если вообще упоминалось, а бледный комик-северянин стал политическим любимцем молодежи благодаря выходке, проделанной на транслировавшейся в прямом эфире церемонии награждения, во время которой комик оголился перед спонсировавшими мероприятие главами корпораций, продемонстрировав антикапиталистический слоган, написанный маркером на его гениталиях.