Коллектив авторов - Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе

Многое в советском атомном проекте, как уже отмечалось, окутано тайной, но интересно отметить, что принципиальное решение о развертывании работ по созданию советской атомной бомбы было принято через одиннадцать месяцев после того, как Клаус Фукс начал передавать нам информацию о британских ядерных разработках и англо-американском сотрудничестве в этой области. То, что работы, по выражению И. Н. Головина, шли «ни шатко ни валко», можно объяснить только тем, что советское руководство во главе со Сталиным хотя и знало с самого начала, из донесений внешней разведки, от Фукса и от других источников, о ходе этих работ, советским исследованиям в этой области должного внимания не было уделено, так как до конца не представляло себе громадной разрушительной силы нового оружия. Сталин достаточно спокойно отреагировал на сообщение Трумэна на Потсдамской конференции не только потому, что непревзойденно умел скрывать свои подлинные чувства в переговорах с союзниками и противниками, а еще и потому, что атомная бомба была для него пока еще абстракцией. Настоящая гонка началась тогда, когда были получены первые ошеломляющие свидетельства трагедии Хиросимы и Нагасаки и, рискну предположить, переданные Клаусом Фуксом расчеты поражающего эффекта плутониевого заряда в Аламогордо и атомных бомбардировок Японии. Именно тогда советские ученые начали получать неограниченную поддержку, именно тогда зачастили правительственные представители и уполномоченные в Курчатовскую «Лабораторию № 1», именно тогда, как вспоминает И. Н. Головин, исчезли проблемы, связанные с трудовыми ресурсами, — ведомство Берии поставляло бесплатную и неприхотливую рабочую силу десятками тысяч — это горькая, страшная правда советского атомного проекта, и писать о ней нужно, если мы действительно хотим знать ее. Этот последний решающий этап атомной гонки был самым тяжелым и изматывающим. Советские ученые, как мы знаем, остановились на плутониевом заряде, и поэтому информация Клауса Фукса, который в Лос-Аламосе работал именно над этим проектом, была для нас воистину бесценной. И это нужно прямо признать, без всяких ложных соображений национального престижа и научного приоритета.

Покойный академик Андрей Дмитриевич Сахаров назвал вклад Клауса Фукса в создание советской атомной бомбы «огромным». Поэтому и нужно воздать ему должное.

Из неопубликованного интервью Клауса Фукса:

«…в моей жизни были события и поступки, которые я не скрывал и не собираюсь скрывать и которые я бы сейчас не сделал или сделал бы по-другому. В конце, как говорится, пути, глядя на 75 прожитых лет, хорошо видишь все ошибки, которые совершил за эти годы и которые можно было бы избежать. Но я глубоко убежден в том, что если твоя жизненная линия, несмотря на все ошибки' промахи и упущения, все-таки вела к какой-то раз и навсегда тобой выбранной цели, и если этой цели удалось достичь или, по крайней мере, максимально приблизиться к ней, и если на этом пути ты не растерял себя, не разменял на мелочи, не подличал, не унижался, не лез по трупам, расталкивая локтями других, и если сохранил в душе тот нравственный стержень, который на разных языках называется одним словом — совесть, то можешь смело считать, что твоя жизнь удалась…»

23 января 1963 года Ким Филби, корреспондент двух солидных лондонских еженедельников «Обсервер» и «Экономист» в Бейруте начал свой рабочий день как обычно с того, что отправился в отель «Нормандия», чтобы забрать поступавшие на его имя газеты и письма. Была и другая причина — пожалуй, даже более важная — для ежедневных посещений Кимом отеля «Нормандия». К полудню в баре отеля, ставшем неофициальным пресс-клубом для иностранных журналистов в Бейруте, собирались друзья и коллеги и за стаканчиком виски или джина обсуждали последние новости и слухи. За семь лет работы Филби в Бейруте эти встречи стали настолько привычным ритуалом, что Ким не мог даже подумать об отказе от посещения «Нормандии», несмотря на необычность предстоящего дня и зарядивший с утра проливной, холодный дождь.

Уходя из дома, Ким предупредил жену, что вернется к шести часам вечера и у них будет достаточно времени, чтобы переодеться перед ужином, на который они были приглашены к первому секретарю английского посольства Глену Бальфуру-Полю. Жена Филби, Элеонора, в домашних заботах, которые, кажется, совершенно одинаковы у всех жен журналистов и дипломатов, проживающих вдали от родных очагов и обремененных семьей и детьми, не заметила, как пролетел короткий, зимний день. Около пяти часов раздался телефонный звонок. Трубку взял младший сын Кима 13-летний Гарри. «Папа опаздывает. Он сказал, что придет прямо на ужин к Бальфурам», — прокричал он матери, которая что-то готовила на кухне.

К восьми часам вечера Элеонора отправилась в гости. К ее удивлению Кима у Бальфуров она не нашла. Прошло несколько часов. Ким так и не появлялся. Несмотря на попытки хозяев успокоить Элеонору, она была явно встревожена. Извинившись, она раньше других ушла домой. Но и дома Кима не было. В смятении и тревоге прошла ночь. Утром следующего дня, уже не зная что и думать о бесследно пропавшем муже, Элеонора Филби решила позвонить домой сотруднику английского посольства, который был известен ей как представитель «Сикрет интеллидженс сервис» в Бейруте, руководивший работой английской разведки в Ливане и прилегающих к нему странах Ближнего Востока. Это не был необдуманный шаг с ее стороны. Элеонора знала, что ее муж уже много лет является сотрудником СИС, что журналистская работа для него, говоря языком профессиональных разведчиков, всего лишь «прикрытие» для основной разведывательной деятельности.

Принадлежность Кима Филби к английской разведывательной службе не была секретом и для его друзей-журналистов. Об этом не было принято говорить вслух, но в разговорах «шепотом» этот факт постоянно и многозначительно подчеркивался. Ходили слухи, что Филби был далеко не рядовой фигурой в таинственной иерархии СИС и что его блестящая карьера пошла резко вниз в результате крупного скандала. Многие еще хорошо помнили об этом «шпионском деле», связанном с внезапным исчезновением в 1951 году двух английских дипломатов Дональда Маклина и Гая Берджесса, которые затем объявились в Москве, шуме в прессе и запросах в палате общин о причастности и роли Филби в этом деле и, наконец, благополучном завершении всей истории в 1955 году, когда министр иностранных дел Гарольд Макмиллан сделал в парламенте заявление, которое было расценено как полная реабилитация Филби. В свете всего этого исчезновение Кима Филби в Бейруте — само по себе чрезвычайное происшествие — приобретало еще более загадочный и значительный характер.

Резиденту английской разведки, к которому обратилась жена Филби, уже было известно о его исчезновении, хотя он также был в неведении по поводу того, как это произошло. Он обещал Элеоноре принять необходимые меры к расследованию этого странного происшествия, а несколько позже сам появился на квартире Филби с неожиданным визитом. Последующие двое суток ничего не прояснили в судьбе Кима Филби.

Утром третьего дня Элеонора отправилась в отель «Нормандия», чтобы просмотреть почту, в которой бывали и письма к ней. К ее большой радости, среди деловых писем она обнаружила короткую записку от Кима: «Не беспокойся. Со мной все в порядке. Я скоро опять напишу тебе. Скажи, что я уехал в длительную поездку». Элеонора проинформировала посольство о письме Кима. То же самое она сделала, когда получила еще несколько писем от мужа. Ким писал, что по заданию «Обсервер» он совершает поездку по странам Ближнего Востока и вернется не раньше, чем через две недели. Судя по конвертам, письма поступали из разных стран. Но — странное дело — в лондонской редакции «Обсервер» от своего корреспондента не получили никаких вестей.

Прошло больше месяца со дня исчезновения Филби, а его местонахождение так и не было установлено. На настойчивые запросы редактора «Обсервер» английское посольство в Бейруте давало невразумительные ответы. Более того, складывалось впечатление, что посольство постепенно теряет интерес к судьбе исчезнувшего журналиста и не проявляет рвения к поискам Кима Филби. В недоумении бейрутские друзья Филби — английские журналисты. Их попытки привлечь внимание к исчезновению коллеги почему-то не находили отклика редакций в Лондоне. Казалось, кто-то задался целью не допустить на страницы английских газет сообщений о происшествии в Бейруте.

Наткнувшись на стену молчания, редактор «Обсервер» был вынужден обратиться за помощью в министерство иностранных дел. Информируя об этом своих читателей, «Обсервер» только 3 марта 1963 года впервые упомянула об исчезновении Кима Филби. В ответ Форин офис сделал 20 марта официальное заявление, в котором говорилось, что запросы правительства Великобритании о местонахождении Кима Филби, сделанные в Бейруте и Каире, оказались безрезультатными.