Коллектив авторов - Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Перевод с украинского А.Н. Дмитриева и О.В. Карповой

[307]

Истоки университетского образования в России уходят в XVIII век и генетически связаны с деятельностью Московского университета. Однако как система оно заявило о себе лишь в начале XIX столетия, с принятием в 1804 году первого общего устава российских университетов и учреждением на его основе в 1805 году, в дополнение к Московскому и Дерптскому, университетов в Казани и Харькове. С этого времени, по удачному наблюдению П.Н. Милюкова, начинается «связная история» российских университетов[308]. Как система, университетское образование предполагало прежде всего наличие сети университетов, в функционировании которых нормы и принципы организации учебной и научной работы имеют общее применение. После 1805 года сфера действия этой системы распространялась «вширь» в связи с открытием новых университетов: Петербургского (1819), св. Владимира в Киеве (1834), Новороссийского в Одессе (1865), Варшавского (1869), Томского (1888) и Саратовского (1907).

Законченный вид российская университетская система приобрела в 1890-е годы. До 1893 года в нее не укладывался Дерптский университет: до переименования в Юрьевский и проведения некоторых реформ он считался «особенным» – российским, но не русским, поскольку опирался на собственные уставы[309] и в структуре и организации учебного процесса, жизни и быте его профессоров и студентов было немало германских заимствований. Некоторые изъятия из общего университетского законодательства имел Варшавский университет, однако они касались главным образом управления этим учебным заведением и определения в него преподавателей; по своему назначению он именовался русским в нерусском «Привислинском крае».

Главнейшими факторами, определявшими жизнь и деятельность университетов в XIX – начале XX века, были общие университетские уставы. После 1804 года они вводились в 1835, 1863 и 1884 годах[310]; подготовка очередного устава, начавшаяся в 1902 году, не была завершена[311]. Кроме них министерством просвещения принимались постановления по частным вопросам университетской деятельности. В то же время эта деятельность развивалась под воздействием «университетского начала», т. е. усилиями университетской профессуры. Правительственное и университетское начала в поисках лучших форм и методов подготовки специалистов взаимодействовали, хотя иногда и конфликтовали между собой («дело» Петербургского университета 1820 года, «набег» попечителя Магницкого на Казанский университет в 1820-е годы, разлад между министерством просвещения и ректорами университетов в процессе подготовки устава 1884 года). Развитие университетского образования предполагало совместную работу правительственных сфер и университетской профессуры над решением вопросов жизни и функционирования университетов. К таким вопросам относились: совершенствование внутренней структуры этих учебных заведений и их факультетов, определение круга наук, формирующих специалиста того или иного профиля, развитие обучающего процесса, приобщение студентов к занятиям наукой, воспроизводство преподавательского корпуса. Историографическая традиция советского времени необоснованно и без тщательного изучения университетской сферы сводила ее историю к непрекращающейся, за исключением первых лет университетской реформы 1863 года, конфронтации университетов и царского правительства, рисуя образ последнего как врага университетского прогресса[312].

Поиски в кругу этих проблем предусматривали изучение не только собственного опыта, но и традиций университетов и университетской политики в странах Западной Европы. В преподавательских кругах ознакомление с зарубежной университетской жизнью шло естественным путем благодаря поездкам «в чужие края» «на вакационное время» и командировкам «с ученой целью». Со стороны же правительства кроме поощрения (за исключением времени 1848–1856 годов) этих поездок имели место и случаи прямой организации изучения западноевропейского опыта. Так было, в частности, при подготовке устава 1863 года, когда в длительную командировку с заданием ознакомиться с устройством университетов Германии, Франции и Швейцарии и дать материалы для нового российского университетского законодательства был направлен К.Д. Кавелин[313]. В 1860-е годы по указанию министерства просвещения профессорским стипендиатам, командируемым за границу, предписывалось изучать не только состояние науки в западно европейских странах, но и организацию и уровень преподавания ее в университетах. Однако было бы неверным рассматривать российскую университетскую систему как результат сплошного заимствования, в различных переплетениях и сочетаниях, германского и французского образцов[314]. Заимствуя приемлемые элементы из опыта Германии, Франции и частично Англии, университетская система России вырабатывала самобытное выражение. Последнее преломилось в факультетской структуре университетов (в России они не имели, кроме Дерптского, богословского факультета), организационном оформлении историко-филологического и специально-исторического образования, номенклатуре ученых степеней и более сложной, нежели в Западной Европе, процедуре определения в университеты преподавателей. Вопрос о соотношении национально-самобытного и иноземного в управлении и устройстве дореволюционных российских университетов, организации их учебного процесса существует и требует специального исследования.

Подготовка историков в университетах России XIX – начала XX века – формально это лишь часть университетской образовательной системы. По сути же дела она представляет важнейшую отрасль университетского образования ввиду особой роли, которая отводилась правительством истории как науке в деле «защиты устоев» и идейного воспитания общества. К 1917 году система университетского исторического образования России сложилась как классическая уже в том смысле, что ее базисные принципы оказались устойчивыми и долговременными. Пережив в 1920 – начале 1930-х годов своеобразный зигзаг, ее главные черты и элементы возродились и частью в первозданном, частью в развитом виде лежат в основе современного высшего исторического образования страны. Однако до сих пор опыт подготовки историков в «старых» университетах не стал предметом беспристрастной исследовательской разработки. Вопреки традициям дореволюционной «университетской историографии» советские историки все дальше уходили от изучения внутренней, академической жизни университетов, сосредоточивая внимание на их участии в общественном и революционном движении[315]; в силу этого университетский мир в публикациях представлен очень скудно.

Первое направление формирования системы исторического образования проявилось в тенденции придать ему более четкий статус в учебно-научной структуре университетов. По уставам 1804 и 1835 года, в полном соответствии с традициями германских и английских университетов и средневековыми представлениями о всеобъемлющем свойстве философии как науки, исторические знания вкупе с филологическими преподавались в словесном (первом) отделении философского факультета; вторым его отделением было физико-математическое. В связи с постепенным обособлением истории в кругу гуманитарных наук и самовыражением ее предмета неизбежно вставал вопрос о специализации исторического образования. Формально этот процесс начался с уточнения факультетской структуры университетов. Толчком для него послужило крайне негативное отношение к философской науке, распространившееся в конце 1840-х годов; шло оно от неприязни к философии как «рассаднику вольномыслия» самого Николая I. В 1849 году правительственным постановлением, санкционированным царем, была разрушена университетская кафедра философии[316], а в январе 1850 года в университетах упразднили философский факультет, преобразовав два его отделения в самостоятельные факультеты; словесное превратилось в историко-филологический[317]. Некоторые исследователи были склонны трактовать этот последний акт лишь в плане проявления реакционной политики «изоляции России от Западной Европы»[318]. На наш взгляд, ликвидация философского факультета, несмотря на ее связь с общей кампанией «потеснения» университетов, была совершенно необходима и совпала с процессом дифференциации университетских наук и образования. К тому же термин «философский» в названии факультета в середине XIX века выглядел анахронизмом, наименование это не соответствовало ни задачам факультета, вовсе не готовившего философов, ни кругу преподаваемых в нем предметов. Для российской университетской системы возведение словесного отделения в ранг историко-филологического факультета имело глубоко прогрессивное значение, поскольку оно позволяло придать подготовке историков и филологов большую профессиональную направленность и создавало условия для развития внутрифакультетской специализации. С 1850 года наличие в университетах России историко-филологического факультета, а он был создан и в «особенном» Дерптском университете[319], определяло их национальное своеобразие: в Германии и некоторых других странах Западной Европы универсальные философские факультеты существуют поныне. В 1855 году в Петербургском университете, на базе востоковедных кафедр Казанского, был открыт факультет восточных языков с кафедрой истории Востока; этот уникальный факультет наделил университетскую систему России еще одной отличительной чертой.