Коллектив авторов - Источниковедение

В «Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» от 21 апреля 1785 г. указывается: «Собранию дворянства запрещается делать положения, противные законам, или требовании в нарушение узаконений под опасением за первый случай (т. е. за положения противныя законам) наложения и взыскания с собрания пени 200 рублей; а за второй случай (т. е. за требования в нарушении узаконений) уничтожения недельных требований…» (статья 49). Почти дословно с 49‑й статьей «Грамоты на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» совпадает 37‑я статья изданной одновременно с ней «Грамоты на права и выгоды городам Российской империи».

В связи с утверждением приоритета закона к концу века законодатель формулирует и новое требование – точности, буквальности воспроизведения законов и цитат из законодательных актов. В именном, данном генерал-прокурору указе от 7 апреля 1788 г. «О неотступлении сенатской канцелярии от предписанного образа при докладе…» подчеркивается, что присутствующие должны «основывать свои определения везде и во всех делах на изданных законах и предписанных правилах, не переменяя ни единой литеры не доложася Нам». А в начале XIX в., уже при Александре I, был издан именной, объявленный министром юстиции указ «Об означении при выписывании по делам законов точных слов оных без сокращения и малейшей перемены». Издание этого законодательного акта связано с казусом – разбором жалобы графини Потоцкой, когда было усмотрено, что неверное решение основано на частичном использовании цитаты из законодательного акта. В связи с этим император повелел, чтобы Правительствующий сенат «подтвердил повсеместно, чтобы при выписывании по делам законов означаемы были точныя слова оных без сокращения и малейшей перемены, изменяющей часто самый смысл».

Таким образом, к началу XIX в. окончательно утвердился приоритет закона как источника права. С этим связано стремление к восполнению пробелов в законодательстве, требование соблюдения законов и точности их воспроизведения при решении конкретных дел.

Изменение соотношения обычая и закона как источников права, утверждение приоритета закона – это основной, системообразующий признак, позволяющий говорить о начале нового этапа в истории российского законодательства. Он хорошо укладывается в принятое нами в качестве исследовательской гипотезы объяснение системы источников Нового времени. Закон, в отличие от обычая, не только, а часто и не столько фиксирует сложившееся положение дел, сколько моделирует будущую ситуацию. Приоритет закона складывается тогда, когда в обществе, и в частности у законодателя, появляется представление о социальной изменчивости в ходе исторического развития и зарождается мысль о возможности влияния на этот процесс.

Наряду с вышерассмотренным подходом, в котором единодушны не только по сути, но зачастую и по форме выражения мысли многие авторы, существуют и другие подходы к периодизации истории русского права, также приводящие к обособлению рассматриваемого периода. В частности, М. Ф. Владимирский-Буданов, который, как и другие авторы, отмечал утверждение приоритета закона начиная с XVIII в., давал общую периодизацию развития права, исходя из соотношения права государственного и частного. Он выделял три периода истории русского права: 1) «период земский (или княжеский) IX–XIII вв.»; 2) «период московский (правильнее – двух государств Московского и Литовского) XIV–XVI вв.»; 3) «период империи XVIII–XIX вв.»[258] Отмечая, что в первом периоде господствует обычай, во втором – обычай и закон в равной мере, а в третьем – закон, М. Ф. Владимирский-Буданов утверждал, что в первом периоде «начало государственное и частное слиты, как равносильные», во втором периоде «право государственное и частное постепенно обособляются, но прежнее смешение их обнаруживается в том, что в Московском государстве государственное право строится по типу частному», а в третьем периоде «государственное право стремится к полному очищению от примеси частно-правовых начал». Этот критерий начала нового этапа в истории законодательства (хотя, точнее, в истории права) также хорошо соотносится с принятой нами объясняющей гипотезой. Расхождение государственного и частного права свидетельствует о формировании не только государственного права периода империи, но и частного права Нового времени, что вполне соответствует складыванию взаимоотношений между личностью и государством в процессе эмансипации личности при переходе от Средневековья к Новому времени.

Утверждение приоритета закона приводит к постепенному установлению общего для законодательства Нового времени принципа «Незнание закона не освобождает от ответственности». Заметим, что этот принцип известен со времен римского права и зафиксирован в «Законах XII таблиц» (середина V в. до н. э.). Но не стоит рассматривать утверждение этого принципа в российском законодательстве в XVIII в. как рецепцию римского права, поскольку его появление связано с изменением соотношения обычая и закона как источников права и, в свою очередь, обусловливало развитие системы публикации законодательных актов.

Формула «дабы неведением никто не отговаривался» встречается уже в Уставе воинском, утвержденном 30 марта 1716 г. Петр I, обосновывая необходимость предпринятого им труда, в преамбуле к уставу замечает: «…за благо изобрели ино книгу Воинский Устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность, и обязан был своим званием, и неведением не отговаривался [выделено мной. – М. Р.]». И в именном, данном Сенату указе «О рассылке книг Воинского устава по корпусам войск, по губерниям и канцеляриям и о принимании его в основание, как по делам воинским, так и земским» присутствует эта формула, приводимая в обоснование необходимости тиражирования устава. (Вообще эта формула очень часто сопровождала указание на порядок публикации того или иного законодательного акта.)

Специально утверждению данного принципа посвящен именной, объявленный из Канцелярии полицеймейстерских дел указ «О наказании за преступления против публикованных указов» от 9 февраля 1720 г. Начинается он формулой «Великий Государь указал объявить всенародно». Такое начало в XVIII в. становилось обычным для тех указов, которые действительно должны были быть доведены до каждого подданного и в которых по этой причине более тщательно описывался порядок их публикации. Например, с такой формулы начинается именной указ «О мерах для искоренения воров и разбойников, о доносе об оных местному начальству под опасением за укрывательство тяжкого наказания» от 7 сентября 1744 г.

В указе «О наказании за преступления против публикованных указов» говорится: «В минувших годах, которые Его Величества указы о разных делах публикованы, и впредь публиковаться будут в народ, чтоб по оным исполнение чинили, как в тех указах предложено будет». Возможность исполнения указов жестко обусловливается их публикацией. Далее указом объявляется, что «кто в какое преступление впадет противу публикованным указам, а другой, ведая те указы, но смотря на других, то же станет делать или, ведая, не известит, тот будет без пощады казнен или наказан так, как в тех публикованных указах за преступление объявлено, не ставя то ему во оправдание, что смотря на другого чинил, чего ради надлежит всякому поступать по указам и хранить оные, и чтоб впредь никто неведением не отговаривался [выделено мной. – М. Р.]».

В целом же указанная формула так прочно вошла в систему публикации законодательных актов (подробно она описывается ниже), которая в рассматриваемый период регламентировалась наиболее тщательно, что мы не найдем отдельного упоминания этого принципа в законодательстве – пожалуй, за единственным исключением. 14 декабря 1819 г. был издан Таможенный устав по европейской торговле, параграф 446 третьей главы которого гласит: «Неведением закона никто, российский подданный, ни иностранный, оправдываться не может». Присутствие этой формулы в Таможенном уставе, по-видимому, рассчитано в большей мере на иностранцев, чем на российских подданных, которые к ней уже успели привыкнуть.

Законодатель устанавливал особую ответственность государственных служащих за незнание законов. Именным указом от 22 января 1724 г. «О важности государственных уставов и о неотговорке судьям неведением законов по производимым делам под опасением штрафа» предусматривались достаточно суровые меры наказания за незнание законов[259]. Но этим же указом устанавливался и весьма разумный порядок ознакомления с законодательством государственных служащих, который рассматривается далее в связи с вопросом о публикации законодательных актов.