Виктор Петров - Колумбы российские

— Ты хочешь сказать, что мы потратили целых два дня в этой вонючей юрте… два потерянных дня, идиот! Иди и седлай лошадей. Мы поедем сейчас же.

— Но вы все еще слабы!

— Иди и делай, что тебе приказано! — обрезал его Резанов.

Томори исчез.

Через несколько минут Томори появился с якутом, хозяином юрты.

— Лошади готовы? — спросил Резанов.

Якут подошел к нему и присел на корточки:

— Начальник, ты не понимаешь… Алдан — большая, глубокая река, и лед на ней еще тонкий. Ехать через реку нельзя. Надо ждать, когда лед окрепнет.

Резанов в нетерпении посмотрел на него.

— Мы поищем брод и переберемся на тот берег.

Якут покачал головой:

— На Алдане броду нет… глубокая река…

Резанов в отчаянии откинулся на что-то похожее

на подушку.

Томори подошел к нему:

— Не отчаивайтесь, барин. За эти несколько дней вы наберетесь сил, и как только дорога затвердеет, и Алдан крепко замерзнет, мы со свежими силами поедем…

Резанов провел в юрте якута две недели. За это время ударили крепкие морозы, и Алдан сковало прочным льдом.

20 октября Резанов и Томори осторожно перебрались на другой берег Алдана и направились к другой, еще более величавой сибирской реке — таежному гиганту Лене. Еще несколько дней в пути по заснеженной дороге, несколько часов сна в небольшой палатке и опять в путь. И, наконец, перед усталыми, изможденными путешественниками показалась замерзшая Лена, и на ее берегу они увидели постройки. Это был Якутск!

Можно себе представить изумление губернатора этого заснеженного города, когда ему сообщили, что в его изолированный от всего мира город, как снег на голову, свалился важный петербургский сановник. Он предоставил Резанову лучшие комнаты своего особняка.

— Вы совершили нечто совершенно невозможное, ваше превосходительство! — в изумлении воскликнул он, когда Резанов сообщил ему, что он прибыл верхом прямо из Охотска. — Никто и никогда на моей памяти такого путешествия не совершал, когда на реках еще не окреп лед… Совершить путешествие только с одним слугой, да еще в снежную пургу… не понимаю, как вам удалось перебраться через Алдан!

На следующий день после приезда Резанова в соборе отслужили торжественный молебен по случаю благополучного прибытия действительного камергера. Губернатор немедленно разработал планы официальных приемов в честь высокого гостя, но все это пришлось сразу же отменить, так как здоровье Резанова ухудшилось, и он, по настоянию врачей, слег в постель. На самом деле он был болен уже несколько дней, и только исключительное напряжение и необыкновенная сила воли, толкавшая его вперед, держали его на ногах. Здесь, в Якутске, в теплом, комфортабельном доме, окруженный вниманием и уходом, Резанов сдал. Ему пришлось провести в постели несколько дней. Он так ослабел, что не мог даже держать в руке пера, чтобы вести дневник или писать письма.

Прошло дня четыре, прежде чем Резанов почувствовал, что немного окреп. Он написал письмо своему старому другу графу Юрию Александровичу Нелединскому-Мелецкому, который, по слухам, получил назначение возглавить посольство ко двору китайского богдыхана. Резанов писал графу: «Возвратись из пределов северо-западной Америки сентября 15 в Охотский порт, имел я удовольствие слышать, что вашему сиятельству вверены пользы торговли у Двора Пекинского»…

Дальше он описал свои испытания в пути из Охотска в Якутск:

«Оставя судно Юнону, на котором пришел я в Охотск обратно, сентября 24-го пустился я в путь мой… по хребтам гор Охотских, не выходя с седла с утра до ночи, но позднее осеннее время заставило меня проезжать в брод реки льдом покрывавшиеся; разгоряченный весь день жестоким движением должен я был проводить ночи в снегу и до того простудился, что вдруг упал с лошади, был сутки без чувств и в таком состоянии привезен 7 числа октября на реку Алдан в якутскую юрту, где опомнясь наконец… принужден был дожидаться пока станет река, что случилось 20 и я тотчас переправясь через нее прискакал сюда 23-го, но здесь жестокий рецитив поверг меня в отчаянное положение. Я боролся с смертию и другой еще день как встал с постели, теперь жду снега и тотчас лечу к вам нигде на пути не мешкав»…

Описал графу он также и планы свои относительно торговли в Америке:

«План преобразования всей торговли с которым спешу я и в который входит торговля с американскими штатами и с Новою Калифорниею, которым успел я положить начала, и в последнюю совершил сам путешествие, столько важен, что необходимо должен я вашему сиятельству дать идею о пользах его, не на гадательности, но на опытах основанных… В числе теперешних спутников моих один только житель островов Сандвичевых».

Это письмо, написанное Резановым из Якутска 5 ноября 1806 года, было последним письмом с пути. Через несколько дней, дождавшись, когда установился санный путь по Лене, он опять помчался вперед, на этот раз в Иркутск — путь длиной более чем в тысячу верст.

Путешествие в возке на санях по замерзшей Лене было ничем иным как сумасшедшей гонкой. Закутавшись в тяжелые меховые шубы Резанов и Томори быстро неслись вперед. За ними следовал, не отставая, второй возок с двумя казаками, которых дал Резанову якутский губернатор не столько для охраны, сколько для престижа. Остановки в пути были короткими — несколько минут отогреться в теплой бревенчатой избе в небольшой деревушке на берегу Лены, выпить стакан или два горячего чаю — и дальше в путь. Оба казака только руками разводили. Им, всю жизнь прожившим в суровой Сибири и привыкшим к длинным поездкам в разные времена года, казалось невероятным, как важный петербургский сановник мог выдерживать такую гонку. Видимо, он не боялся ни холода, ни снежной пурги, что-то подстегивало его, и он, как завороженный, гнал себя и людей, что были с ним, вперед, все время вперед.

Внезапное появление Резанова в маленьких деревушках по пути следования наводило панику на жителей. Сановник ураганом налетал на них, пил чай, закусывал и так же молниеносно исчезал, подымая вихрь снежной пыли. После него оставались лишь воспоминания, казавшиеся сном, — их деревушку почтил своей особой не кто-нибудь, а один из ближайших советников царя. Воспоминания остались надолго, и с годами превратились в легенду.

Чем дальше двигался Резанов по Лене, тем становилось холодней. Как-никак, а наступали свирепые рождественские морозы! Замерзшая река выглядела, как бесконечная череда сказочных ледяных замков. По берегам могучей, заснувшей на полгода Лены высятся громадные ели, на ветвях которых висят пуды снега… Люди окутаны в клубы пара. Их дыхание сразу же превращается в густые клубы тумана. Морозный воздух стоит без движения. Ни одна ветка не шелохнется, нигде ни звука — гробовое молчание, и только мягкий шелест копыт лошадей, почти бесшумно бегущих по мягкому снегу, нарушает величавый зимний покой северной красавицы Лены.

Через несколько дней это ледяное спокойствие было нарушено. Пошел вдруг густой снег, сначала бесшумно, потом с северо-запада потянуло ветерком; ветер стал дуть сильнее и вскоре закружила страшная сибирская пурга, во время которой не видно ни зги. К счастью, невдалеке оказалась деревушка, и полузамерзшие путники смогли остановиться в одной избе, отогреться и провести ночь, чтобы переждать пургу. Если бы не этот вынужденный отдых, Резанов давно бы уже гнал вперед по замерзшей реке. Все, о чем он думал и что давало ему силы преодолевать препятствия, холод и голод, это были мысли о Конче и о солнечной Калифорнии.

Прошло еще несколько дней этой ужасной гонки в стужу, и перед глазами измотанных, дошедших до последней точки людей показались берега замерзшей реки Ангары, на берегу которой раскинулась столица Восточной Сибири — Иркутск. Длинный путь от Якутска, более тысячи верст езды на возке, наконец закончен. И опять, как и в Якутске, остолбенелый губернатор и высшие чиновники глазам не верили, увидя царскую придворную особу в их Богом забытом городе.

Иркутск, где он когда-то бывал и даже познакомился с девушкой, ставшей потом его женой, встретил его торжественно, так как обычно встречают особ царской семьи. Губернатор предложил ему лучшие апартаменты своего дворца для отдыха после тяжелого пути. Когда губернатор обмолвился о том, что его почетный гость пробудет в Иркутске до весны и когда установится хорошая, сухая погода, то он сможет возобновить свое прерванное путешествие, камергер вскочил, как ужаленный:

— Ваше превосходительство, — вскрикнул он, — вы, очевидно, меня не поняли! Мне необходимо, жизненно необходимо ехать дальше немедленно. Покорнейше прошу вас отменить все приемы в мою честь… Я отправляюсь дальше, как только закончу все дела, разберусь в бумагах и напишу несколько писем. Все это займет два или три дня, и дальше снова в путь, на этот раз в город Красноярск.