Полковник Магомед Джафаров (СИ) - Коллектив авторов

В описываемый мной период вся деятельность Горского правительства состояла в борьбе князя Капланова и Тапы Чермоева против Тарковского и его помощника ген. Халилова. Эта борьба, так как борющиеся были самыми сильными людьми в Горском правительстве, сводила на нет все усилия Горского правительства.

Со времени истории с турками и разрыва с Тарковским, как я уже сказал, я в дела не вмешивался и нигде не служил. Но, конечно, оставаться немым свидетелем происходящего я не мог. Общее положение с каждым днём становилось все более угрожающим для Дагестана. Появление на горизонте сильной Добровольческой армии принесло ему, без сомнения, новые испытания. Всюду были разговоры на эту тему. Принимая естественное участие в этих разговорах, я всюду определённо и резко высказывался против Горского правительства как группы болтунов и бездельников, которые обязательно приведут Дагестан к гибели.

Горское правительство, конечно, знало об этом, и было сильно против меня настроено. Но открыто против меня не выступало. В это время я особенно был близок к Джабраилу Дахадаеву. Мы часто встречались, выпивали вместе. Джабраил был совсем другим человеком, не таким, как его брат. Но в городе меня начали считать человеком, близким к большевикам.

Такие взаимоотношения продолжались между мной и Горским правительством довольно долго. Один случай вывел нас из этого равновесия.

Национализация и туркизация всего государственного аппарата, начатая турками, энергично продолжалась их наперсниками из Горского правительства. Разница была в том, что травля против русских, армян, грузин и других усилилась.

Особенно активно этот процесс шёл среди офицерства. Нас, дагестанцев, прямо выживали из полка, не считаясь ни с тем, что многие родились в Дагестане, и большие подвиги с полком совершили, и перед Дагестаном немало заслуг имеют. Так был выжит из полка несчастный Лалаев и много других.

Самыми дальновидными оказались грузины. Видя, что травля против них становится с каждым днём всё более невыносимой, они собрались, обсудили вопрос о своём дальнейшем пребывании в полку, признали его невозможным и решили все вместе уйти. Получив отставку, перед тем как разъехаться, устроили обычный прощальный вечер. На этот вечер были приглашены я и Алиханов как женатые на грузинках. У меня с ними были вообще хорошие отношения, которые благодаря моему отрицательному отношению к Горскому правительству и его работе только улучшились. Каким-то образом оказался приглашённым и Халилов. Может быть, он оказал им как помощник военного министра какую-либо услугу, а, может быть, потому, что как человек беспринципный и безвольный он им казался лучшим из всех мирных офицеров.

Когда уже хорошо подвыпили и языки развязались, Халилов, оказавшийся рядом со мной за столом, вдруг говорит мне, что как старый офицер и как старый мой товарищ он советовал бы и мне переехать в Грузию. Женитьба на грузинке даст мне возможность там хорошо сейчас устроиться, а здесь скверное отношение с правительством не обещает мне ничего хорошего. Отношение это становится все более явным, и как человек, пользующийся авторитетом и имеющий сторонников, я способствую разложению власти и облегчаю работу большевикам, чем, безусловно, принесу большой вред Дагестану. «Если же ты нам понадобишься однажды, мы тебя позовём».

Особенно эта последняя фраза меня взбесила. Я уже раньше понимал, что до сих пор я был каким-то орудием в руках других (более ловких людей). В это время к нам подошёл Алибеков, и в присутствии его я сказал резко: «Если я до сих пор и был таким, что в нужную минуту бросали в бой, а потом, когда наступал час использования добытым, оставляли в стороне, то этого больше не будет. На извозчиках вам ездить – мне ходить пешком, вам сидеть дома – мне идти в бой. Довольно, этого больше не будет. Никуда из Дагестана я не поеду. Я останусь здесь, и буду делать то, что сам найду нужным, а не вы».

Разговор на этом прервался. Халилов, видимо, сильно раздосадованный оборотом, какой принял наш разговор, скоро начал прощаться. Все пошли его провожать до дверей, он был здесь всё-таки помощником военного министра. Проходя мимо музыкантов, он приказал им идти домой, давая этим и нам понять, что праздник закончился. Это меня окончательно взорвало, и я угрожающе заявил Халилову: «Никуда не пойдут музыканты, а останутся здесь, пока мы не разойдемся”. И, обращаясь к вахмистру, отменил приказ Халилова и в свою очередь приказал ему и музыкантам оставаться. Халилов, видимо, заметил, что я взбешён, не стал спорить и ушёл.

Я обратился к музыкантам и сказал им, что мы здесь не для Халилова, а провожаем товарищей, с которыми много вместе пережили, и музыканты должны остаться, пока все не разойдутся, иначе они оскорбят товарищей. Музыканты, которые знали меня больше, чем Халилова, конечно, согласились со мной и заявили, что останутся хоть до утра.

Мы ещё долго продолжали пирушку. Наконец, все постепенно начали расходиться.

Генерал А.И. Деникин

Мы проводили домой наших жён и остались с Алибековым и музыкантами продолжать. Чем больше я пил, тем больше разгоралась обида, бешенство овладело мной. Все выпили и пошли с музыкой провожать Алибекова. То ли видя моё состояние, или будучи особенно в хорошем настроении, Алибеков сказал, что у него дома есть ещё четверть вина и надо угостить музыкантов.

Взяли четверть, послали ещё за вином, пошли к трубачам в казарму, сели там и пьём. Стало уже светать. Приходит дежурный офицер (мы с Алибековым в то время нигде не служили), извиняется и просит не поить всадников.

Я ему предложил пить с нами, если хочет, а нет – пусть идёт к своему полковнику-командиру и пусть тот попробует меня выгнать из казармы. Офицер смутился. Говорит, не пойдёт никуда. Будет с нами.

Допили вино, вышли опять на улицу. Трубачи нас провожают. Совсем утро. Проводили Алибекова, сыграли ему на прощание. «Нет, – говорит, – одного тебя не пушу. Я тебя провожу». А меня тревожит назойливая мысль, ищет выхода накопившееся бешенство. «Пойдём, – говорю, – только не прямо. Я поведу». «Ладно, – отвечает Алибеков. – Пошли. Музыканты за нами».

Остановились у дома Халилова. Крикнули “ура”. Музыканты грянули лезгинку. Кончили. «Похоронный марш», – командую. Удивились, но послушались. Унылые звуки похоронного марша встретили восходящее солнце. Кончили. Дальше дом Абдулл Бутая Нахибашева – пом. комполка. Остановились. Сыграли и ему похоронный марш. Алибеков в восторге. Публика таращит глаза. Идём дальше. Дом Тарковского.

Церковная площадь. Восемь часов утра. Весь город в движении. Остановились. Сыграли и Тарковскому похоронный марш. Собрались офицеры и уговорили меня уйти домой. Послушал их, отпустил музыкантов и ушёл домой.

Генерал В.П. Ляхов

То, что мне требовалось, было сделано. Скандал получился немалый.

Мне передали потом, что Халилов, услышав похоронный марш, сразу понял, в чём дело, и хотел выйти с револьвером. Хорошо, что не вышел. В том моём состоянии я бы его, безусловно, убил.

Скандал вышел действительно очень крупный. Весь город узнал о происшедшем. Толки ходили самые разнообразные. На другой день правительство решило наказать нас.

Тарковский или был против этого, или просто уклонялся дипломатически от прямого участия в нашем наказании. Распоряжения шли от имени его помощника – генерала Халилова. Первым подвергся наказанию Алибеков. Халилов послал к нему адъютанта, Алибеков дал себя арестовать и отправить на гауптвахту. Эта удача, видимо, ободрила его. Отправили Алибекова на гауптвахту, адъютант приходит ко мне и передаёт пакет. Читаю приказ отправиться на гауптвахту на столько-то суток.